Собачьи кости под дубом
Шрифт:
Он понимал, что совершил ошибку, что такого больше не может повторяться, но каждый раз, когда он смотрел на свои работы, он хотел уничтожить их и уничтожить каждого, кто смотрит на них с нескрываемым отвращением. С каждым днем, росла его потребность повторить. Бессовестный змей, что вечно был заточен в клетку разума, холодной мысли, выбрался на свободу и теперь шипел на ухо: "Сделай это, сделай снова". Ричард сопротивлялся, пока что-то не начало ломать кости его души, возможно, это был тот же змей. Только когда мужчина понял, что еще немного и ему переломят хребет, он совершил это ещё раз. А затем ещё и ещё. Потому что кости его никогда не отличались крепостью.
Было
Жалость. Та что доставляет сердцу такую невыносимую боль, при каждой мысли о содеянном. Но он никуда не мог деться от самого себя. Ричарду некуда было бежать.
Маяковски чувствовал боль, каждый раз, когда стальное лезвие касалось чужой кожи. Несмотря на то, что он специально выбирал себе в жертвы таких девушек, о которых никто не будет беспокоиться. Тех, кого дома никто не ждет. Проститутки, алкоголички, наркоманки - они были отвратительны, но у Маяковски не было выбора. Он стал использовать своих жертв, как моделей, Ричард не мог иначе. Его фантазия угасала, жестокость, которую он отказывался увидеть в себе, убивала его дивный разум. С каждым днем он становился все менее и менее способным творить, не прибегая к моделям. Он был вынужден это делать. Он украшал мертвые тела цветами (в сочетании с кровью это выглядело прекрасно). Хризантемы, лилии, ирисы, розы - Маяковски не жалел на них средств. Но даже они не могли исправить всех тех изъянов на чужих телах. Слишком пышные формы, слишком заметная разница в длине членов (ведь человек по природе своей не симметричен), кожа неприятного болезненно-желтого оттенка... часто Ричард был вынужден изменять это все прямо на холсте. Он поддался, Маяковски теперь был не властен над собой. Он теперь зависел от желания, невероятного желания создавать прекрасное, при этом жертвуя уродством чужой жизни. Ричард знал, что поплатится за это, обязательно поплатится, но уже не мог отступить - в его голове господствовала ненависть.
Так проходит месяц, когда он снова встречает Марго. Он уверен, что прикончив её, он больше никогда никому не причинит вреда. Марго - будет последней жертвой. Ричард надеялся разделаться с ней быстро, боялся, что его найдут. Ведь Марго станут искать, в отличие от предыдущих жертв. Маяковски вообще не стоило бы связываться с ней, это слишком рискованно. Но мужчину это уже не волнует, не имеет значения, какие последствия повлечет за собой каждое его действие. Все, что он чувствовал - ненависть. Он ненавидел Марго, презирал, она была ему противна. И сейчас Маяковски думал лишь об одном, какая замечательная возможность избавиться от этой девушки раз и навсегда.
Но Бёрг спас случайный звонок. Это был её отец, он как бы невзначай решил дать Ричарду второй шанс и снова предлагал Маяковски работу у себя. Конечно же Ричард согласился на предложение Бёрга, ведь откажись он, то все подозрения после кончины Марго сразу падут на него. Ведь Ричард не дурак, он закинет Марго в подвал до поры до времени, и отправится к её отцу заметать следы.
Не пройдет и дня, как Вильям вызовет Маяковски к себе. "Марго пропала, Ричард, помоги нам найти её", - Вильям будет надрывно молить о помощи. Конечно, конечно же Маяковски будет помогать искать Марго. Он безумен, но не глуп.
***
– Они врываются в твой дом, переворачивают все верх дном, - Маяковски нервно сжимает руку в кулак, впиваясь ногтями в ладонь так, что костяшки на пальцах белеют.
– Я до сих пор не могу понять, где я допустил осечку, что её папаша нашел меня...
– Вас все равно когда-нибудь нашли бы, ни в тот день, так позже. Вы были из окружения Марго, - невероятное чувство грусти и тоски переполняет меня. Маяковски оказался не таким, как я себе его надумала.
– Да, возможно ты права...
Я смотрю на него и больше не вижу того, с кем начала разговор. Ричард разбит, если бы хоть кто-нибудь, хотя бы раз, обратил на это внимание, возможно, он не был бы здесь, обвиняемый в убийствах.
– Сколько их было? Девушек я имею в виду...
– Три, Марго стала бы четвертой, - Маяковски глядит на меня своими большими влажными глазами.
Я не знаю. Я сочувствую ему. Это неправильно, но что я могу с собой поделать? Душа разрывается на части. Почему я не переживала за Марго? Почему Маяковски тронул меня? Ребенок, он обиженный ребенок в теле взрослого мужчины.
Опускаю голову на стол, прижимаясь лбом к холодной поверхности. Я чувствую что устала, слишком много свалилось на меня за это время. Большая ответственность... груз ответственности давит на плечи. Я совершила много поступков, плохих или хороших, мне не ясно. Мелкая дрожь пробегает по плечам и шее, когда я чувствую, как пальцы Маяковски касаются моих волос. В груди с болью натягиваются все ниточки, когда я поднимаю взгляд на Ричарда и вижу его покрасневшие глаза. Он... сейчас заплачет?
– Надеюсь, что ты никак не связана с полицией. Обидно выйдет, - он усмехается и трет глаза, пытаясь избежать слез.
– Хотя какая теперь разница, - отмахивается он.
– Я не солгала Вам, я обещала, что никому не скажу, значит - я сохраню это в тайне.
Киваю мужчине и протягиваю ему раскрытую ладонь. Недолго он непонимающим, удивленным взглядом рассматривает её, а затем осторожно, словно боясь сломать, навредить, обхватывает своими большими руками. Они у Маяковски холодные, как у мертвеца.
– Я уверена, что Ваши работы лучше, чем о них отзывались, - это неправильно, я делаю то, что делать не должна в принципе. Он преступник, он не заслуживает ничего, кроме наказания, такого правосудие. Не так ли? Но что если правосудие это не просто наказание, что если это еще и прощение? Но как простить убийцу? Ненужно его прощать. Убийца не заслуживает прощения, но человек... человек заслуживает. Маяковски был и убийцей и человеком. И я хотела отнестись к человеку так, как он это заслужил. Художник - романтик, он ошибался, делал то, что делать не хотел и что не должен был. Ужасно, что все так вышло, что Ричард потерял над собой контроль, что так озлобился. Ужасно.
– Ты бы хотела увидеть их? Картины...
– на губах мужчины появляется легкая улыбка. Надежда. В его глазах надежда, в этой странной грустной улыбке - тоже надежда. Ричард ждет от меня того, чего он не дождался от других - понимания. Он считает, что я смогу понять его картины. Но что я могу? Чем я лучше остальных? Я не хочу его разочаровывать. Сдерживать себя больше нет сил, всхлипываю. Ядовитые слезы текут по моим щекам, словно ручейки, блестят в свете ртутных ламп. Я хочу понять, что с ними не так, что так отталкивает людей, что заставляет их так относиться к Ричарду.