Собирание игры. Книга третья. Петушки-Зазеркалье
Шрифт:
Люди должны оставаться детьми: нежными, учтивыми, доверчивыми и любознательными, как Алиса. И шалить! И Играть, всё время Играть! Даже с таблицей умножения и твоей зарплатой! Ну и своей… А иначе, пацаны, сыр, что мы едим, превратится в огромную крысу и сожрёт наш Мир за милую душу… За понюшку табака… Зафук! Ты не оправдал!… Ты не использовал возможность. Карета превратилась в тыкву… И нет шансов более… Яичко разбито! Ну-ну, что я… Давайка об Алисе ещё!»
Савва прикрыл глаза и прочёл по памяти:
И опять я сердцем с ней –
Девочкой ушедших дней,
Давней радостью моей!
Волнение и тепло медленно, грустно и растерянно растекалось по душе… Правильно-ламинарно… Черский подумал о чём-то… О ком-то… И вот одно имя, другое вызвало одну волну, другую… Имена-волны неправильно-турбулентно покатились по памяти…
Злата… Алина… Алиса… Виолонче… Альти… Млааа-да…
Савва Арсеньевич налил себе стаканчик и проговорил:
– За тебя, Алиса! – и добавил весело:
… На груди Алисы дамы засыпают,
Пир ещё не начали, нас не приглашают.
Так нальём в бокалы чернила и клей
И осушим их залпом за наших гостей!
Гости… Не много ли я гостей позвал… в поездку. В сочиняемое Зазеркалье… Хм… Голос каждого не передать… объёмно… А сам Додо? Ну так он на то и Додо! – Чарльз Лютвидж Доджсон… З-д-жжж… Ладно хоть «ю» затесалась… И «ь»… Или всё же Чарлз?… Рлзз!… Гости и свои, и чужие… Из любимых «чужих» книг… Значит – не чужие… «Китёнок» как-то говорил, что «голосов» в сочинении, в лейтмотивах… не должно… Да ясно! Повторялось уже… Да, да – не в курятнике же! Сюжетных две-три линии… И скрытые от читателя точки их взаимодействия! Всегда – тайна! Всегда – стереоэффект… Не плоско! Ассоциаций неясных подпустить…, трепета…, ожидания чего-то… И без «разобъяснений» школьных. Тайна всегда за пределами сочинения… И всякая попытка неполна… Ясно, ясно – «фуговая техника»… Это-то – да! Но моя природная дурацкая старательность… Ох, мешает! Ведь взял на вооружение те две цитаты, что люблю ещё со школьных лет, с Дюма и Жюля Верна:
«Тайны – единственное, что может сделать для нас современную прозу увлекательной и загадочной»… Ха, я тут в Оскаре одно словечко поменял… Ха, не надеясь на «Оскара»!
«Чем менее сюжетная история правдива, тем больше она доставляет удовольствие»… Хм, и тут, у Френсиса… Тут добавил словечко… По свойски… Свои же пацаны… Да и непосредственное нахальство приятней посредственной прилежательности… Фу, словечко то какое… К кому прилечь-то?
Теперь Веничка… Мой нежный, деликатнейший бичуган… Бывший интеллигентный человек, оставшийся верным своей интеллигентности даже в маргинальном панцире… Пусть! Пусть в чемодане алкоголь, но ведь в душе – васильки и нега! Он даже не обозлён на всех этих уродов, загнавших его в «подполье» жизни! А может ему в кайф быть иноходцем, посторонним? Что точно – ему в кайф быть Одиссеем! Свободным шлимазлом! Да, ему хронически не везёт в жизни! А что, Поэту должно везти? Дааа… Вот тут и зарыта «моя собака»! Та, что стережёт моё вдохно… И вдох, и выдох караулит, падла! Я-то буржуазен вдоль и поперёк! Я хочу быть везунчиком, хочу успеха… Славы! Такой не годиться в Поэты! Нет!
Впрочем… Отчаяние у каждого своё… И Мечта – своя… И Вера… И Дар… И Путь…
«До самого красивого никогда не дотянешся!».
Разве ты, Веничка, этого не знал?
– Да знаююю, конечно… Но хочется… неги…
Он всё равно будет рваться в Петушки! До самого края…, своего обрыва!
А крылья? Нам же обещали, что вырастут крылья! Стоит лишь прыгнуть с обрыва… Таки не злорадствуй, обыватель! Выросли! Есть Книга На Века!
Века… Время… Опять оно… Что же: «всё боится времени, а время боится Сфинкса… И пирамид… Время, Веничка, – дело тонкое…».
Черский не пошёл сегодня на традиционную вечернюю прогулку в свою любимую лощину, что не каким-то уж серьёзным каньоном, но впечатляющим разломом земной тверди уходила вниз от дома к морю. Он намеревался сегодня лечь пораньше, чтобы и встать пораньше. Завтра к вечеру приедет «Гоша Кит». И нужно всё приготовить, чтобы достойно встретить старого друга! И нужно, тем не менее, поработать до его приезда… Поработать – всегда! Хоть два часа… Закон! Не правило, а просто уважение к своей профессии… Тем более творческой, беспокойной и хоть и не регламентированной временем… а… забирающей всё время…
Савва Арсеньевич всё повторял про себя «он», думая о Грише, а в «уходящем» куда-то, в некую лощину, сознании звучал уже не «он», а «ом», сакральная мантра «начала и силы»… И Алиса успокаивала, напевая:
Ловлю я бабочек больших
На берегу реки.
Потом я делаю из них
Блины и пирожки…
И ему уже чудесится Набоков со своим сачком…
* * *
Вот автор скандальной «Лолиты» хочет поймать очень красивую бабочку… А Саввик кричит:
– Нельзя! Это не бабочка! Это душа моей Млады!
Любитель нимфеток презрительно отвечает:
– Млады? А может моей Лолиты? Тоже молоденькая! Ах вы путаник «беспутаный»… Постмодернистский, «постмадерный», «хер… есноваторный»… Ха! С бесёнками в душе, но без путан, без «Хереса» и «Мадеры»… Ну-ну… Пьёте-то что? Ааа… Естественно… Вот и не можете осмысленно изложить даже… А ну-ка, скажите мне…, вот так сразу, на вскидку…, пять добротных предложений на вот эти пять глаголов неопределённой формы… Идут подряд: «Пора собраться встать пойти купить выпить»… То-то! Писать он собрался! Ишь! А это двойное утверждение, означающее отрицание: «Ну да, конечно!», эту великую русскую ехидность… вложи в уста… ну, допустим, Млады твоей, или Кащея, или Бабы Яги… Тоже дай мне три предложения в прямой речи… Эмоциональные, глубокие, яркие…
– Скажи-ка, Вова Вовыч, вот что… Честно только… Ты для эпатажа, для скандальной известности написал «Лолиту»?
– Ну… В определённой мере… Но, разумеется, задачи были… не только…, психологическое подполье, человеческое…, его греховность и жажду… чуда…, новой тайны…! И, главное, я расслышал, как тысячи нимфеток Гумберт Гумбертов возжелали… правды…
– И сладенького, лакомого…
– И его… – Набоков внимательно посмотрел на Черского. И через миг вновь предпринял «защиту нападением» – А что? А вашим этим «пелевиным-сорокиным-прилепиным» можно? Генри Миллера и Веничку я не трогаю. Это из «великих»…
– Подожди… У тех троих, что ты перечислил вначале, более нецензурных словечек, брани, нежели чем эротики… неприкрытой… и хватающей за горло…
– Да всего там… Драма в жизни и драма жизни лишь слабовата… О слоге и стиле вообще молчу… Понятно – дворяжки.
– А что? «Зачем живём?» чеховское уже будто бы немодно… Избито…
– Души ваши искалечены, всё с червоточиной… И райские яблочки их… Всё – одни понты «двор-терьеров»! Видно воспитание… Знаете, Савва Арсеньевич, я не намерен более пикироваться… И уж вы, сударь, извольте более не хлопотать лишь для того, чтобы употребить в мой адрес какую-либо колкость… Вам это не идёт… Мы – дворяне! Я надеюсь – вы это не забыли?