Собирание игры. Книга третья. Петушки-Зазеркалье
Шрифт:
– А по вагону кто движется? Хм… Улыбка… Одна!… Зубы страшные… А хвост добрый!
– Да мой Чеширик! Чеширский кот же!
– Ах, ну… если «же»… Да, от него веет негой и запахом же… жасмина…
– Молодцы! Все готовят наш поезд в путь! В поезде и другие гости будут! Не удивляйся ничему!
Что-то затарахтело и Черскому стало плохо слышно… Обрывки…
– Путей немало в мире есть… Нет, сначала приключения! – … Тогда всё равно, куда идти… Лишь бы да… Хоть от «Колобка» до «Курочки Рябы», хоть до «Репки»… А Золотая Рыбка?… Конечно! Иначе ни одному старику не справиться со своей старухой… А любовь?… Ну разве что…
Савва Арсеньевич сделал три больших глотка своего «сбитня по-Черски». Он варил его сам. Варил по-разному… С вариациями «адажио», «анданте» и «аллегро». Сегодня он ещё рано утром приготовил фирменный «Аллегро от одесского УГРО», то есть чуточку хмельной «Абсентиус… для обос…, для обса…, для обсерваториуса… восторгов бытия и лучшего усвоения всей категоричности импера… ампера… аперити… Канта-Данте-тёти Брони». Сегодня композитор в обычную композицию из мёда, ореха, имбиря, кардамона, чабреца, зверобоя, душицы, мяты и ромашки добавил меру полыни, гвоздики, перца, лавандового листа, аира и чистейшего спиртиуса. И аниса не забыл! От такой изощрённости гурмана-интеллектуала не то что «слезу комсомолки» вышибает, стоп-краны могут придти в дрожь! О нет, не в крепости, конечно, дело! Слабо-же-алкогольный! Но «вставляла» кантиленность составчика! Да не состава поезда, а состава сбитня… И не леность Канта… Ну вот – действует же! Стоп! Кран! А может состава пассажиров… в том составе? Хм! Что же… Будем разбираться, когда доедем… Если…
Франт и даже шармёр-обаяшка, народный артист и почётный академик Черский, сидящий сейчас с «глазами с кашей» у себя на даче в «видавших виды» шортах и сандалиях без пятки, не утрачивал своей импозантности даже в таком домашнем гардеробе «а-ля биндюжник в санатории». Сейчас эта отвязанная импозантность без привычной и надоевшей солидности как раз и была нужна профессору Одесской национальной музыкальной академии. Он в отпуске, и сейчас эти два месяца он не хотел даже в малейшей мере готовиться к своему шестидесятилетнему юбилею в начале марта следующего года. Он был намерен готовить себе трёхлитровые «баллоны» сбитня и не желал сбиваться с намеченного стиля созерцательности, не желал быть «сбитым» какой-то случайной суетой или нудной аналитической философией. Профессор жаждал чего-то нового, антинаучного, что ленивой грациозной кошкой легло бы ему в душу. Не ленивое безделье ему, трудоголику, нужно было сейчас. Нет! И не смена труда! Нужна спокойная замена одного сильного увлечения другим, ещё более увлекательным. Увлечение-приключение внутри себя! Новая внутренняя Одиссея!
Он только месяц назад вернулся из творческого турне по Европе. И не только творческого. Он дерзнул в другой Игре, он предпринял Поиск, Собирание Рода. И он таки нашёл! Он нашёл могилу своего прадеда, тоже композитора, презамечательнейшего новатора в музыке Елисея Стефановича Черского. Прадед пропал без вести в конце тридцатых годов прошлого века. Нашёл в Бернских Альпах. Ох, много удач-поражений (кто их разберёт?) было за пять последних напряжённейших месяцев! И много странностей и чудес!
Савва, подобно Елисею, четыре последних года искал себя в новых музыкальных жанрах и стилях. Новых, разумеется, более для себя, но… Но и новых в музыке вообще… Он не стремился к юбилейной «сюрпризности», не задавался вопросами отличия оригинальности от новаторства, он просто вдруг открыл для себя прадедову музыку и влюбился в неё! Он наслаждался работой! И он, конечно, сомневался, и он, конечно, ни в чём не был уверен… В чём он преуспел? Насколько? Какие-то его Зодиакальные Мистерии почти не уступали Елисеевым… Он употребил в Мистериях не только этнические и классические инструменты, подобно Елисею Стефановичу. Он употребил электронную музыку! Но что значит – «употребил»? И что с того?
Да, был успех! Гастроли по Европе, где Черский-младший впервые показал широкой публике Мистерии (и Елисеевы, и свои), очень громко и лестно были отмечены в прессе. На концертах аншлаг! Но… Это вечное «но»! Вечное «почти», вечное «некое»… «Ах, как делает мне нервы эта вечная неудовлетворённость собой, как грызёт этот «творческий потенциал»…, это «шило в зад…е». И ещё… Ещё! Эти два милых, патлатых, молодых австрияка… Музыканты, виртуозно игравшие на этнических инструментах, и которых Черский возил с собой по всем гастролям… Во время завершающего банкета они очень хвалили Савву, они очень благодарили его за щедрый гонорар. Но затем, захмелев, что ли, они заметили…, так, словно невзначай, вскользь, что… мол,… дерзновения Елисея… свежее, гораздее Саввиных… Что Елисей уже на Олимпе, а Савве Арсеньевичу ещё… «Не канает, не вставляет…» – заметили… И заметили! Поставили «чёрную метку»! Вроде – ерунда, двое пижонов… Но Черский-младший всё понял! Он понял, что живёт давно, «прислушиваясь к мнению», что много делает правильного и везде спешит. Вот и не ка-на-ет!
Медленно и неправильно жил Саввик на своей любимой даче под Одессой… Чуть уставшим, несколько грустным и в меру растерянным. Что говорить: и победы, и успехи, и терзания творца приводят к одному результату – сбитню, старым сандалиям и жажде уединения. Жена и дети прекрасно всё понимали. Они привыкли к такой рефлексии. Они чувствовали её необходимость, её целительную силу. Они очень хвалили Черского. Они говорили, что он «талантище и герой». Более всего семья была восторженно поражена и обрадована находкой могилы прадеда! Дочь Ленка со своими друзьями-музыкантами из её группы «Зов мистика» исполняла уже не только подаренную ей отцом ко дню рождения «Рождественскую сюиту», но и (с разрешения отца) Мистерии Овна и Тельца прапрадеда Елисея Стефановича. Она гордо и счастливо объявляла: это мой знак (Телец), а это моего любимого брата Игната (Овен). Она придумала очень интересные аранжировки (под гитару и саксофон, в частности), и сама освоила дополнительно и дудук, и варган, и индейскую флейту. А её ударник так самозабвенно стучал на вертикальных барабанах, что «мистика» действительно завладевала сердцами публики.
А жена Алинка аж всплакнула от торжествующе-горделивой радости, когда муж подарил ей по приезду из турне, как раз накануне её дня рождения свой «Магнификат». Подружки и жёны друзей мужа за праздничным ужином слушали произведение и завистливо поглядывали на именинницу. Никого не удивила «зимняя» тематика новых сочинений отца и мужа, никто и не смог заметить, что лицо Саввы «запорошила» не просто усталость и рефлексия. Замела лицо задумка!
Конечно, он отдохнёт немножко, он будет дорабатывать и в отпуске свои «незавершёнки», их накопилось уже так много! И они столь интересны! Но! Настоящий кураж он испытывал только от «задумки», от чего-то главного, что он должен теперь же начать! Муза что-то нашёптывала, ласкала, уговаривала на «сладенькое». И крылышки почёсывались под лопатками Саввика. «Не упусти мига прилива! Вот твой корабль, Одиссей! Новые приключения ждут тебя! Они стократ прославят имя Черских!»
Муза – это хорошо. Но Дума! Муза притащила в своей летящей карете кучу сундуков с Думами. И крылья Пегасику нужны, ох, крепкие и мощные. Иначе – не осилить! Новое, свежее и неожиданное! То, что дало росток. Да что росток?! Петля! И она не отпустит. И назвать это просто увлечением умный и многоопытный в искусстве композитор не мог… Но и Даром, другим Даром тоже не осмеливался. Но он чуял! Он чувствовал, что другой талант стучит ножками в живот.
«Может отдать все свои незавершёнки дочке? Она справится… Она одарена в музыке точно не менее, чем я… Ей нужен правильный толчок…, вектор и мотивация… гораздые… И вообще трио…, нет – квартет бы организовать… А самому отойти от концертной деятельности, да и от преподавания… И заняться только новой Поэмой! Новой Блажью… И блаженством! Хм… Квартет «Черские и К0» Хм… Какое К0? Ученики? Всё же они? Не вижу кандидатур… Это новое Собирание Игры… Хм… Потом…».