Соблазнение строптивой
Шрифт:
Он часами просиживал у ее кровати, упершись локтями в колени и положив подбородок на сцепленные пальцы рук. Он гипнотизировал каждую черточку, каждую ямочку и выпуклость ее лица. Изящные арки бровей, черные веера ресниц на щеках. Наблюдал, как ее ноздри расширяются при вдохе. Он молился присланному Маурой изображению Христа с терновым венцом на голове. Пылающее жизнью сердце Спасителя было нарисовано поверх обнаженной груди.
Борода Бренча стала всклокоченной и неухоженной, волосы пожирнели. Он мало ел, а спал и того меньше. Поврежденная
Он говорил Дженне о своей любви и о том, как отчаянно он в ней нуждается. О будущем, которое, как он надеялся, они разделят. И он много думал.
В конце второй недели, когда Дженна спала – в кои-то веки спокойно, – Бренч решил пройтись к стойлам, больше чтобы подышать свежим воздухом и размяться, чем проведать жеребца. Неистовая буря, принесшая Дженну из шахты Мэрфи к нему в руки, продолжалась два дня. Частые ливни не давали с тех пор земле подсохнуть. У Бренча до сих пор стояло в ушах сердитое ворчание потока, несущегося по ложбине на земле Мэрфи и огибавшего «Серебряный слиток».
Сатана ржал и бил копытом, приветствуя хозяина, но мысли Бренча были заняты другим, и он не обращал внимания на лошадь. Он думал о том, что фактически изнасиловал Дженну в день, когда узнал, что она работает на Пинкертона, и об отвратительных словах, сказанных ей. Шершавое дерево охладило лоб, когда Бренч прислонился к столбу в углу стойла. Со столба на теплую руку переполз клоп. Макколи смахнул насекомое пальцем и пожалел, что нельзя так же легко избавиться от угрызений совести.
– Матерь Божья, я позволил себе опуститься ниже любого пинкертона.
Гнев и ненависть к самому себе пронеслись сквозь Бренча с такой же разрушительной силой, как наводнение в шахте Мэрфи. Это он должен просить у Дженны прощения, а не наоборот. И она имеет полное право отказать ему в этом.
Кризис миновал. Она будет жить. Он спас ее от смерти, но понимал, что все еще может потерять ее.
– Будь проклята моя бессмертная душа!
Бренч стукнулся головой о столб и насладился болью. Дженна заслуживает лучшего мужчину, чем он. Нужно просто убраться из ее жизни. Сейчас. Уйти, пока она спит и не видит его. Но, Господи, как он будет жить без нее?
Макколи сжал кулаки и стал бить по столбу снова и снова, будто толстое дерево было боксерской грушей. Наконец боль в посиневших костяшках пальцев сравнялась с болью в сердце и вытеснила ее.
Изнуренный, он вернулся в хижину. Дверь скрипнула, когда Бренч толкнул ее, входя в комнату. Макколи бросил взгляд на Дженну и увидел, что она по-прежнему спит. Склонив голову, он подошел к плите и подбросил в топку дров. Он отсутствовал дольше, чем рассчитывал, и в комнате стало прохладно.
– Бренч?
Он неуклюже повернулся и встретил ясный, абсолютно сознательный взгляд Дженны. Макколи, хромая, подошел к кровати и приложил ладонь ко лбу молодой женщины, определяя температуру. Кровь капнула с его истерзанной руки на лоб Дженны. Бренч вытер ее
– Жара нет. Как ты себя чувствуешь?
– Как будто кто-то бил меня топорищем.
– Тебе еще нужен отдых, но теперь все будет хорошо.
– Сколько я уже болею?
Дженне хотелось прикоснуться к Бренчу, но не хватало сил, чтобы поднять руку.
– Две недели.
Две самые долгие недели в его жизни. Бренч пошел к умывальнику, чтобы вымыть руки. Это был предлог, чтобы отойти от Дженны. Если бы он еще хоть мгновение побыл рядом, то поцеловал бы ее.
Макколи повернулся к Дженне, осторожно промокая разбитые костяшки пальцев полотенцем.
– Наверное, еще пару недель потребуется, чтобы к тебе вернулись силы. Теперь, когда самое плохое позади, я съезжу в город за коляской, чтобы перевезти тебя в гостиницу.
Когда Бренч направился к двери, Дженна проводила его взглядом.
– То есть… прямо сейчас?
– Почему бы и нет? Я скоро вернусь. Отдыхай.
Он закрыл за собой дверь. Дженна прислушивалась к звуку его удаляющихся шагов. Минуту спустя послышалось приветственное ржание Сатаны. Дженна смотрела на дверь, пока не услышала, что Бренч ускакал, с каждой секундой чувствуя на душе все большую тяжесть и тоску. Он не простил ее. Иначе зачем бы он так торопился покинуть ее теперь, когда ей стало лучше?
Влага заблестела на ресницах, когда Дженна закрыла глаза от боли. Не важно, что Бренч ее больше не любит, сказала она себе. Она ведь все равно не выйдет за него замуж, так что будет лучше, если они больше никогда не увидятся.
Она нашла отца. Им с Джеймсом Ли-Уиттингтоном нужно еще кое-что прояснить. Но как только с этим будет покончено, можно возвращаться домой. Она ведь этого хочет, не так ли?
Ответа не было, и Дженна чувствовала себя слишком усталой, чтобы пытаться найти его. Вместо этого она решила пока ни о чем не думать а, следуя совету Бренча, поспать.
Глава двадцать третья
Забирать Дженну из хижины на шахте приехали Мигель и Голубка. Мигель собрал все вещи и вынес ее на улицу. С помощью Голубки он уложил Дженну на мягкую постель, устроенную из нескольких лоскутных одеял и пуховой перины. Потом испанец запрыгнул на козлы и взял поводья. Голубка села в коляску рядом с Дженной, и они стали спускаться по горному склону в Парк-Сити.
– Где Бренч?
Дженна не хотела спрашивать, но ей нужно было это знать.
– Он поехал в Коулвилль.
Голубка отвела взгляд в сторону, когда отвечала. «Уклончивый ответ», – подумала Дженна.
– В День независимости была перестрелка, – сказал через плечо Мигель. – В pension, в пансионе миссис Пауэр.
– Бренч арестовал ирландца, который стрелял, – добавила Голубка. – Его зовут Мэрфи, и он дразнил немца, который…
– Тот самый Мэрфи, владелец шахты? – перебила ее Дженна.