Соблазненные луной

Гамильтон Лорел Кей

Дойл присел рядом с Китто и безуспешно пытался его успокоить. Я слышала его басовое бормотание в промежутках между криками, но когда Китто смог произнести хоть что-то членораздельное, это было только "Нет, нет, нет, нет!". Снова и снова.

Я бы тоже бросилась к Китто, но Рис вцепился мне в плечи. Один взгляд на его лицо – и я поняла, что в помощи нуждался не только Китто. Я не знала, чем могу помочь, но осталась на месте, и Рис, стоя на коленях, прижался к моей спине. Наверное, ему просто нужно было на что-то опереться.

Я отвернулась от гоблинки

и подождала, пока мозг освоится с тем, что увидели глаза. На первый взгляд она казалась огромным, мохнатым черным пауком. Пауком размером с крупную немецкую овчарку. Но голова у нее сидела на шее, а не на брюхе, и рот тоже был похож на человеческий: у него имелись губы. Клыки тоже имелись, правда. Длиннющие черные ноги по бокам пузыревидного тела были совершенно паучьими, зато пара торчавших спереди рук – не были. Глаза, казалось, размещались везде, где можно и где нельзя, и все были трехцветными, три кольца разных оттенков синего. Тварь приподнялась, будто устраиваясь в кресле поудобнее, и сквозь шерсть проглянули бледные груди. Самка. Я не могла заставить себя назвать это женщиной.

Даже не думала, что когда-нибудь увижу такого фейри, кто действительно покажется мне ожившим кошмаром. Я дитя Неблагого Двора, мы и есть собрание кошмаров. Но Сиун оказалась кошмаром из кошмаров. Будь в ней чуть больше от человека или, наоборот, чуть больше от паука – и она была бы не так ужасна. Но она была чем-то средним, и впечатление создавалось просто жуткое.

Из странной формы рта, затерявшегося в черной шерсти между россыпями глаз, донеслись звуки:

– Риссс, как ссславно, очень ссславно тебя видеть! Я еще храню у сссебя на полке твой глазсс, в ссстеклянной банке. Навесссти нассс опять. Мне пригодилссся бы второй.

Я почувствовала дрожь Риса – он дрожал всем телом, как на невидимом ветру. Его голос был начисто лишен эмоций, просто опустошен – и звенел от этой пустоты, точно ракушка, выброшенная на берег.

– Если ты не хотел заключить договор с нами, Кураг, тебе следовало просто сказать об этом и не тратить ни свои, ни наши время и силы.

Я погладила руку Риса, все еще сжимавшую мое плечо, но не думаю, что он почувствовал хоть что-то.

– Холод! – позвал Дойл. – Займись Китто.

Холод убрал меч в ножны, пистолет – в кобуру и пошел к Китто. В повседневных мелочах Холод мог и поспорить с Дойлом, но в чрезвычайных ситуациях все стражи повиновались ему беспрекословно. Вековые привычки забываются с трудом.

Шагнув к нам с Рисом, Дойл спросил:

– Чего ты добиваешься, Кураг?

– Я хочу сссмотреть на красссавчика сссидхе! – запротестовала Сиун.

– Заткнись, Сиун! – бросил Кураг через плечо, словно отмахнулся от зануды. К моему удивлению, она и правда заткнулась.

– Я считал, Мерри нужно знать, на что вы ее толкаете. – По его лицу пробежало что-то вроде обычной его ухмылки. – Впрочем, Мрак, в постель с Сиун ляжет не она.

– С ней никто не ляжет, – заявил Рис. Дойл положил руку ему на плечо.

– Не рассчитывайте, что ей снова достанутся Рис или Китто.

– Сам с ней переспишь? – поинтересовался

Кураг.

Дойл ответил ему непроницаемым взглядом:

– Твое предложение, Кураг?

– Я соглашаюсь на месяц союза за каждого гоблина, которого вы сделаете сидхе, а вы беретесь удовлетворить каждого гоблина с примесью крови сидхе, который на это решится.

Черные глаза Дойла метнулись к Сиун и снова вернулись к Курагу.

– Почему ты так сопротивляешься, Кураг? Почему ты не хочешь вернуть гоблинами магию?

– Я не сопротивляюсь, напротив – я соглашаюсь! Но на определенных условиях. Я даже дам Мерри ее месяц за каждого гоблина, с кем вы переспите.

Дойл кивнул в сторону Сиун:

– Требовать, чтобы мы спали со всеми, кому заблагорассудится, – это оскорбление.

– Разве она была бы такой, если бы кто-то из вашего народа не изнасиловал ее мать?

– Ее мать не насиловали, – проронил Рис все тем же жутким бесстрастным голосом.

Кураг пропустил его слова мимо ушей, но Дойл переспросил:

– Что ты сказал, Рис?

– Она хвасталась, что ее мать сама изнасиловала какого-то сидхе в последнюю войну. – Руки Риса до боли сжали мне плечи. – Не вешай на нас вину за этот именно кошмар, Кураг. Это гоблины сотворили сами.

По лицу Курага было видно, что он знал правду.

– Ты солгал нам, Кураг, – обвиняюще произнес Дойл.

– Нет, Мрак, я задал вопрос, я не утверждал, что ее мать изнасиловали.

– Очень уж вольно ты обращаешься с правдой, Кураг, – сказала я.

Кураг посмотрел на меня и кивнул:

– Наверное, у сидхе научился.

– А это что, не оскорбление?! – воскликнул Рис.

Дойл поднял ладонь.

– Хватит. Мы или соглашаемся на условия гоблинов, или заканчиваем разговор и остаемся в союзе с ними на следующие два месяца, и только.

– Я дам вам время подумать, – сказал Кураг. Он поднял руку, намереваясь прервать связь.

– Нет, – остановил его Дойл. – Нет, если мы отложим разговор, ты выдумаешь что-нибудь еще. Мы решим сейчас.

Я смотрела на Дойла и не могла разобраться в его чувствах: ни лицо, ни поза не давали никаких подсказок. Это был Мрак, неприступный Мрак, левая рука королевы. Кошмар моего детства. Впрочем, я еще ни разу не видела его на публике таким раздетым. Мрак ее величества всегда был одет от шеи до кончиков пальцев, в любую погоду. Когда-то закатать рукава для него было все равно что раздеться догола – а теперь на нем были плавки из трех веревочек, и все же он оставался все тем же неприступным, непроницаемым, ужасающим Мраком.

– Кто из вас переспит с Сиун? – в лоб спросил Кураг.

– Я, – ответил Дойл.

– Нет! – тут же сказала я.

– Никто из нас к ней не притронется, – процедил Рис.

– Нам нужна эта сделка, Рис, – напомнил Дойл.

Рис мотнул головой.

– Я поклялся, что убью Сиун, как только встречу. Я поклялся на крови.

– На крови? – переспросил Дойл. Рис молча кивнул.

Дойл вздохнул.

– Мы соглашаемся переспать со всеми полукровками-сидхе, какие у вас есть, Кураг, но Сиун придется сперва ответить на вызов Риса.