Собрание сочинений, том 27
Шрифт:
Я считаю необходимым, чтобы не столько сотрудники руководили «Rheinische Zeitung», сколько, наоборот, она руководила ими. Статьи вроде указанной дают прекраснейший случай наметить перед сотрудниками определенный план действий. Отдельный автор не в состоянии так охватить целое, как это может сделать газета.
Если мои взгляды не сходятся с Вашими, то я, — если Вы это найдете уместным, — готов поместить эту критику в «Anekdota», в виде приложения к моей статье против гегелевского учения о конституционной монархии {562} . Но я думаю, что было бы лучше, если бы газета сама была своим собственным врачом.
В ожидании скорого ответа от Вас
Ваш Маркс
Впервые опубликовано в книге: Hansen. «Rheinische Briefe und Akten», Bd. I, Essen, 1919
Печатается по рукописи
Перевод о немецкого
Кёльн, 30 ноября [1842 г.]
387
В первой половине октября 1842 г. Маркс переехал в Кёльн и с 15 октября стал редактором «Rheinische Zeitung». Под его руководством газета начала приобретать все более определенное революционно-демократическое направление. — 368.
Дорогой друг!
Мое сегодняшнее письмо ограничится «смутой», связанной со «Свободными».
Как Вы уже знаете, цензура нас ежедневно беспощадно уродует, и нередко газета едва-едва может выйти. Из-за этого погибла масса статей «Свободных». Но и я сам позволил себе забраковать не меньше статей, чем цензор, ибо Мейен и компания посылали нам кучу вздора, лишенного всякого смысла и претендующего на то, чтобы перевернуть мир; все это написано весьма неряшливо и слегка приправлено атеизмом и коммунизмом (которого эти господа никогда не изучали). При Рутенберге, с его полнейшей некритичностью, отсутствием самостоятельности и способностей, эта публика привыкла рассматривать «Rheinische Zeitung» как свой,послушный им орган, я же решил не допускать больше подобных словоизвержений на старый манер. Эта потеря нескольких бесценных творений «свободы», — свободы, которая стремится преимущественно «быть свободной от всякой мысли», — была, таким образом, первой причиной омрачения берлинского небосклона.
Рутенберг, у которого уже отняли ведение германского отдела (где деятельность его состояла главным образом в расстановке знаков препинания) и которому только по моему ходатайствупередали на время французский отдел, — этот Рутенберг, благодаря чудовищной глупости нашего государственного провидения, имел счастье прослыть опасным, хотя ни для кого, кроме «Rheinische Zeitung» и себя самого, он опасен не был. Нам было предъявлено категорическое требование удалить Рут[енберга]. Прусское провидение — этот прусский деспотизм, самый лицемерный, самый мошеннический, — избавило ответственных издателей от неприятного шага, а новый мученик, Рутенберг, научившийся уже изображать с некоторой виртуозностью мученическое сознание — соответствующим выражением лица, манерой держать себя и манерой речи, — использовал этот подвернувшийся случай. Он пишет во все концы, пишет в Берлин, что является изгнанным принципом«Rheinische Zeitung», которая начинает становиться на иную позициюпо отношению к правительству. Все это понятно без объяснений. Однако и это обстоятельство также повлекло за собой демонстрации со стороны героев свободы на берегах Шпре, «грязные воды которой моют души и чай разжижают» {563} .
К этому, наконец, присоединилось Ваше и Г[ервега] отношение к «Свободным», переполнившее чашу терпения этих разгневанных олимпийцев [388] .
Несколько дней тому назад я получил письмо от маленького Мейена, излюбленной категорией которого поистине является — долженствование.В этом письме он ставит мне вопросы о моем отношении: 1) к Вам и Г[ервегу], 2) к «Свободным», 3) к новому принципу редакции, а также об отношении к правительству. Я тотчас же ответил и откровенно высказал свое мнение о недостатках их работ, которые скорее усматривают свободу в необузданной, санкюлотской — и притом удобной — форме, чем в свободном,то есть самостоятельном и глубоком содержании. Я призвал их к тому, чтобы было поменьше расплывчатых рассуждений, громких фраз, самодовольства и самолюбования и побольше определенности, побольше внимания к конкретной действительности, побольше знания дела. Я заявил, что считаю неуместным, даже безнравственным вводить контрабандой коммунистические и социалистические положения, то есть новое мировоззрение, в случайные театральные рецензии и пр.; я потребовал совершенно иного и более основательного обсуждения коммунизма, раз уж речь идет об его обсуждении. Я выдвинул, далее, требование, чтобы религию критиковали больше в связи с критикой политических порядков, чем политические порядки — в связи с религией, ибо это более соответствует основным задачам газеты и уровню читающей публики; ведь религия сама по себе лишена содержания, ее истоки находятся не на небе, а на земле, и с уничтожением той извращенной реальности, теоретическим выражениемкоторой она является, она гибнет сама собой. Наконец, я предложил им, если уж хотят говорить о философии, поменьше щеголять вывеской«атеизма» (что напоминает детей, уверяющих всякого, кто только желает их слушать, что они не боятся буки) и лучше пропагандировать содержание философии среди народа. Вот и все.
388
В «Rheinische Zeitung» № 333 от 29 ноября 1842 г. было напечатано сообщение с пометкой «Из Берлина», в котором говорилось: «Гервеги Ругезаявили, что «Свободные» своей политической романтикой, гениальничанием и бахвальством
Вчера я получил наглое письмо от Мейена, до которого мое письмо еще не дошло и который забрасывает меня вопросами о всевозможных вещах: 1) я должен заявить, чью сторону я принимаю в Вашем споре с Бауэром, о чем я ровно ничего не знаю; 2) почему я не пропустил того-то и того-то; причем он угрожает обвинением в консерватизме; 3) газета не должна проявлять сдержанность, она обязана действовать самым крайним образом,то есть должна спокойно уступить поле сражения полиции и цензуре, вместо того чтобы удерживать свои позиции в незаметной для публики, но тем не менее упорной, проникнутой сознанием долга борьбе. Под конец в оскорбительных выражениях сообщается о помолвке Гервега и т. д. и т. д.
От всего этого разит невероятным тщеславием человека, не понимающего, как это для спасения политического органа можно пожертвовать несколькими берлинскими вертопрахами, и думающего вообще только о делах своей клики. К тому же этот человечек выступал с важностью павлина, бил себя торжественно в грудь, хватался за шпагу, что-то болтал относительно «своей» партии, угрожал мне немилостью, декламировал на манер маркиза Позы, только немного похуже и т. п.
Так как нам теперь приходится выдерживать с утра до вечера ужаснейшие цензурные мучительства, переписку с министерством, обер-президентские жалобы [389] , обвинения в ландтаге, вопли акционеров и т. д. и т. д., а я остаюсь на посту только потому, что считаю своим долгом, насколько в моих силах, не дать насилию осуществить свои планы, — то Вы можете себе представить, что я несколько раздражен и потому ответил М[ейену] довольно резко.
389
В середине ноября 1842 г. возник острый конфликт между прусскими властями и редакцией «Rheinische Zeitung». Маркс как редактор газеты приложил немало усилий, чтобы отвести возникшую угрозу, запрещения газеты. 12 ноября ответственному редактору газеты Ре-нарду был предъявлен ряд требований от имени прусских властей. В частности, газете предлагалось принять направление, более угодное правительству. 17 ноября Маркс написал от имени Ренарда письмо обер-президенту Рейнской провинции фон Шаперу, в котором протестовал против новых цензурных рогаток и намерения запретить газету. Отстаивая оппозиционное направление «Rheinische Zeitung», Маркс писал, что эта газета «не является просто беспринципной амальгамой сухих рефератов и низкопоклонства, а освещает государственные дела и отечественные учреждения в духе сознающей свою благородную цель критики», что в ее лице был создан «орган, который с достоинством и бесстрашием будет говорить языком свободных людей». «Беспримерно быстрое распространение этой газеты показывает, — отмечал Маркс, — как хорошо она поняла пожелания народа». 19 января прусское правительство приняло решение о запрещении с 1 апреля «Rheinische Zeitung»; на оставшееся время для нее была введена особо строгая цензура (см. также настоящий том, стр. 371). — 370.
Возможно, таким образом, что «Свободные» на время уйдут. Поэтому я Вас убедительно прошу помочь нам своими собственными статьями, а также привлечь к этому делу Ваших друзей.
Ваш Маркс
Впервые опубликовано в журнале «Documente des Socialismus», Bd. I, 1902 г.
Печатается по рукописи
Перевод с немецкого
1843 год
10
МАРКС — АРНОЛЬДУ РУГЕ
В ДРЕЗДЕН
Кёльн, 25 января [1843 г.]
Дорогой… {564}
Вы, вероятно, уже знаете, что «Rheinische Zeitung» запрещена, осуждена, получила смертный приговор. Предел ее жизни — конец марта. В течение этого времени, до казни, газета подвергается двойной цензуре. Наш цензор {565} , порядочный человек, поставлен под цензуру здешнего регирунгспрезидента фон Герлаха, рабски послушного дуралея. Готовые номера нашей газеты должны представляться в полицию, где их обнюхивают, и если только полицейский нос почует что-либо нехристианское, непрусское, — номер газеты не может выйти в свет.
Запрещение газеты вызвано совпадением ряда особых обстоятельств: ее распространенностью; моим«Оправданием мозельского корреспондента», где здорово досталось некоторым весьма высокопоставленным государственным деятелям; нашим упорным отказом назвать лицо, приславшее нам законопроект о браке [390] ; созывом ландтага, на который мы могли бы оказать влияние своей агитацией; наконец, нашей критикой запрещения «Leipziger Allgemeine Zeitung» {566} и «Deutsche Jahrbьcher».
390
Маркс имеет в виду проект закона о разводе, составленный в 1842 году. Подготовка и обсуждение в правительственных сферах этого законопроекта были окружены глубочайшей тайной. Тем не менее 20 октября 1842 г. «Rheinische Zeitung» опубликовала проект закона и тем самым положила начало широкой публичной дискуссии о нем на страницах оппозиционных газет. Маркс подверг критике этот законопроект в статье «Проект закона о разводе» (см. настоящее издание, т. 1, стр. 161–164). — 371.