Собрание сочинений (Том 2)
Шрифт:
Еще - правее от деревни, на бугре, - виден памятник. Солдат опустился на одно колено и знамя держит. Это - могила. С Отечественной войны. На могиле надпись: "Живые бесконечно обязаны вам". В дни праздников ребята украшают ее цветами, а весной белят памятник. А в эту весну Сенька не видел, как белили памятник, - он опять в город уезжал с матерью. Потом мальчишки издевались. "Тебе, - говорили, - торговля дороже памяти павших". Да только разве это так!
Раньше город далеко был. Шли пешком верст двенадцать до станции или тряслись на попутной телеге,
Поезда ходили редко, и народу в них было полно: не втиснешься. А с корзинками да с мешками совсем плохо!
Мать не раз Сенькиного брата Митю просила: "Подвези!" Митя после прихода из армии в совхозе работал шофером. Это он в армии научился. Но подвозить на станцию Митя не соглашался.
– Не сердись, маманя, не могу!
– говорил.
– У меня машина совхозная, общественная, а вы как бы по частному делу едете. Не положено. Не сердитесь.
Теперь до города близко. Часа два езды с хвостиком. Со станции электрички в город ходят, а по шоссейке автобусы. Ну, а до шоссейки десять минут ходу.
"Завтра мамка опять в город потащит, - думал Сенька.
– Яблоки поспели, да и помидоры еще не все продали".
Сенька не любил ездить в город.
Уж если б ездить, так хоть на базар. А то бегай по улицам да по подъездам, скрывайся от каждого милиционера. Стыд! А еще октябренком называешься!
В октябрята Сеньку приняли сразу же в первом классе. Вот уже год скоро. Учился Сенька хорошо. Никаких там троек. Во втором классе еще лучше будет учиться. Особенно с арифметикой ему было легко: он ее назубок по деньгам знал. В начале лета пучок редиски стоит пятьдесят копеек, потом тридцать пара, а сейчас за гривенник пучок отдают. Не успела редиска отойти, огурцы начинаются, ягоды, цветы полевые. И все свою цену имеет, десять, пятнадцать, двадцать копеек за штуку, за пару, за стакан, за пучок, а то и рубль, если что подороже.
Правда, если честно говорить, не любил Сенька эту арифметику. Лучше бы ее просто в школе изучать, чем по деньгам. Да и вообще деньги ему опостылели.
– Ты ничего не понимаешь, мал еще, - журила его мать.
– Без денег куда ж?
– А почему мы на базар не едем, а все так?
– спрашивал Сенька.
– Вот и говорю, что мал, - не понимаешь!
– подтверждала мать.
– На базаре-то все втридешева отдашь, а так подороже. Зачем же дешевить, себя обкрадывать!
– А почему милиция нас гоняет? Что мы, нечестно продаем? допытывался Сенька.
– Чем же это нечестно? Свое небось - не чужое!
– объясняла мать.
– А милиция, она всех гоняет.
Сенька этого не понимал. Он видел, что никого в городе милиция зазря не гоняла. Если правило нарушил, улицу не там перешел - это да. Или пьяного какого, который ругается. А так все ходили по городу спокойно, и никого милиция не гоняла. А гоняла таких, как он с матерью, да еще женщин, которые цветами торгуют у метро. И то не всегда. За цветы почти не попадало.
Мать завидовала цветочницам:
– Надо бы и нам, Коля, цветы завести. Тюльпаны там всякие, георгины, флоксы...
– Да, да, - безразлично говорил отец.
– Когда-нибудь...
Сеньке казалось, что отец вовсе не собирается разводить цветы для продажи. И Сеньке не хотелось, чтоб у них были эти цветы. Хватит мороки и так. А цветы есть и полевые, все равно с ними приходится ездить в город по первым теплым дням...
Сенька снял руки с перил мосточка, поднял из-под ног щепку и бросил ее в воду. Щепка поплыла по речке, кружась, как волчок. Вот она уже прошла под мостком, задела за куст осоки, оторвалась и помчалась дальше, скрывшись от Сенькиных глаз.
Две сороки, кувыркаясь, будто подбитые, перемахнули на левый берег речки, минуту попрыгали в траве и повернули в сторону леса.
На тропке, ведущей к мостку, появились горлицы, но, заметив Сеньку, улетели.
"И мне пора, - подумал Сенька.
– Мамка искать будет..."
И верно.
Только подумал, услышал:
– Се-е-е-нька! Се-е-е-нька!
Это звала мать.
Сенька почесал затылок, и его мечтательность как рукой сняло.
Залихватски подпрыгивая, помчался он вдоль капустного поля к дому.
2
Мать у Сеньки хорошая, ласковая, добрая. Только не совсем сознательная. Это потому, что она в совхозе не работает. Так Сеньке говорил его старший брат Митя. И отец не раз укорял:
– Шла бы ты, Лена, как все люди, в совхоз! Ведь совестно: Митя в совхозе, я тоже, а ты...
Мать разводила руками:
– Куда же мне от хозяйства?
Вроде бы получалось, что и не прочь она пойти в совхоз, да дела не пускают.
Это сейчас, а раньше - совсем не так. Раньше бабушка и слова не давала сказать:
– С ума спятили, что ль! Совхоз! А хозяйство свое на кого? Корову? Огород? Сад? А детенка? И не помышляйте! Хватит с вас в совхозе...
Это она обращалась к отцу и Мите. "Детенок" - это Сенька. Сенька знал, что он может спокойно ходить в соседнее село в детский сад, да и не такой уж маленький. Но возражать бабушке Сенька не мог. Ей даже отец с матерью не возражали. И Митя тоже.
Бесполезно! Бабушка была вовсе несознательная и характера крутого.
От нее, от бабушки, и шли у них сначала все поездки в город. Мать по утрам молоко возила. Заодно прихватывала лук, укроп, редиску и Сеньку. Пока молоко по квартирам разносила, Сенька где-нибудь поблизости на углу стоял.
– Кому лук, укроп, редиску? Свеженькие, - предлагал он.
Так было до школы еще.
Но молоко шло все хуже и хуже. То ли молочниц в городе стало много, то ли в магазинах молока вдоволь, но постоянные покупательницы у матери все таяли. Прежде в одном подъезде она бидон опорожняла, а потом весь двор стала обходить - и все ни с чем. Молоко оставалось и часто скисало на обратном пути.
Бабушка бранилась, корила мать, но что поделаешь! Сенька своими глазами видел, что молоко продавалось плохо.