Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 1
Шрифт:
К вам в усадьбу меня влечет.
Что пугает меня ужасно?
То, что в сердце бедном моем
Создаешь ты и полдень ясный,
И ненастную ночь с дождем.
И еще мне забавно стало -
Что на юбке пестрой твоей
Незаметный цветочек малый
Мне небесных светил милей.
19 января 1859 г.
СЕЛЬСКИЙ ПРАЗДНИК ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ
Бал. Сельский бал. Войдем в палатку,
Усмешку прочь стерев с лица;
Уже волнует нам сердца.
О ужас! День еще в разгаре,
А здесь - галоп во весь карьер.
С Мадлон - отнюдь не робкой - в паре
Отнюдь не сонный пляшет Пьер.
Глядим, как жарятся каштаны,
Как пиво пенное течет,
Как пирожки горой румяной
Веселый соблазняют рот.
Приходит вечер. Прочь заботы!
Обед на травке полевой...
И каждый нежен отчего-то,
И каждый - молодец лихой!
Тенист зеленый свод дубравы,
Белеют скатерти под ним.
Честны невинные забавы,
А небосклон необозрим!
29 июля 1859 г.
ГРОЗНЫЙ ГОД
ПОСЛАНИЕ ГРАНТА
Народ Америки, свободный властелин,
Твои вершины - Пенн, и Фультон, и Франклин.
Республиканских зорь высокое сиянье,
Ты именем своим прикроешь злодеянье?
Чтоб натравить Берлин солдатский на Париж,
Ты славишь ясный день, но тьме благотворишь
И хочешь превратить свободу в ренегата.
Вот, значит, для чего на палубе фрегата
Когда-то протянул вам руку Лафайет!
Распространяя ночь, вы тушите рассвет.
Как! Громко возглашать, что выше правды - сила?
Что звон тупых мечей она благословила,
И был ошибкою труд двадцати веков,
И вся история - работа червяков,
И молодой народ стал себялюбцем лютым.
Нет бесконечности, нет связи с абсолютом.
Кто палку взял, тот прав, он вам необходим.
Свобода, право, долг рассеялись, как дым.
И будущего нет, и обезглавлен разум,
И мудрость не зовет своим благим приказом.
Книг не писал Вольтер, законов не дал бог -
Раз прусский офицер кладет на стол сапог!
А ты, чья виселица высится во мраке,
У грани двух миров, в их разъяренной драке,
Джон Браун, ты, чья кровь уроком нам была,
Ты, гневный мученик, ты, страстотерпец зла,
Восстань, задушенный, из темноты могильной
И отхлещи в лицо своей веревкой мыльной
Того, по чьей вине историк скажет так:
– Свобода Франции с отрядом братских шпаг
На помощь к вам пришла в
Затем Америка ей нож воткнула в спину...
Пускай любой дикарь пустынных берегов,
Гурон, скальпирующий собственных врагов,
Кровавого вождя германцев почитает.
Что ж, краснокожий прав, он сам о том мечтает
И на свирепый бой глядит во все глаза:
Деревьям нравятся дремучие леса.
Но если человек был воплощеньем права
И героическая колумбийцев слава
Не меркла в памяти Европы целый век;
И если ползает свободный человек
Пред грязным призраком минувшего на брюхе,
И нагло раздает парижской славе плюхи,
И, императору открыв свою страну,
Он наводнил во всю длину и ширину
Ее тирадами, предательством и ложью,
И изнасиловал ее на гнусном ложе,
И видит целый мир, как в беге колесниц
Пред кесарем его страна простерлась ниц, -
Пускай же сдвинутся великие надгробья,
И кости затрещат во тьме, в земной утробе,
И павшие борцы подавят тяжкий стон.
Костюшко задрожит! Спартак забудет сон!
Воспрянет Джефферсон! И Мэдисон восстанет!
И Джексон руки в ночь ужасную протянет!
И закричит Адамс! И, разучившись спать,
Линкольн почувствует, что он убит опять!
Так возмутись, народ! Восстань грозой мятежной!
Ты знаешь, как тебя люблю я братски нежно,
Но об Америке сегодня слезы лью,
О ней, теряющей былую честь свою,
Чье знамя звездное сияло вашим дедам.
Гнал Вашингтон коня к блистательным победам
И пригоршнями искр осыпал синий шелк
В свидетельство того, что выполнил свой долг.
Взошел его посев, расцвел он нивой звездной.
Я плачу. Кончено. Об этом думать поздно.
Загублен звездный стяг и омрачен навек.
Так будь же проклят тот несчастный человек,
Который замарал ручищею кровавой
Сиянье звездное старинной вашей славы!
ГОРЕ
Шарль, мой любимый сын! Тебя со мною нет,
Ничто не вечно. Все изменит.
Ты расплываешься, и незакатный свет
Всю землю сумраком оденет.
Мой вечер наступил в час утра твоего.
О, как любили мы друг друга!
Да, человек творит и верит в торжество
Непрочно сделанного круга.
Да, человек живет, не мешкает в пути.
И вот у спуска рокового
Внезапно чувствует, как холодна в горсти
Щепотка пепла гробового.
Я был изгнанником. Я двадцать лет блуждал