Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 1

Гюго Виктор

Остается сокровище также иное,

Боевой ятаган, да ружье нарезное,

Да штаны из холста, да еще тебе дан

Красный бархатный, золотом шитый кафтан.

Мчится бриг, рассекает он пенную влагу,

Гордый близостью к славному архипелагу.

Остается тебе, удивительный грек,

Разгадать за туманами мраморный брег

Иль тропинку, что жмется к прибрежным откосам,

Да крестьянку, лениво бредущую с возом,

Погоняя прутом своих кротких быков,

Словно вышла она из далеких веков,

Дочь Гомера, дитя великанов, богиня,

Что изваяна на барельефах в Эгине.

Октябрь 1832 г,

ЛУЧИ И ТЕНИ

К Л.

С тростинкой хрупкою надежды наши схожи,

Дитя мое, в руках господних наши дни,

Всей нашей жизни нить в суровой власти божьей,

Прервется нить, - и где веселия огни?

Ведь колыбель и смерти ложе, -

От века на земле сродни.

Я некогда впивал душою ослепленной

Чистейшие лучи моих грядущих дней,

Звезду на небесах, над морем Альциону

И пламенный цветок среди лесных теней.

Виденья этой грезы сонной

Исчезли из души моей.

И если близ тебя, дитя, рыдает кто-то,

Не спрашивай его, зачем он слезы льет, -

Ведь плакать радостно, когда томит забота,

Когда несчастного жестокий рок гнетет.

Слеза всегда смывает что-то

И утешение несет.

2 июня 1839 г.

OCEANO NOX

[Встает] с океана ночь (лат.) - конец 250-го стиха 2-й песни

«Энеиды» Вергилия: «Движется между тем небосвод, // С океана

встает ночь». Vertitur interea caelum et ruit oceano nox.

Сен-Валери-на Сомме

Вас сколько, моряки, вас сколько, капитаны,

Что плыли весело в неведомые страны,

В тех далях голубых осталось навсегда!

Исчезло сколько вас - жестокий, грустный жребий!

В бездонной глубине, при беспросветном небе,

Навек вас погребла незрячая вода!

Как часто путь назад не мог найти к отчизне

Весь экипаж судна! Страницы многих жизней

Шторм вырывал и их бросал по волнам вмиг!

Вовек нам не узнать судьбы их в мгле туманной.

Но каждая волна неслась с добычей бранной:

Матроса та влекла, а та - разбитый бриг.

И никому не знать, что сталось с вашим телом,

Несчастные! Оно, по сумрачным пределам

Влачася, черепом о грани камней бьет.

А сколько умерло, единой грезой живших,

Отцов и матерей, часами стороживших

На берегу возврат того, кто не придет!

Порой по вечерам ведут о вас беседы,

Присев на якорях, и юноши и деды

И ваши имена опять твердят, смешав

Со смехом, с песнями, с рассказами о шквале

И с поцелуем тех, кого не целовали, -

Тогда как спите вы в лесу подводных трав.

Мечтают: «Где они? На острове безвестном,

Быть может, царствуют, расставшись с кругом тесным

Для лучших стран?» Потом - и имена в туман

Уходят, как тела ушли на дно бесследно,

И Время стелет тень над вашей тенью бледной, -

Забвенье темное на темный океан.

Вас забывают все - с тем, чтоб не вспомнить снова:

Свой плуг есть у того, свой челн есть у другого!

И только в ночь, когда шторм правит торжество,

Порой еще твердит о вас вдова седая,

Устав вас ожидать и пепел разгребая

Пустого очага и сердца своего.

Когда же и ее закроет смерть ресницы,

Вас некому назвать!
– ни камню у гробницы

На узком кладбище, пугающем мечту,

Ни иве, что листы роняет над могилой,

Ни даже песенке, наивной и унылой,

Что нищий пропоет на сгорбленном мосту!

Где все, погибшие под голос непогоды?

О, много горестных у вас рассказов, воды

(Им внемлют матери, колена преклонив!),

Их вы поете нам, взнося свой вал мятежный, -

И потому у вас все песни безнадежны,

Когда вы катите к нам вечером прилив!

Июль 1836 г.

ВОЗМЕЗДИЕ

ПЕРЕД ВОЗВРАЩЕНИЕМ ВО ФРАНЦИЮ

Сейчас, когда сам бог, быть может, беден властью,

Кто предречет,

Направит колесо к невзгоде или к счастью

Свой оборот?

И что затаено в твоей руке бесстрастной,

Незримый рок?

Позорный мрак и ночь, или звездой прекрасной

Сверкнет восток?

В туманном будущем смесились два удела -

Добро и зло.

Придет ли Аустерлиц? Империя созрела

Для Ватерло.

Я возвращусь к тебе, о мой Париж, в ограду

Священных стен.

Мой дар изгнанника, души моей лампаду,

Прими взамен.

И так как в этот час тебе нужны все руки

На всякий труд,

Пока грозит нам тигр снаружи, а гадюки

Грозят вот тут;

И так как то, к чему стремились наши деды,

Наш век попрал;

И так как смерть равна для всех, а для победы

Никто не мал;

И так как произвол встает денницей черной,

Объемля твердь,