Собрание сочинений в 10 томах. Том 7
Шрифт:
— Это невозможно… невозможно! — воскликнула Македа, поглаживая своей маленькой ручкой луку седла. — Мой народ — избранный народ. Пусть он забыл свой долг, как Израиль в пустыне, пусть даже ему суждено погибнуть, но я хочу, чтоб он погиб свободным. И я, в ком течет лучшая кровь абати, не прошу у тебя милости. Вот мой ответ тебе, Барунг, ответ Дочери Царей. Но как женщина, — добавила она более мягким голосом, — я благодарю тебя за твою любезность. Когда меня убьют, Барунг, если мне суждено быть убитой, вспомни о том, что я сделала все, что могла, борясь с могущественными врагами. — И ее голос прервался.
— Я
— Нет еще, — ответила она. — Этих чужестранцев я отдаю тебе; я возвращаю им их слово. Зачем им погибать, раз мое дело проиграно? Они своей мудростью помогут тебе в борьбе со мною. Ведь ты подарил им жизнь и, быть может, спасешь жизнь их брату, твоему пленнику. У тебя есть раб — ты говорил про него — или говорил твой слуга — Египетский Певец его имя. Один из этих белых людей знал его, когда он был ребенком; быть может, ты отдашь его этому человеку? Она помолчала, но Барунг не произнес в ответ ни слова.
— Ступайте, друзья, — продолжала Македа, повернувшись к нам. — Благодарю вас за дальнее путешествие, которое вы предприняли, чтобы помочь мне, и за то, что вы уже успели сделать для меня. В знак благодарности я пришлю вам золота; султан передаст его вам. Я хотела бы получше узнать вас, но, быть может, мы еще увидим друг друга во время битвы. Прощайте.
Вальда Нагаста умолкла, но я видел, что сквозь прозрачную ткань своего покрывала она наблюдает за нами. Султан тоже внимательно смотрел на нас, поглаживая свою длинную бороду; его, по-видимому, занимала эта сцена, и он с интересом ждал, чем она закончится.
— Я на это не согласен, — сказал Орм, поняв, в чем дело. — Хиггс никогда не простил бы нам того, что мы запачкали репутацию, спасая его жизнь. Но послушайте, доктор, — прибавил он вдруг, — у вас есть свои, личные интересы, и вы должны сами решать за себя. Думаю, что я могу говорить лишь за себя и за сержанта.
— Я решился, — ответил я. — Иначе и быть не может. Надеюсь, что мой сын не простил бы мне другого решения. К тому же Барунг ничего не обещал, когда речь шла о нем.
— Тогда переведите ему все, — попросил Орм. — У меня смертельно болит голова, и я хочу лечь отдохнуть, будь то на земле или под землей.
Я изложил Барунгу все, что было нужно, хотя, сказать правду, чувствовал себя так, будто мне в самое сердце вонзили нож. Ведь мой сын был в нескольких милях от меня, а я искал его всю жизнь и теперь потерял всякую надежду снова его увидеть.
Обращаясь к Барунгу, я прибавил еще одну просьбу, а именно: чтобы он дословно передал профессору весь наш разговор — Хиггс должен был знать правду, что бы ни случилось с нами.
— Клянусь Хармаком, — сказал Барунг, выслушав меня, — вы сильно разочаровали бы меня, если бы ответили иначе, когда женщина показала вам пример. Теперь я знаю, что ваш толстый брат Черные Окна будет гордиться вами даже в пасти льва. Не бойтесь, он узнает весь наш разговор от слова до слова. Египетский Певец, который, как мне кажется, говорит на его языке, передаст ему все. А теперь прощайте. Быть может, нам еще придется скрестить мечи. Но это будет не так скоро. Вы все нуждаетесь в отдыхе, особенно тот высокий чужестранец, который ранен в голову. — И он указал на Орма. — Дочь Царей, позволь мне проводить тебя к твоему народу, который я хотел
И он поехал рядом с ней к входу в ущелье.
Когда мы подъехали к тому месту, где столпились абати, издали смотревшие на нас, я услышал негромкие возгласы: «Султан, сам султан!» — и увидел, как принц Джошуа прошептал что-то окружавшим его военачальникам.
— Смотрите, доктор, — шепнул мне на ухо Квик, — по-моему, эта свинья собирается выкинуть какую-то грязную штуку.
Он не успел еще закрыть рот, как Джошуа и целый отряд всадников с громкими криками окружили нас, размахивая мечами.
— Сдавайся, Барунг! — вопил Джошуа. — Сдавайся, или ты умрешь!
Султан с удивлением взглянул на него и ответил:
— Если б я был при оружии (он бросил свое копье, когда приблизился к Македе, чтобы проводить ее), один из нас, разумеется, умер бы, свинья, одетая человеком!
Потом он повернулся к Македе и прибавил:
— Дочь Царей, я знал, что твое племя — племя трусов и предателей, но так-то ты позволяешь своим подданным обращаться с посланными, которые пришли, принеся с собой знак мира?
— Нет, нет! — закричала она. — Дядя Джошуа, ты позоришь меня, ты позоришь свой народ! Все назад! Пусть султан фенгов свободно вернется к своим!
Но абати не слушались ее, слишком велик был соблазн, чтобы отказаться от такой добычи. Мы переглянулись.
— Скверная история, — заметил Орм. — Если они захватят его, их грязное дело запачкает и нас. Подвиньте-ка вперед вашего верблюда, сержант, и, если этот прощелыга Джошуа попытается выкинуть какую-нибудь штуку, всадите в него пулю.
Квик не нуждается в повторении распоряжений. Он ткнул своего верблюда в ребра прикладом ружья и двинулся прямо на Джошуа, крича: «Прочь, свинья!» — так что лошадь принца испугалась и всадник слетел с нее и сел на землю в своем великолепном одеянии — прегрустное и пресмешное зрелище!
Воспользовавшись последовавшим за этим смятением, мы окружили султана и проводили к его двоим спутникам, которые, увидев происходившее, уже скакали нам навстречу.
— Я ваш должник, — сказал Барунг, — и я прошу вас, о белые люди, исполнить еще одну просьбу. Вернитесь к этой свинье и скажите ему, что Барунг, султан фенгов, понял по его поведению, что он желает сразиться с ним один на один, и что, хотя эта свинья вооружена с ног до головы, султан ожидает его здесь без кольчуги.
Я немедленно вернулся к абати в качестве посланного, но Джошуа был слишком хитер, чтобы впутаться в такое опасное предприятие.
Он ответил, что ничто не сравнилось бы для него с удовольствием отрубить голову этой собаке — Барунгу, но, к несчастью, вследствие неосторожного поведения одного из нас, чужестранцев, он упал с лошади и расшиб спину, так что с трудом стоит на ногах и не может поэтому принять вызов.
Я вернулся к султану и передал ему ответ, выслушав который, он улыбнулся и ничего не сказал. Он только снял с шеи золотую цепь и отдал ее Квику, который, по его словам, помог Джошуа показать если не храбрость, то умение ездить верхом. Потом он поклонился нам всем поочередно и раньше, чем абати успели сообразить, гнаться ли за ним или нет, ускакал вместе со своими спутниками по направлению к Хармаку.