Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Стихотворения.

Грейвс Роберт

ПРИЗНАНИЕ

(Перевод Ю. Комова)

Когда над обрывом случайно сошлись, Я вздрогнул, услышав твой голос, А ласточки в танце, как дети, неслись, Чей выбор так прост и недолог. И было все ясно: я рядом с тобою И маску, что носишь, сорву, Рожденье твое снова миру открою, Я снова тебя назову. И все же нежданной была мне награда, Ее поэт заслужил; А ласточки в гневе кричали надсадно, Как будто сжигали их мир.

ОТТЕНКИ ЗЕЛЕНОГО

(Перевод Ю. Комова)

Нежной прошвой травы и змеею, Цветом лавра и радугой моря, Изумрудного чистотою Живут оттенки зеленого: Как зеленое — вовсе простое, но, конечно же, неземное — Ты в любви открывай моей новое.

ОЖИДАНИЕ

(Перевод

Ю. Комова)

С ночи той, когда прокрались, Словно призрак, вы ко мне, Горло сжав, исторгли клятвы, Что я повторял бы век, Здесь, где ребра аркой вздеты, Уголья затлели вскоре, Ветры в них огонь раздули, Выжигая все живое. Кулаки мои, что молот, Лоб широкий мрачен гордо, Мускулы пружинят ноги, Весь я вырастаю словно. Все же то, что час вы ждали, Когда звезды нам лишь светят, Говорит — порыв ваш ярче, Мой — сгорел в надежде меньшей.

ИМЕНИНЫ

(Перевод Ю. Комова)

Я от восторга плачу, что на именины Она не подарила ничего — здесь все наоборот: Принять она решилась мои дары — отныне Счастливее меня поэта нет!

ЛЮБОВЬ ВНЕ ВРЕМЕНИ

(Перевод Ю. Комова)

Первое, царственное имя, вырезанное на скале, Означило первую страницу летописи времени; И каждый новый год будет повторять Злые квадратики сброшенной и новой кожи На клетчатой одежде мертвой змеи. Но мы с тобою вместе, вместе, вместе Перенесем все самые страшные лишения, Мы вырвем перо из рук Еноха И вычеркнем наши имена из его черного списка И время будет дважды нетронутым. Любовь наша незаметна; а вся жизнь Так же длинна и коротка, как приключенье. Одиноко или вместе, воскрешая малое и предсказывая еще меньшее, Мы смотрим на змею, раздавленную пяткой И в смертельной агонии чешуйками рождающую радугу.

СВИДАНИЕ

(Перевод Ю. Комова)

С тобой мы две части, мужчина и женщина, Сближающиеся с двух разных концов, Я на ветре, что ближе к земле, ты — что ближе к солнцу. И вера, которую мы несем с собой, Одетые слепым множеством сдвоенных миров, Формирует над нами грозовые тучи. Страшны раскаты грома, когда встречаемся, И угловатая молния, и дождь-водопад, Обрушивающийся на пустыни длинной вереницы лет. А что же предсказатели погоды? Они молчат и прячут глаза, Позволяя событию пройти незамеченным. А мы? И мы отвечаем молчанием. О, как прекрасна мечта — не сотрясая воздух, Вызвать непонятное изменение во всемирном климате!

НУЖДА

(Перевод Ю. Комова)

Рожденный в беднейшем семействе, в один из голодных дней, Он ныне бредет по дорогам, засохшую ветвь волоча за собой, Завидуя каждой травинке, природе завидуя всей. Нужда ему имя, но если добры вы — За стол посадив, на почетное место, Тарелку до края наполнить его не забыли, Сказав: «Ешь и пей, попробуй от каждого блюда», Он, жадно глотая, в ответ промычит вам хвастливо: «Но я не просил никогда, — и не буду». Унылы одежды на нем, и сам он несчастен и робок, Погас его взор, улыбка поблекла, и ум подаяния просит, И певчую птицу способен разжалобить голос. Но все же открытого сердца его нет светлее — Хоть жадно он рыщет глазами в соседних владеньях — Надежду то сердце дает человеку с петлею на шее.

НЕТ ДОМА

(Перевод Ю. Комова)

Дом ее выступал, как в тумане, в конце Беркширлейн, Огромный и уединенный. Она ожидала меня; А я как на крыльях с трепещущим сердцем летел, Еще от садовой калитки успев разглядеть, Как ярок дверной молоточек — так значит готов он В уверенный стук воплотиться? Шаги отдавались так гулко, Бежал я последние метры: ударил и слушал, Ловил звук скользящий ее приближенья… Ни слова, ни шороха. Ждал я три долгих минуты, Потом, удивленный, побрел по дорожке назад, Наверх посмотрел, подравнялись на крыше все трубы, но дыма не видно. А вот занавески: от солнца ль защитою служат они? Быть может — не только от солнца? Я в сад заглянул через стену. За ним здесь следили, клонилися ветви под цветом (Тот год день пасхальный был поздним, весна пришла рано), Садовника там я увидел, склоненного над парниковою рамой. — А что госпожи твоей

нет разве дома? — Да, нет. — Но я приглашен ею был. Зовут меня Лев. Быть может записку оставили мне? — Да нет, и записки никто не оставил. — Надеюсь с ней все хорошо? — Ничего не случилось, Хотя госпожа моя, правда, была озабочена чем-то, мы думали, Что по семейным причинам. — Есть разве семья у нее? — Об этом не буду болтать… Но сказать все ж осмелюсь, Обеспокоенной выглядела. И какая-то вся не своя. — И все же записки мне нет. — На словах передать лишь просила, Что будет в отъезде неделю иль две, Быть может и месяц-другой, возвратиться хотела где-нибудь в середине лета, А, впрочем, о том я прошу вас, не говорите нигде. И это было хоть что-то, настойчивости награда. Но спряталось солнце, и ветер холодный раскачивал ветви цветущего сада, И пыль поднялась, и окна сверкали своей пустотою… И все же, когда уходил я, то мне показалось — Рука приоткрыла чуть-чуть занавеску, и вслед мне смотрела она: Глаза не забыли еще, любовь излучали, — насколько это возможно через щелочку.

ГОРИЗОНТ

(Перевод Ю. Комова)

В погожий день как тонок горизонт, Граничащий как с морем, так и с небом, Живущий и любовью-небом и любовью-морем; И как неясен он, когда садится солнце И зоркий глаз в себя теряет веру. «Пусть будет так, как хочешь ты чтоб было», — Она сказала, и он сделал так. Луна светила, и свеча светила, Свеча светила, и луна светила, И облака — похожи на подушки — скрывали горизонт от глаз. И зная и не зная, что ничто не вечно, Оплакали влюбленные давно Потерю горькую: однажды ночью убежит она С его же другом, в доброте сердечной Оставив красоту свою на память, любуется пусть ею и тогда, Когда луна на небе светит иль горит свеча, Когда свеча горит иль светит в мир луна.

ЗОЛОТОЙ ЯКОРЬ

(Перевод Ю. Комова)

Я разорен: и на открытом со всех сторон пространстве Свободен, словно ветер, если нужны прогнозы. Но почему так горько мне, ведь с нею я не связан? Мое кольцо на пальце у нее, а шею украшает Имеющий чудесный дар нефрит. Потеряно не все, Пока она такие знаки носит; нас не скрепляют Ни клятвы, ни слова — одна любовь. Быть может, якорь золотой приносит ей мученье, Свободу женскую невольно он сковал? Желая страстно Цепь разорвать и по теченью вниз умчаться, Предупредит ль она, что нам грозит несчастье, Сочащееся из уставшей веры? — поэтому ль оно лениво И боится на головы обрушить свой топор, хотя Живет в ладу со злым и безразличным? И как же дальше жить? Она меня нашла, Не я ее. Без счета расточал ей Богатые подарки, она все заслужила. В любви был горд я, как моя природа; Она — таинственна, таков ее девиз. Я горе затаю, Пока ее волненья не увижу, когда сорву ту маску, Мишурою украшенную добродетель, что неумело так она носила.

ВОЗЛЮБИВШАЯ ЛЬВА

(Перевод Ю. Комова)

В возлюбленные льва избрала ты — Меня, кто радостно, судьбе идя навстречу, Из ревности посмев жестокие деянья Совершить, заранее предвидя результаты, Теперь ловушку оживил своим же мясом. Но я не променяю сердце льва На менее свирепое другое, Хотя схожу с ума я под луною И над кровавыми останками рычу, Терзая их, лишь облака закроют мне ее луну. Признательность и благодарность презираю, Такой товар на рынке стоит грош: Твои нагие ноги на моих плечах дрожащих, Твои глаза, что дарят мне любовь — Вот без чего с рожденья жить не мог.

ИВИК НА САМОСЕ

(Перевод Ю. Комова)

Потеряли женщины Самоса головы от любви ко мне: Изводят мужей своих, хозяйство совсем забросили, Посланья мне тайные шлют, я о том сожалею. Я — Ивик, поэт, что славен везде журавлями, И стройная, бледная, как луна, самианка хотела б Моею невестою стать. Я ж ей отвечаю холодным приветствием или По-братски целую; она мне проклятия шлет: Разве должное я не воздал ее жаркой груди, что миррою благоухает? А та, горжусь которой, на меня смотреть не хочет Уж целый год, в тщеславии своем, что не знаком с пределом, Сердца терзает наши, как одно. Где б ни бродил я, жар во мне пылает, Оливы ветвями касаются и жгут, Мерцают камни на блуждающей тропе. Кто обвинит меня, когда один поэт я, Никто не смеет в дар принять удел Лишь смерти, смерти в храме Музы? Кто обвинит меня, когда мой гибнет волос И череп выглядит горшком, когда глаза сверкают, Как будто молния свой распустила шлейф?