Собрание сочинений в четырех томах. Том 4.
Шрифт:
— Никакой даты. Просто субботний вечер. В квартире почти никого нет. Можете захватить с собой бутылочку шампанского. Даже две, я не обижусь. Обнимаю. Жду. Не позднее восьми.
Ирочка положила трубку, немного постояла у телефона, но ничего не дождалась. Ей вдруг стало очень грустно. До завтрашнего вечера оставалась бездна времени. Куда потратить это время? Еще вчера, еще сегодня утром у Ирочки было множество самых разных интересов. А сейчас вдруг стало как–то пусто.
Почему?
Но все–таки надо было что–то делать. Не сидеть же весь день над пустой чашкой кофе! А что делать?
Мысль, которую Ирочка не раз прогоняла, снова пришла ей в голову,
Глава двадцать пятая
Случай на крыше
Дуська, то бишь Светлана Чашкина, решила разыскать Володьку и пригласить его в гости. Ранним утром она отправилась на Арбат, с Арбата поехала в Замоскворечье, нашла бригаду и упросила ребят спустить Володьку со стены. Зачем она все это делала? Она и сама толком не знала. Ей так захотелось. Это было, по ее мнению, оригинально и смешно.
Володька увидел перед собой девицу, о существовании которой давно позабыл.
— Желтая! Откуда?
— Негры здороваются.
— Что ты говоришь! Давай поцелуемся.
— Это не обязательно. В гости хочу тебя пригласить.
— Меня? Смеешься! Я даже забыл, как тебя зовут.
— Ничего, вспомнишь.
— Занятная ты девка! Когда прийти?
— Сегодня. Вечерком.
— Вдвоем посидим или в компании? — подмигнул Володька.
— Будет еще Ирочка со своим поклонником, — спокойно ответила Дуська.
— С кем, говоришь? — испуганно спросил Володька.
— С поклонником. Приедут на своем «Москвиче». А ты будешь моим поклонником. Договорились!
Володьке хотелось крикнуть ей: «Волк будет твоим поклонником!» — но он справился с собой и ничем не выдал своего отчаяния. Он окаменел. Горе его поразило.
Дуська вручила Володьке записку с адресом и мгновенно исчезла, словно ее ветром сдуло. Володька остался с запиской в руках. Марьина роща… После восьми вечера… Первым его движением было разорвать эту проклятую бумажку. Но не хватило мужества. Одолела слабость. Володька уже заранее упивался мыслью о том, как он их поймает, как он им отомстит.
Дуська указала время — после восьми. Как долго ждать! С тягостной болью в сердце Володька влез в свои доспехи. Надо было работать до трех без перерыва. Так полагается в субботу. До восьми бесконечно далеко. Только бы сдержаться, не выпить! А хочется выпить, так и тянет. Теперь он понимает, какая это все ложь — Ирочка, ее проповеди, вообще все. Теперь он будет жить, как жил всегда, без этих — как их? — без претензий. Какого черта в самом деле! Для Ирочки он Володька, пескоструйщик, сама серость. А для других людей он Владимир Левадов, мастер высшего разряда, специалист своего дела… Пусть бы Ирочка послушала, как говорили с ним вчера в партийном комитете! Там говорили, что он спас Кормилицына; а как бы он мог его спасти, если бы у него не было авторитета в бригаде, если бы каждый рабочий не уважал мастера Левадова, не считался с каждым его словом? После того как Дему удалось поставить на свое место, Володька замышлял новый порядок в бригаде, хотел избавить государство от лишних трат, собирался поговорить с Иваном Егоровичем, который ведь помнит Ленина, лично слышал его, рукоплескал ему… Теперь Володьке ничего не надо! Ирочка по ночам ездит на «Москвиче» со своим поклонником. Ради этого она бросила работу, бросила его, Володьку, именно в то время, когда он поверил в нее, в ее ум,
При этой мысли Володька чуть не выронил из рук свой воздушный бур. Сопло в эту секунду несколько раз чихнуло и затихло. Аппарат внизу остановился, шланг остался без воздуха. Не узнав, что случилось, Володька крикнул, чтобы его подняли до отказа и с необыкновенной ловкостью выбрался по тросам на крышу. Здесь был простор. Над головой сияло огромное небо, в лицо дул сухой, как в степи, ветер.
— Хорошо! — простонал Володька, валясь на горячий цемент. — Хорошо!
Он так и остался лежать спиной к солнцу, уткнув лицо в локти. Лежать было неудобно и жестко, горячий цемент жег тело, но Володьке хотелось, чтобы было еще неудобнее, жестче, горячее.
От жары пересыхали губы, на зубах скрипел песок. Володька плакал горько, безысходно, трудно. Да, он ничто, всего лишь несчастный пескоструйщик, ничтожный человек, не академик, не летчик–испытатель, а всего только — грубая сила! Слез не было, и Володька не чувствовал, что плачет. Он испытывал невыносимые муки, терзался от обиды. Ему хотелось унижать себя до бесконечности. Как мог он не увидеть, не понять, что это было случайное знакомство! Как мог он не увидеть, не понять, что эта чистенькая девочка, живущая в приличной квартире, не ровня ему, Володьке! И он опять с остервенением вдалбливал себе в голову, что он простой и грубый парень из барака, которому не следовало знакомиться с чистенькой девочкой и верить ее чистеньким речам.
А этот поцелуй у Кремля весной? Вот когда она скрутила ему душу! О чем теперь жалеть, в чем себя упрекать, если он ее любил?! Сам ей открылся, дал слово, лелеял, как невесту, ничего себе не позволял. Он жил ею, любил ее, готов был ради нее на все, а она… Убить такую мало!
— Будет тебе, — прошептал Володька, приходя в себя. — Тоже еще убийца!
Он хотел успокоиться и поспать. Но разве заснешь, когда мозг лихорадочно работает да еще солнце и ветер не дают покоя!
— Психую, — подумал вслух Володька. — Надо затормозить.
Но из этого ничего не вышло. Володька продолжал напряженно думать, и в центре всех его мыслей неизменно была Ирочка.
До встречи с ней Володька не имел никакого понятия о любви. То, что он называл любовью, было самой скверной, бесстыдной и пошлой стороной человеческих отношений. После встречи с Ирочкой он начал совсем иначе думать о любви. Он понял, что настоящая любовь — это дружба, нежность, чистота. Измена Ирочки как бы возвращала его к тем представлениям о любви, от которых он давно отказался. Если Ирочка могла ему изменить, — значит, в мире не существовало ни нежности, ни чистоты.
Он мучился серьезно, не на шутку. Вдруг ему вспомнилась Соня, и на мгновение у него потеплело на сердце. Ему даже почудилось, что Соня где–то рядом. А рядом с ним возились голуби. Сизая, как серебро, голубка зло клевала молодого голубка, и тот терпел, пытаясь уклониться от побоев.
Так что же Соня? Может быть, пойти к ней, покаяться, вспомнить старое? Интересно, а что было бы, если бы такую штуку выкинула не Ирочка, а Соня? Ничего особенного не было бы. Поревновал бы немножко, может быть, стукнул по затылку. Но чтобы мучиться так, как сейчас!.. Никогда в жизни! Плакать?! Ни одна Соня на свете этого не дождалась бы. А Ирочка довела. Чем? Он еще сам толком не знал. Ездит ночью с поклонником на «Москвиче»… Ах, не в том дело, что на «Москвиче»! Соня не умела на него повлиять, она ничего от него не требовала, лишь бы ходил. А Ирочка влияла на него, и он полюбил ее так, как больше никого не полюбит.