Собрание сочинений. Пробуждение: Интерлюдия; Сдается внаем
Шрифт:
– Ф. Ф., – услышал он ее голос. – Флер Форсайт, правильно, мой. Благодарю вас.
Боже правый! Как она переняла трюк, о котором он сам только что рассказал ей в галерее, – мартышка!
– Форсайт? Неужели? Моя фамилия тоже Форсайт. Мы, может быть, родственники?
– Да, вероятно. Других Форсайтов нет. Я живу в Мейплдерхеме, а вы?
– В Робин-Хилле.
Вопросы и ответы чередовались так быстро, что Сомс не успел пошевелить пальцем, как все было кончено. Он увидел, что лицо Ирэн загорелось испугом, едва заметно покачал головой и взял
– Идем, – сказал он.
Она не двигалась.
– Ты слышал, папа? Как странно: у нас одна и та же фамилия. Мы родственники?
– Что такое? – сказал он. – Форсайт? Верно, дальние.
– Меня зовут Джолион, сэр. Сокращенно – Джон.
– А! О! – сказал Сомс. – Да. Дальние родственники. Как поживаете? Вы очень любезны. Прощайте!
Он пошел.
– Благодарю вас, – сказала Флер. – Аu rеvоir!
– Аu rеvоir, – услышал Сомс ответ мальчика.
II
Хитрая Флер Форсайт
По выходе из кондитерской первым побуждением Сомса было сорвать свою досаду, сказав дочери: «Что за манера ронять платки!» – на что она с полным правом могла бы ответить: «Эту манеру я переняла от тебя!» А потому вторым его побуждением было, как говорится, «не трогать спящую собаку». Но Флер, несомненно, сама пристанет с вопросами. Он искоса поглядел на дочь и убедился, что она точно так же смотрит на него.
Она сказала мягко:
– Почему ты не любишь этих родственников, папа?
Сомс приподнял уголки губ.
– С чего ты это взяла?
– Сеlа sе vоit [27] .
«Это себя видит» – ну и выражение! Прожив двадцать лет с женой-француженкой, Сомс все еще недолюбливал ее язык: какой-то театральный. К тому же в сознании Сомса этот язык ассоциировался со всеми тонкостями супружеской иронии.
– Почему? – спросил он.
– Ты их, конечно, знаешь, а между тем и виду не подал. Я заметила, они глядели на тебя.
– Этого мальчика я видел сегодня в первый раз в жизни, – возразил Сомс – и сказал чистую правду.
27
Сразу видно (фр.).
– Да, но остальных ты знал, дорогой мой.
Он опять искоса поглядел на дочь. Что она выведала? Не проболталась ли Уинифрид, или Имоджин, или Вэл Дарти и его жена? Дома при Флер тщательно избегали всякого намека на тот старый скандал, и Сомс много раз говорил Уинифрид, что в присутствии его дочери о нем и заикаться нельзя. Ей не полагалось знать, что в прошлом у ее отца была другая жена. Но темные глаза Флер, часто почти пугавшие Сомса своим южным блеском, смотрели на него совсем невинно.
– Видишь ли, – сказал он, – между твоим дедом и его братом произошла ссора. С тех пор обе семьи порвали всякое знакомство.
– Как романтично!
«Что она подразумевает под этим словом?» – подумал Сомс. Оно ему казалось экстравагантным и опасным, а прозвучало оно так, как если бы Флер сказала: «Как мило!»
– И разрыв продолжается по сей день, мы не возобновляем знакомства, – добавил он, но тотчас пожалел об этих словах, прозвучавших как вызов.
Флер улыбнулась. По нынешнему времени, когда молодежь кичится своей самостоятельностью и презрением к такому предрассудку, как приличия, этот вызов должен был раздразнить ее своенравие. Потом, вспомнив выражение лица Ирэн, он вздохнул свободнее.
– А какая ссора? Из-за чего? – услышал он вопрос дочери.
– Из-за дома. Для тебя это дело далекого прошлого. Твой дедушка умер в тот самый день, когда ты родилась. Ему было девяносто лет.
– Девяносто? А много есть еще Форсайтов, кроме тех, которые значатся в «Красной книге»? [28]
– Не знаю, – сказал Сомс. – Они теперь все разбрелись. Из старшего поколения все умерли, кроме Тимоти.
– Тимоти! – Флер всплеснула руками. – Как забавно!
28
«Красная книга» – справочник, где даются важнейшие сведения о представителях придворных кругов и высших классов.
– Ничуть! – проворчал Сомс.
Его оскорбило, что Флер нашла имя «Тимоти» забавным, как будто в этом скрывалось пренебрежение к его предкам. Новое поколение готово смеяться над всем прочным и стойким. «Загляни к старичку, пусть попророчествует». Ах! Если б Тимоти мог видеть беспокойную Англию своих внучатных племянников и племянниц, он, конечно, сказал бы о них крепкое словцо. И невольно Сомс поднял глаза на окна «Айсиум-клуба»: да, Джордж все еще сидит у окна с тем же розовым листком в руке.
– Папа, где это Робин-Хилл?
Робин-Хилл! Робин-Хилл, вокруг которого разыгралась та старая трагедия! К чему ей знать?
– В Сэрри, – пробормотал он, – неподалеку от Ричмонда. А что?
– Не там ли этот дом?
– Какой дом?
– Из-за которого вышла ссора.
– Да. Но что тебе до этого? Мы завтра едем домой, ты бы лучше подумала о своих нарядах.
– Благодарю! Они все уже обдуманы. Ссора, кровная вражда! Как в библии или как у Марка Твена – вот занятно! А какую ты играл роль в вендетте, папа?
– Тебе до этого нет дела.
– Как! Но я ведь должна ее поддерживать?
– Кто тебе это сказал?
– Ты сам, дорогой мой.
– Я? Я, наоборот, сказал, что к тебе это не имеет никакого касательства.
– И я так думаю. Значит, все в порядке.
Она была слишком хитра для него: finе, как выражалась иногда о дочери Аннет. Остается только как-нибудь отвлечь ее внимание.
– Тут выставлено хорошее кружево, – сказал он, останавливаясь перед витриной. – Тебе должно понравиться.