Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
Двор был пустой, и на Ольгу некому было смотреть, тем не менее она оделась под одеялом.
— А уборная у нас, знаете, где? — спросила Таня. — Хотите, я провожу вас?
Наскоро умывшись под жестяным рукомойником и причесав вихры перед куском зеркальца, который ей принесла Халима, Ольга направилась в квартиру доктора под конвоем Тани и Вовки.
Дети вдвоем тащили по земле ольгин чемодан и покрикивали, чтоб слышали на соседнем дворе:
— Эвакуация раненых с озера Хасан!.. Санпоезд номер один!
Ольга появилась в квартире Сергея
— Хоп, джаным, мен цека каждим, захожу к Аббасову, знаешь его? Который раньше облздравотдел был. Захожу, говорю: — Акаджан, маслахат беринг, кандай иул блан кетсам экан. Олмаси мумкин. Нима учун олмае экан? Тегишли мутахассис керакдир. Какой, говорю, такой специальность? — рассказывал немолодой узбек, сидя боком у обеденного стола, на котором в ужасном беспорядке стояли закопченный эмалированный чайник, глиняный кувшин с молоком, сахарница, стаканы и кружки и лежали блестящие, желтые, подмазанные сверху яичным желтком лепешки хлеба и пучки молодого лука.
Лицо рассказчика в светлых оспинах было очень симпатично и, пожалуй, даже красиво. Он был в халате поверх украинской косоворотки и в синих галифе, вправленных в легкие сафьяновые сапоги. Доктор Сергей Львович, его жена и Петр Абрамович Румерт сидели на кушетке, покрытой старым, протертым бухарским ковром, и, улыбаясь, внимательно слушали узбека.
— Какой такой специальность? — повторил он, мельком взглянув на Ольгу и продолжая рассказывать. — У ерда техник керак. Сиз кимсиз? Мен большевик, говорю. Хороший специальность, а?
Все засмеялись.
— Молодец! — сказал Сергей Львович. — Хороший ответ.
— Ну, Амильджан, как ты знаешь, за словом в карман не полезет, — покровительственно заметила Татьяна Васильевна и, привстав, пододвинула Ольге стул.
— Как спали? Хасан и не снился? — спросила Татьяна Васильевна так себе, чтобы только о чем-нибудь спросить.
— Очень хорошо спала, спасибо, я не помешала? Мне так неудобно, честное слово.
— Да оставьте вы, Оленька, — и Татьяна, возмущенно мотнув своими выгоревшими лохмами, обратилась сначала к рассказчику, тут же к мужу и снова к Ольге.
— Ну, дальше, дальше. Сергей, слушай внимательно. У нас тут, — это уже адресовалось гостье, — у нас за последнее время потрясающие дела творятся, — и не замечала, что сама задерживает рассказчика, в волнении курившего папиросу за папиросой и отряхивавшего пепел себе на ладонь. — Товарищ Шарипов только что из Ферганы… Если бы не он рассказал, я ни за что бы не поверила.
— Да? — спросила Ольга, покраснев до ушей. Ей очень хотелось чаю, но его никто не предложил, она нечаянно взяла в рот листок редисочной ботвы и застыдилась этого.
А Татьяна Васильевна, бестолково махая руками, как дирижер-самоучка, между тем стала доказывать, хотя никто, признаться, не возражал ей, что Амильджан Шарипов добьется своего и что раз дела творятся поистине замечательные, то и относиться к ним обязаны тоже замечательно, и поэтому никто не смеет отказать Шарипову в посылке его на Большой Ферганский канал, о чем он просил в горкоме партии.
— Об этом не писали в газетах, — все еще смущаясь своей неосведомленности, своего невежества и своей юности, нерешительно сказала Ольга, с мольбой взглядывая на Сергея Львовича, но тот безмятежно курил, глядя куда-то в пространство.
— Разве у нас успевают обо всем писать? — воскликнула Татьяна Васильевна и, рванувшись вперед всем телом, словно сидя хотела взлететь с тахты, быстро рассказала о великом почине узбекских колхозников, весною своими силами и на свои средства построивших маленький канал в Лягане, а теперь готовящихся к строительству большого канала в Фергане.
Начинание это, даже в восторженной и потому не особенно точной передаче Татьяны Васильевны, представлялось грандиозным, и Ольга почувствовала зависть к этой болтливой женщине, умеющей так запросто погружаться в энтузиазм.
— Ах, если бы ты знал, Сергунька, — восхищенно пела Татьяна, размахивая руками, — если б ты только знал! Артель «Ички Хаят» из двухсот девяноста членов — ты слышишь? — выделила на БФК сто сорок человек. Кокандский музей — слушай, Сергунька, — уже приступил к собиранию материалов о ходе подготовки к строительству. Еще ничего нет, никаких материалов и никакого строительства, а музей уже приготовился. По-моему, замечательно! Вы знаете, Оленька, мы здесь сейчас, как вы на Хасане, будто кто-то на нас напал и остались считанные секунды, чтобы спасти положение, и мы все поднялись разом. Ты знаешь, Сергунька, тридцать тысяч женщин готовы выйти с кетменями.
Амильджан Шарипов, отец маленькой Халимы, только что как раз вернулся из Ферганы, где он собственными глазами видел лихорадочную подготовку к работам и ощутил всеобщую взбудораженность.
Перед приходом Ольги он как раз и рассказывал, что был в горкоме партии, прося отправить его на канал, и как ему отказали в этом, сославшись на то, что у него нет никакой технической специальности. Амильджан и сказал тогда, что у него есть — отчего же? — хорошая специальность: он большевик.
— Ну, и чем же закончился твой разговор? — спросил его Сергей Львович, как только энтузиазм жены иссяк и она умолкла.
— Мен бильмайман [12] , чем закончился, — ответил Шарипов, пожимая плечами, и осторожненько стряхнул пепел со своей ладони на кусочек газеты. — Он не согласный, я не согласный. К Усману Юсупову ходить надо.
— Нет, я просто удивляюсь! — с новой силой воскликнула Татьяна. — На трассу канала выйдет сто — полтораста тысяч людей, желающих вложить в дело всю свою душу. Значит, и посылать в первую очередь надо тех, кто сам хочет.
12
Я не знаю (узбек.).