И завыли по-волчьи запасники:«Мы – не частники. Мы не участникив гнусной краже искусства России.В склады краденого нас превратили.Загнивают картины, как овощи.Мы не рыцари, присно скупые.Мы хотим показать все сокровища,что за долгие годы скопили.Чем вас живопись та испугала,если прячут в подвалах Шагала?Чем страшны для двухсот миллионовГончарова и Ларионов?Что стрясется с державой, милейшие,если людям покажут Малевича?И устои Кремля исполинскогорухнут, если покажут Кандинского?Меньше сахара будет пиленого,если выставят Фалька, Филонова?Эрьзя?Нельзя.Тышлер?Тише.Татлин?Спрятан.Потому мы, запасники, хмурые,что картины — в подземной пыли.До купца Третьякова бы уровня,вы бы, деточки, доросли!Время движется по спирали,и потомок замки разнесет,и
картины, что вы запирали,как детишек, от смерти спасет.С поздней горечью сожаленьяон, одаренный лучшей судьбой,вспомнит столькие поколенья,обворованные собой.Для людей это будет праздником,и поклонятся люди землинам, ни в чем не повинным запасникам,ибо что-то мы все же спасли!»21 ноября 1971
После того как я прочел эти стихи на вечере в Концертном зале им. Чайковского, идеологическое начальство мне года полтора не давало выступать с чтением стихов за «издевательство над советскими музеями и пропаганду модернизма».
Простая песенка Булата
Простая песенка Булатавсегда со мной.Она ни в чем не виноватаперед страной.Поставлю старенькую записьи ощущук надеждам юношеским зависть,и загрущу.Где в пыльных шлемах комиссары?Нет ничего,и что-то в нас под корень самыйподсечено.Все изменилось: жизнь и люди,любимой взгляд,и лишь оскомина иллюзийво рту, как яд.Нас эта песенка будила,открыв глаза.Она по проволоке ходила,и даже – за.Эпоха петь нас подбивала.Толкает вспять.Не запевалы – подпевалынужны опять.Надежд обманутых обломкивсосала грязь.Пересыхая, рвется пленка,как с прошлым связь.Но ты, мой сын, в пыли архивовиной Русинайди тот голос, чуть охриплый,и воскреси.Он зазвучит из дальней далисквозь все пласты,и ты пойми, как мы страдали,и нас прости.1971Написано сразу после того, как Б. Окуджава был исключен изпартии московской писательской организацией и ему грозилоотлучение и от Союза писателей. Подробно эта история опи-сана в моей книге «Волчий паспорт», в главе «Заходи, у меняесть джонджоли…» (М., «Вагриус», 1998, с. 497–503).
Монолог послезавтрашнего человека
Адам и Ева были беспартийные,ковчег придумал беспартийный Ной.Все партии с ухмылочкой противноючерт выдумал – у черта вкус дурной.А может, в сердцевине самой яблока,как червь засела, – червь и змей притом, —политика – профессия от дьявола,и люди зачервивели потом.Политика придумала полицию,политика придумала вождей,сочла живую душу единицеюи рассекла на партии людей.Где партия вдовы, калеки, странника,где партия ребенка и семьи?Где грань меж Магаданом и Майданеком,и между Освенцимом и Сонгми?Когда-нибудь, когда-нибудь, когда-нибудьпраправнукам сегодняшних временвсе партии припомнятся, как давнее,как несусветный дикий Вавилон.И будет мир, где нет калек на паперти,политиков и нравственных калек,а в нем одна-единственная партия —ее простое имя – человек.22 ноября 1971
Хотя я придумал для этого стихотворения хитрое название «Монолог анархиста» и пытался его напечатать в «зарубежном цикле», номер не прошел. Впервые опубликовано лишь в 1990 году, но зато в самой многотиражной газете «Аргументы и факты», никогда до этого не печатавшей стихов.
Тараканы
Тараканы в высотном доме —Бог не спас, Моссовет не спас.Все в трагической панике — крометараканов, штурмующих нас.Адмиралы и балерины,физик-атомщик и поэтзабиваются под перины,тараканоубежища нет.На столе у меня ода —тяжкий труд,а из мусоропроводагости прут.Только Зыкина запела,с потолковподпевать пошла капеллапрусаков.Композитор Богословскийвзял аккорд,а на клавиш вспрыгнул скользкийрыжий черт.Тараканы тихони, всееды,археологи грязных посуд.Тараканы-искусствоведыпо настенным гравюрам ползут.Тараканы, на нашу набережнуюв дом-гигант на Москве-рекевы с какою старушкой набожнойтихо въехали в сундучке?И, воспитанная веками,применяет угрозы и лестьпсихология тараканьятех, чья формула: это – пролезть.На словах этот парень, как витязь,он за правду пойдет на таран,но какая-то в нем глянцевитость.Осторожнее — таракан!Плагиаторы, вкусно похрумкивающие,не посыпаны порошком.Тараканы, стишки похрюкивающие,в шапках пушкинских — пирожком.Развлекательство, размокательство,ресторанное «эге-гей!»угрожающе резво катитсяна эстрады со всех щелей.Вся бездумщина, вся цыганщина,весь набор про сердца на снегах —это липкая тараканщинас микрофонами в лапках-руках.Надо нашему дому очиститься.Дело будет, товарищи, швах,если взмоют ракеты космическиес тараканами, скрытыми в швах.23 ноября 1971
Строка «весь набор про сердца на снегах» – это про тогдашнюю песню из репертуара Муслима Магомаева: «Брошено в пургу сердце на снегу». К его чести, должен сказать, что на фоне сегодняшней попсы он выглядит чуть ли не классиком вкуса.
Марь Степанна
Прагматическое молодечество,нежелание знать и сметьзаслоняют понятье «Отечество»и понятия «жизнь» и «смерть».Не брюзжу, и хандрить бы не стоило,но внушает мне тайную дрожьзабывающая историюмолодящаяся молодежь.А Волошина Марь Степаннаи по слякоти, как по лужку,ходит вдумчиво, ходит степенно,опираясь на палочку.В ее восемьдесят четыре,на зеленейшем склоне дней,все, что было прекрасного в мире,все, что было в нем страшного, — в ней.Есть, кто смолоду задубели,ну а чем же она стара —вседержительница Коктебеля,всехранительница добра?В своей маленькости и хрупкости,перед временем грозным сильна,защищала картины и рукописи,прикрывая их телом, она.Видно, было ей Богом положеночерез взорванные мостыдушу эллинскую Волошинак нам в душе своей донести.И как будто гусляр или сказочник,вновь он бродит над морем пешкомс белопенною гривой, схваченнойновгородским простым ремешком.Если видит порой приказчичьеравнодушье в лакейских умах,головой Марь Степанна покачивает:«Боже мой, что подумал бы Макс!»И ничьи-то ей раны не чуждые,и ни судеб чужих, ни сторон.Одаренные неравнодушием —вот кто молодостью одарен.Вот щебечут девчонки, чуть вылупясь…Я хочу, чтобы кто-то из нихтак стоял за российскую живопись,за российскую совесть и стих!Почему не боимся мы стадности,молодечества без причин?Почему мы боимся старости?Почему мы боимся морщин?27 ноября 1971
«Застенчивые» парни
Есть новый вид «застенчивых» парней:стесняются быть чуточку умней,стесняются быть нежными в любви.Что нежничать? Легли, так уж легли.Стесняются друзьям помочь в беде,стесняются обнять родную мать.Стараются, чтоб их никто, нигдене смог на человечности поймать.Стесняются заметить чью-то ложь,как на рубашке у эпохи – вошь,а если начинают сами лгать,то от смущенья, надо полагать.Стесняются быть крошечным холмом,не то чтобы вершиной: «Век не тот…»Стесняются не быть тупым хамлом,не рассказать пошлейший анекдот.Стесняются, чья совесть нечиста,не быть Иудой, не продать Христа,стесняются быть сами на кресте —неловко как-то там, на высоте.Стесняются карманы не набить,стесняются мерзавцами не быть,и с каждым днем становится страшнейсреди таких «застенчивых» парней.28 ноября 1971
Из спектакля «Легенда о Тиле Уленшпигеле»
Музыка Андрея Петрова
Песня Тиля
Сеньора жестокость,я вам не слуга.Меня воспиталилеса и луга.Все в мире рыданья —рыданья мои.Все в мире страданья —страданья мои.На песни я мастер,но эта и та —тебе, моя матерь,тебе, Доброта.Пою над эпохойв рассветную рань:кто добренький – охай,кто добрый – восстань!Припев:Эй, каплуны, вам сала да пивца?А я спешу по делу… До свиданья!Восстанье начинается с певца,который запевает о восстанье!Боитесь вы бури? Вы любите штиль?Я штиль презираю – на то я и Тиль.Борьба и свобода – призванье мое.Восстанье народа – восстанье мое.А если повесят меня, наконец,опасней живого убитый певец.В раю мне наскучит, и чертом божусь,что спрыгну я с неба и в драку ввяжусь.Припев.
Песня гёзов
Когда шагают гезы,шагают с ними слезы,шагают с ними слезы их невест.Свобода – нам невеста,здесь ревновать не место,а то солдатам это надоест.Когда шагают гезы,то сыплют им не розы,а сыплют им угрозы и свиней.Фортуна задом вертит,но даже и со смертьюшагаем, шагаем,улыбаясь, под венец.Когда шагают гезы,то пьяны, то тверезы —гадалкам лучше рядом не бродить.А барабан грохочет,как будто бы он хочет,о чем-то хочет нас предупредить.Когда шагают гезы,то знают и без позы —не сбудутся надежды и на треть.Но все же есть свобода,но все же есть свобода,хотя бы за свободу умереть!
Песня Неле
Менестрели от нас улетают,словно птицы в ненастные дни.Палачи менестрелей пытают,а любимых пытают они.Тебя завтра, быть может, пристрелят,ты к земле припадешь головой.Это страшно – любить менестреля,потому что он твой – и не твой.Но я выну тебя из гроба,отдышу, и ты встанешь вновь.Ты сильна, королева Злоба,но сильнее крестьянка Любовь.Я глаза свои все проглядела.Но не плачу я – нету причин.Ожидать – это женское дело.Воевать – это дело мужчин.Я ревную тебя к небосводу,к вам, дороги, деревья, цветы.Я убила бы эту свободу,за которую борешься ты.Но я выну тебя из гроба,отдышу, и ты встанешь вновь.Ты сильна, королева Злоба,но сильнее крестьянка Любовь.