Собрание сочинений

Сэлинджер Джером Дэвид

— Кто написал?

— Не знаю, — обронила Фрэнни. — Видимо, какой-то русский крестьянин. — Она все наблюдала, как Лейн ест лягушачьи лапки. — Имени своего он так и не говорит. Все время, пока рассказывает, не знаешь, как его зовут. Просто рассказывает, что крестьянин, что ему тридцать три года и у него усохла рука. И жена умерла. Дело происходит в девятнадцатом веке.

Лейн только что переключился с лягушачьих лапок на салат.

— Хорошая? — спросил он. — Про что?

— Не знаю. Чудная. То есть, в первую очередь, набожная. В каком-то смысле, наверное, можно сказать — ужасно фанатичная, но в другом смысле — и нет. То есть, все начинается, когда этот крестьянин, странник, хочет узнать, что это значит в Библии, когда там говорят, будто нужно непрестанно молиться. [137] Ну, понимаешь. Не останавливаясь. В «Фессалоникийцах» или где-то. [138] Поэтому он пускается пешком по всей России — искать того, кто его сможет научить, какнепрестанно молиться. И что при этом нужно говорить. — Фрэнни, по всей видимости, очень интересовало, как Лейн расчленяет лягушачьи лапки. Пока она говорила, взгляд ее не отрывался от его тарелки. — И с собой он носит лишь котомку с хлебом и солью. А потом встречает человека, которого называет «старец» — какой-то ужасно умный набожный человек, — и этот старец рассказывает ему про книжку, которая называется «Добротолюбие». [139] Которую, очевидно, написало несколько ужасно умных монахов, которые как бы распространяли такой взаправду необычайный способ молиться.

137

Еф., 6:18.

138

1 Фес. 5:17.

139

«Добротолюбие» (греч. «Филокалия») — антология прежде не издававшихся сочинений отцов православной церкви, издана в 1792 г. в Венеции. В 1793 г. в Петербурге был издан ее перевод Паисия Величковского с греческого на церковнославянский, в 1877-м — перевод Феофана Затворника на русский. Через «Добротолюбие» распространялась традиция Иисусовой («умной», «шепотной») молитвы.

— Не дергайтесь, — сказал Лейн паре лягушачьих лапок.

— В общем, странник учится молиться, как велят эти очень мистические люди, — то есть, все молится и молится, пока до совершенства не доходит и все такое. А потом идет дальше по всей России, встречается со всякими абсолютно великолепными людьми и рассказывает им, как молиться этим невообразимым способом. То есть, вот это и есть вся книжка.

— Не хотелось бы упоминать, но от меня будет вонять чесноком, — сказал Лейн.

— Он в каком-то странствии встречает одну семейную пару, и вот их я люблю больше всех, про кого в жизни читала, — сказала Фрэнни. — Он идет по дороге где-то в глуши, с котомкой за спиной, а эти двое малюток бегут за ним и кричат: «Нищенькой! Нищенькой! Постой!.. Пойдем к маменьке, она нищих любит». [140] И вот он идет с малютками к ним домой, и из дома выходит такая по — честномупрекрасная женщина, их мать, вся такая хлопотливая, и наперекор ему помогает снять с него старые грязные сапоги, и наливает ему чаю. Потом домой возвращается отец — он, очевидно, тоже любит нищих и странников, и все они садятся ужинать. И пока они ужинают, странник спрашивает, кто все эти женщины, которые тоже сидят за столом, и муж отвечает, что это служанки, но едят они всегда с ним и его женой, потому что все они — сестры во Христе. — Фрэнни вдруг чуточку выпрямилась на стуле — как-то застенчиво. — То есть мне очень понравилось, что страннику захотелось знать, кто все эти женщины. — Она посмотрела, как Лейн намазывает маслом кусок хлеба. — В общем, странник остается ночевать, и они с мужем сидят допоздна и разговаривают об этом способе непрестанно молиться. Странник ему рассказывает, как. А утром уходит, и у него начинаются новые приключения. Он встречает всяких людей — то есть, на самом деле, про это вся книжка — и всем рассказывает, как надо по-особому молиться.

140

«Откровенные рассказы…», рассказ четвертый.

Лейн кивнул. Воткнул вилку в салат.

— Ей-богу, надеюсь, мы на выходных выкроим время, чтобы ты быстренько взглянула на эту мою зверскую работу — ну, я говорил, — сказал он. — Не знаю. Может, я вообще ни шиша с ней делать не буду — в смысле, публиковать ее или как-то, — но я бы хотел, чтобы ты ее как бы проглядела, пока ты здесь.

— Хорошо бы, — сказала Фрэнни. Она посмотрела, как он намазывает маслом еще один кусок хлеба. — А тебе книжка, наверно, понравилась бы, — вдруг сказала она. — Она такая простая, то есть.

— Рассказываешь интересно. Ты не будешь масло?

— Нет, забирай. Я тебе не могу дать, потому что она и так просрочена, но ты, наверно, можешь тут сам взять в библиотеке. Наверняка.

— Ты этот чертов сэндвич даже не попробовала, — вдруг сказал Лейн. — А?

Фрэнни опустила взгляд к своей тарелке, словно та перед ней только что возникла.

— Сейчас попробую, — сказала она. Посидела с минуту тихо, держа сигарету в левой руке, но не затягиваясь, а правой напряженно обхватив стакан молока. — Хочешь, расскажу, как молиться по-особому, как старец говорил? — спросила она. — Это как бы интересно, с какой-то стороны.

Лейн вспорол ножом последнюю пару лягушачьих лапок. Кивнул.

— Само собой, — сказал он. — Само собой.

— Ну вот, странник этот, простой крестьянин, все странствие начал, чтобы только понять, как это, по Библии, непрестанно молиться. И потом он встречается со старцем, с этим самым, сильно набожным человеком, я говорила, который много-много-много лет читал «Добротолюбие». — Фрэнни вдруг умолкла — поразмыслить, упорядочить. — Ну, и старец перво-наперво говорит ему про Иисусову молитву «Господи, помилуй». То есть она вот такая. И объясняет ему, что это для молитвы — лучшие слова. Особенно слово «помилуй», потому что оно такое огромное, может много чего означать. То есть не обязательно помилование. — Фрэнни снова помолчала, размышляя. В тарелку Лейну она больше не смотрела — смотрела ему за плечо. — В общем, — продолжала она, — старец говорит страннику, что если будешь повторять эту молитву снова и снова — а сначала делать это нужно одними губами, — в конце концов молитва как бы сама заводится. Через некоторое время что-то происходит.Не знаю, что, но происходит, и слова совпадают с биеньем сердца, и после этого уже ты молишься непрестанно. И на все твое мировоззрение начинает воздействовать просто неимоверно, мистически. То есть в этом и весь смысл— ну, примерно. То есть ты это делаешь, чтобы все твое мировоззрение очистилось и появилось абсолютно новое представление о том, что вообще к чему.

Лейн доел. Теперь, когда Фрэнни опять умолкла, он откинулся на спинку, закурил и стал наблюдать за ее лицом. Она по — прежнему рассеянно смотрела вперед, над его плечом — казалось, едва осознавая, что он сидит напротив.

— Но дело в том — самое великолепное в том, что когда только начинаешь так поступать, даже веране нужна в то, что делаешь. То есть даже если тебе ужасно неловко, все в порядке. Ты никого не оскорбляешь,ничего такого. Короче, когда только начинаешь, никто не просит тебя ни во что верить. Не нужно даже думать о том, что произносишь, сказал старец. В начале нужно одно количество. А потом, уже позже, оно само становится качеством. Самостоятельно или как-то. Он говорит, такой чудной, самостоятельной силой обладает любое имя Бога — вообще любое имя, и это начинает действовать, когда его как бы заводишь.

Лейн несколько обмяк на стуле — курил, глаза внимательно сощурены, смотрел на Фрэнни. А ее лицо по-прежнему оставалось бледным, хотя временами, пока эти двое сидели в «Сиклерз», бывало и бледнее.

— Вообще-то смысл в этом абсолютный, — сказала Фрэнни, — потому что в буддистских сектах Нэмбуцу [141] люди твердят «Наму Амида Буцу» — что значит «Хвала Будде» или что-то вроде, — и у них происходит то же самое.В точности то же…

141

«Нэмбуцу» (яп.) — сокращенная форма амвдаистской мантры, означающей «Спаси нас, Будда Амида». Говоря вернее, это не секта, а религиозный акт.

— Полегче. Ты полегче давай, — перебил ее Лейн. — Во-первых, ты вот-вот пальцы обожжешь.

Фрэнни удостоила левую руку минимальнейшим взглядом и выронила остаток еще тлевшей сигареты в пепельницу.

— То же происходит и в «Облаке Незнания». [142] Просто со словом «Бог». То есть просто повторяешь слово «Бог». — Она глянула на Лейна прямее, чем в прошедшие минуты. — То есть смысл в чем — ты когда-нибудь в жизнислышал такое чудо, с какой-то стороны? То есть трудно просто взять и сказать, что это абсолютное совпадение, и все, забыли, — вот в чем, по-моему, все чудо. По крайней мере, вот что так ужасно… — Она осеклась. Лейн нетерпеливо ерзал на стуле, а гримасу его — воздетые брови главным образом — Фрэнни отлично знала. — Что? — спросила она.

142

«Облако Незнания» (вторая половинаXIV в.) — трактат неизвестного английского монаха (вероятно — картезианца), наставление ученикам о молитве как интуитивном пути единения с Богом.