Собрание стихотворений

Одоевцева Ирина Владимировна

«Сияли фонари. Текла спокойно Сена…»

Что связывает нас, всех нас?

Взаимное непониманье.

Георгий Иванов

Сияли фонари. Текла спокойно Сена. Я не предчувствовала зла. И вдруг… Нет, это не любовная измена, Не африканской ревности недуг. Нет, это проще и больней во много раз. Я плачу. Слезы катятся из глаз: – Прощай – прощайте, мой последний. Сомкнулся навсегда порочный круг Обиды, одиночества и тьмы, И больше «я» и «вы» не составляем «мы». Взаимное непониманье, Смущенное пожатье рук. Прощенье это иль прощанье? Не всё ль равно, ведь навсегда. Без обещанья: – До свиданья. Что делать мне теперь? Идти куда? О если б зло предчувствовать заранее. Сократ когда-то говорил (Сократ? А может быть, Эсхил?): «Друзья мои, нет на земле друзей». И с этим надо помириться.

«Неволя ты, невольница…»

Неволя

ты, невольница, Разлука ты, разлучница, Чужая сторона! Так еженощно мучиться У лунного окна. Царапается, колется Бесовская бессонница, Бесовская тоска. Хоть на луну завой, Хоть закричи совой, Взлети до потолка! Но нет, постой, постой, Постой и помолчи — «В муку всё перемелется» (Не мука, а мука, Та, что нужна для хлеба) – Ты видишь там, в ночи, В апофеозе неба, Скрестились, как мечи, Победные лучи. За лунною оконницей, За городской околицей Несутся тучи конницей В июньском небе вскачь, В победоносном шелесте, В победоносной прелести Всех будущих удач. Играй зарю, трубач! 1961

«Волшебная, воздушная весна…»

Георгию Иванову

Волшебная, воздушная весна. На глади золотисто-голубой Луна, Как лотос на воде. Звезда поет, звезда летит к земле… Не всё ли мне равно, весна или зима? О, Господи, что делать мне с собой, Чтоб не сойти с ума? Совсем не то. Не то, не то И не о том. Тревожно спит усталый дом Кряхтящим, стариковским сном. На вешалке висит пальто. Не помню где, Не помню кто Сравнил висящее на вешалке пальто С повешенным. Но надо быть слегка помешанным Для этакого вот сравненья. Ах, вспомнила. Ведь это я сама В моем стихотворении С названьем «Ночь в вагоне». В нем всё качанье и движенье, В нем о кукушке и вороне, О фантастической погоне За призрачным оленем, В нем волны вдохновения с волнением, С тоской железнодорожной Смешаны. В нем о веронской пересадке И о моей потерянной перчатке – Ее искать придется мне Во тьме кромешной и огне В аду, Как предсказал мне критик и поэт. Но нет, Не ада я, а рая жду: Я твердо верю, что в раю Я родину найду свою, Что там, в раю, я буду дома. Я на земле всегда была изгнанницей, Бездомной босоножкой-странницей, Ходившей – весело – по мукам. 1961

«“Островом может стать каждый!”…»

Островом может стать каждый.

Имп. Елизавета Австрийская

«Островом стать может каждый!» Это сказала однажды В час огорченья и гнева — Странствований королева — Елизавета Австрийская. «Островом стать может каждый…» Островом? Что это значит? Сердце вздыхает и плачет, Слезы по ветру летят И улетают назад Брызгами волн океанских На океанское дно. Знать никому не надо То, что судьбой суждено. … Нож. И смертельная рана… Стройность прекрасного тела, Нежная прелесть лица… Плана она не имела, Счастья найти не умела В долгих скитаньях своих, Вечно томимая жаждой Дальних, чужих горизонтов, Очень боялась конца. И умерла, не поняв, не заметив, Что умирает. Может ли каждый Островом стать? Вряд ли мне это удастся узнать – Вряд ли я островом стану. 1961

«За прозрачной сквозной занавеской окна…»

И опять в романтическом Летнем саду

В голубой белизне петербургского мая

По пустынным аллеям неслышно пройду

Драгоценные плечи твои обнимая.

Георгий Иванов

За прозрачной сквозной занавеской окна… Голубиной дорогой летит Голубая луна. Бьет двенадцать. Кругом всё безрадостно! Я не сплю. Мне совсем не до сна. Завтра утром… Но как далеко до утра! Разве было вчера или позавчера, Будни, праздники, всякие там вечера, Дни и полдни С той самой поры, Как, не кончив игры, Словно камень с горы, Словно камень, упавший в колодец забвенья. Я не помню, не помню и помнить не надо, И деревья чужого, французского сада Серебристой листвой в забытьи упоенья Легким отзвуком ангельски-райского пенья Широко шелестят под луной… – Ты вернулся. Ты снова со мной, Мы выходим из спящего дома И по набережной над Невой… Белой ночью, волшебной весной В тихий-тихий, таинственный час… Как мне всё здесь до боли знакомо!.. Ты со мною – веселый, живой, Взлет

бровей, очерченный четко Над мерцаньем насмешливых глаз. Летний сад. Кружевная решетка… Навсегда, неразлучно вдвоем Мы с тобою, обнявшись, идем По аллее Летнего сада. – Ты вернулся. Я страшно рада! Я не помню ни горя, ни зла, Я счастливой такой, как сейчас, Никогда еще не была. Всё как будто бы в первый раз. Видишь, в небе звезда упала И за нею другая опять. Ничего я не пожелала — Больше нечего нам желать. Ты не веришь? Поверь мне, поверь, Навсегда всё прекрасно теперь!.. Видишь, видишь, луна участливо Распахнула нам вечности дверь, Стелет ковриком Млечный путь. Но с тобой мне и вечности мало!.. Ах, я счастлива, счастлива, счастлива! Я устала, устала, устала! Спать! Скорее, скорее уснуть! Так уснуть, чтоб уже не проснуться… 1960

«Еще один окончен день…»

Еще один окончен день, Ненужный и неповторимый. Таинственно, как в сказках Гримма, Прозрачная ложится тень На дольней жизни дребедень: На книги, на постель, на двери, На бархатные лапки кошки, На огорченья и потери, На бледность вдовьего лица, На боль, которой нет конца. В незанавешенном окошке, Скользя по тучам, как ладья, Располагая рот к зевоте, Луна поет на светлой ноте: – А вот и вечер. Вот и я, Вот будет ночь и вы уснете!.. 1920-1960

«У зеркального пруда…»

«Звезды, звезды,

Откуда такая тоска?»

А. Блок

У зеркального пруда Белая томится лилия. Кто занес ее сюда, В мировое одиночество? Адрес, возраст, имя, отчество и фамилия… Одиночество мое, Одиночество твое Наше, ваше, их одиночество. Вечер благостен и тих, В небе празднично-прозрачном Первая зажглась звезда, А за ней вторая, третья, Сотни, миллиарды звезд. Звезды — древнее пророчество, Музыка астрологическая И тоска, тоска магическая — «Звезды, звезды, откуда такая тоска?» Кто услышит, кто опишет Одиночество звезды, Одиночество мое, одиночество твое, Наше, ваше, их одиночество?.. 1960

«Лепестками вечности…»

Георгию Иванову

Лепестками вечности Вьются мотыльки, Холодком беспечности Тянет от реки. Квакают лягушки на Топком берегу. Вспоминаю Пушкина. Вспомнить не могу, Что, зачем и почему, С целию какой В роковой его судьбе. Ты о нем с тоской Бредил, умирая. Неужели ни ему, Ни ему и ни тебе, Не увидеть рая? 1958

«Уже не в Йере, а в Ганьи…»

Георгию Иванову

Уже не в Йере, а в Ганьи Холодной, западной весной В круговращеньи чепухи Не розы, пальмы, соловьи, А клены, жабы, лопухи – Свидетели тоски дневной, Участники ночной тоски. Но одиночества тиски… С какою пыткою, с какой Сравниться может одиночество? Сбылось извечное пророчество, Зловещая насмешка рока, до срока, Несправедливо и жестоко. Ведь жизни светлое начало Мне столько счастья обещало, А я теперь одна стою На скользком, гибельном краю обрыва. Нет в мире дружеской руки, Которая бы удержала В час огнедышащей тоски Меня от гибели — паденья. Томленье, головокружение Над страшной бездною. И вот Паденье это иль полет?.. В сумасводящем вдохновении Изнемогая, я пою — Так, как поет пред смертью лебедь, – Отчаянье, тоску мою. И ангел смерти в звездном небе Смущенно слушает меня. 1958

ИЗ СБОРНИКА «ПОРТРЕТ В РИФМОВАННОЙ РАМЕ»

(ПАРИЖ, 1976)

Основной массив стихотворений данного сборника был взят из сборника «Контрапункт», поэтому такие стихотворения не воспроизводятся повторно.

«Я не только в стихах живу…»

Я не только в стихах живу, Я живу и впрямь, наяву И меня нетрудно увидеть Разглядеть, по статьям разобрать, Чтобы после другим рассказать Обо мне какой я была В те года, что я здесь жила Вместе с вами На этой земле. Но, конечно, как все очевидцы Не запомните вы ничего. Вот я шлю вам привет из Ниццы И подарок на Рождество — Мой портрет в рифмованной раме — Сохраните на счастье его. 1950-1975