Собрание стихотворений

Ладинский Антонин Петрович

204. НА ЗЕМЛЕ

Душа, превозмогая темный страх, Как бабочка, в подлунный мир слетела, Что делать райской голубой впотьмах, Какое ей сыскать занятье, дело — Томиться горестно по небесам, Рассказывать о них земным подругам, Но на земле не верят чудесам, На небо не глядят за недосугом, Не слушают подруги за окном Ее рассказов смутных и печальных, Им слаще кухонной посуды гром И шелковые розы платьев бальных. Проходят люди в суете забот, Подсчитывая прибыль и убытки, На улице возница лошадь бьет, Все метит по глазам с тупой улыбкой. Вздымает лошадь морду к небесам И в сбруе бьется, как в тенетах птица, Но как прикован шар земной к ногам, Трепещут, хлопают, шумят ресницы. Так бьется и

она в земной пыли, Под горестным невыносимым грузом Трепещет в темном воздухе земли И отлетает к ангелам и к музам. Париж. 1929

205. КИНОЗВЕЗДА

Как бренная звезда над миром целым, Одна взошла, легко покинув нас, И вдруг снега экранные согрела Дыханьем голубых туманных глаз, И белокурой холливудской розой, Волнуя клерков, швей и продавщиц, Нежданно расцвела над пылкой прозой В сияньи электрических теплиц. И перед черным глазом объектива, В бетонных студиях, больших, как лес, Она изображает терпеливо То уличных цветочниц, то принцесс. Она в парижских платьицах коротких Порхает бабочкой среди страстей, Но женятся банкиры на сиротках, И падают мильоны с неба к ней. А зрители притихшими рядами — Кто с папироской, кто с открытым ртом Глядят на цеппелин под облаками, На пышный замок, на ковбойский дом. Уже летят экспрессы под откосы, Уходит в море грузный пакетбот, И вот петух финальный безголосый Крылами призрачными трижды бьет, Грохочет креслами толпа густая, Спешит из чар американских драм На улицу, к последнему трамваю, Который развезет всех по домам. И снова в бедной комнате отеля, Под пенье ремингтонного сверчка, Потянется еще одна неделя Однообразных тусклых дней, пока Любимица с лимонного плаката Не позовет к забвенью от трудов — Голубоглазая любовь пирата, Танцовщица портовых кабачков. Париж. 1929

206. ВОСПОМИНАНИЕ

Я помню дым над кровлей дома, Амбар, наполненный зерном, Овчарок, ворохи соломы, И петухов перед дождем, Волов аркадских на работе, Пшеницу с солнцем пополам, И виноградник в позолоте, Кудрявившийся по холмам. Я помню рощи голубые, Где я до зимних звезд бродил, Где музу встретил я впервые И с ней о мире говорил. Я помню в тишине стеклянной Мельканье черных мотыльков, Весь юношеский и туманный, Блаженный мир моих стихов. Ах, воздух холодеет в мире, Зима приходит к нам опять — И все трудней на зябкой лире Парнасский полдень воспевать, Но в темном воздухе планеты Дыханье согревает нас, Мы рады, что на стуже этой Огонь священный не погас. 1929

207. ВО СНЕ

Мы под призрачным небом живем, В царстве бренных теней, без опоры Все колеблется ветром, вином — Башни, звезды, деревья и горы, Все туманно, все снится, и вот Ускользает из рук на рассвете — Зверь бежит из непрочных тенет, Рыбы в море уходят сквозь сети, Роза вянет в руке, лепестки Превращаются в пепел горячий, И, как школьник у черной доски, Бьемся мы над прекрасной задачей: В непроглядном дыму папирос Как бы не разминуться с душою, Но любить невозможно без слез Под огромной плакучей луною. Здесь уходят навек поезда, Дева машет им ручкой лилейной, Щедро льется по трубам вода, Но пылают от жажды бассейны. 1929

208. РОЗА И ЧЕРВЬ

Он жалкая описка В твореньи, в нотах лир, Он, пресмыкаясь низко, Приполз в блаженный мир, Где призрачное небо Над розой голубой, В амбарах горы хлеба И сладок пир земной. Зачем ему такая Вселенная дана — Мучнистый рис Китая И кладбищ тишина? Но в море погибает Корабль, покинув верфь, И розу пожирает В саду подлунном червь, Недолговечна роза, Как бальных платьев тлен, И губит смертных проза, Превратность перемен. Обильной пищи брюхо Все требует сполна, В луженых глотках сухо У пьяниц без вина, Гремят с холмов шампанских Бочонки в черный трюм, Для пудингов британских Везет корабль изюм. Но после посещенья Нам сладок смертный сон, Блаженное забвенье И холодок колонн. Над грузом пирамиды, Под сенью голубой И сердце хризолиды Вкушает сна покой. На ниточках стеклянных Висят шары светил, Среди полей туманных Течет небесный Нил. И бабочкой бездомной, Еще земным шурша, Бросает кокон темный, Свой тесный дом, душа.

209. «В пылающих розах…»

В пылающих розах Цыганская шаль, В туманных морозах Прекрасная даль. Любовь на пороге, Письмо — на столе — О дальней дороге И о короле. И легкие сани Приносят гусар. В ночном ресторане Под ропот гитар. Цыганка забьется В падучей грудной, Шампанское льется Прохладной рекой. И вот — розоватый Хрустит листопад — Доходы с богатых Имений летят. Так в северной власти В сугробах сердца Пылают от страсти Под звон бубенца.

210. «Мы начинаем день тревожно…»

Мы начинаем день тревожно: Ну как бы не разбить чего, В сосуде хрупком осторожно Храним небесное вино. Кипит трагический напиток В голубоватом хрустале, Но тысячью цепей и ниток Влечет и клонит нас к земле. Автомобильным поворотам Не доверяя, как мечтам, Мы переходим мир с расчетом, Как шумный уличный бедлам. Темнеют заросли природы, Но под защитой светлых лир Растерянные пешеходы Пересекают бренный мир. Подхватывает нас теченье, Как палуба, земля скользит, От грохота и опьяненья Все кружится, и нас тошнит. И вдохновенными слезами Мы плачем горестно потом Над голубыми черепками, Над пролитым впотьмах вином.

211. «Падают корабельные стены…»

Падают корабельные стены, От тропических штормов устав, Пароходные плачут сирены, И взывает средь звезд телеграф. Но никто этих воплей не слышит — Мир уснул. На далекой земле Люди спят под надежною крышей, На удобных постелях, в тепле. Только шумным беспутным поэтам, Полуночникам и чудакам, Слышен голос грудной пред рассветом, Прилетевший с морей к кабакам. В этом мире прекрасном им скучно, Все им чудится и в тишине, Что не все стало благополучно В самой благополучной стране.

212. ПОГОНЯ

Люблю пороховую синеву Над башенками в штормовых ознобах, Где розовую девичью Москву Мы берегли и кутали в сугробах. Она росла снегуркой восковой, И, опустив огромные ресницы, Ходила с песней за водой, На пяльцах вышивала плащаницы. И вдруг ушла народная душа За табором в цыганские улусы. Мы собирали, горячо дыша, Отечество — рассыпанные бусы, Нам пели на колодцах журавли, И рыцарских коней носили тропы. Так мы в погоне средь степей нашли Уроненную туфельку Европы.

213. «Бог любит бедных стихоплетов…»

Бог любит бедных стихоплетов — Бездельников и чудаков, И книжки их без переплетов В дыму табачных облаков. Он любит их удел счастливый И рифмы для плохих стихов Подсказывает терпеливо С блаженных райских берегов. Они слова на север сеют, От споров гибнет тишина, Они от злости зеленеют, От зависти и от вина. Но в этих галстуках небрежных, В дырявых сбитых башмаках, То в близоруких, то в безбрежных Туманных голубых глазах, — В ничтожестве и прозябаньи Нам слышен отдаленный лет Небесной музы и дыханье Прекрасных ледяных высот.