Сочинение Набокова
Шрифт:
Больше двадцати пяти лтъ тому назадъ я издалъ въ Америк русскій переводъ «Пнина», начатый еще въ Москв, до эмиграціи изъ совдепіи. Его редактировала вдова Набокова, съ которой мы обсуждали едва ли не каждое слово: въ письмахъ и во время моихъ пріздовъ въ Монтре, гд мы съ ней, бывало, сидли часами надъ рукописью, несмотря на ея уже преклонный возрастъ. «Преклонный» и въ буквальномъ смысл тоже, такъ какъ ее сгибалъ остеопорозъ и ей нелегко было подолгу сидть. Четверть вка спустя я издалъ «Пнина» заново, начисто его передлавъ. Кром того, я перевелъ вс девять англійскихъ разсказовъ Набокова, романъ «Истинная жизнь Севастьяна Найта» и его предисловія къ англійскимъ переводамъ его старыхъ русскихъ книгъ.
Почему
Первые два, а можетъ быть и три прилагательныхъ изъ этого ряда отчасти сами отвчаютъ на вашъ вопросъ; послднее есть только частное слдствіе перваго, а четвертое къ Набокову непримнимо, потому что узорчатость его письма отнюдь не производное прихоти или шаблона (въ искусств первое часто не противоречить второму), но, напротивъ, есть результатъ строгаго разсчета и наивысшаго пониманія художественной задачи.
Набоковъ принадлежитъ вовсе не къ такъ называемымъ «классикамъ», какъ вы его назвали: такихъ теперь прудъ пруди. Онъ занимаетъ очень высокое мсто въ очень избранномъ и очень разобщенномъ въ пространств и времени международномъ обществ сильнйшихъ художниковъ выше-нобелевскаго, такъ сказать, класса. Ихъ очень мало, и списокъ ихъ именъ отнюдь не цликомъ совпадаетъ съ общепризнаннымъ перечнемъ классическихъ именъ. Средній читатель вдь невзыскателенъ, и его вкусъ несамостоятеленъ. Чтобы серьезно и съ пользой читать Набокова, не довольно обычнаго литературнаго опыта; тутъ нужно высшее читательское образованіе.
Сила Набокова не столько въ словесномъ искусств, сколько въ искусств композиціи, гд ему нтъ равныхъ. Подъ композиціей я разумю соотношеніе частей книги, сквозное движеніе темы, системы взаимодйствія тематическихъ ходовъ, координацію конца и начала, общую топографію книги и т. д. Онъ какъ никто умлъ съ равнымъ мастерствомъ называть и описывать въ поразительныхъ подробностяхъ и тварный мірь, доступный всмъ пяти чувствамъ (и особенно зрнію), и незримый міръ ощущеній и эмоцій. Боле того, во многихъ своихъ романахъ онъ пытался тонкими, незамтными даже искушенному читателю пріемами изслдовать недоступную ни чувствамъ, ни умопостиженію область, которую можно назвать метафизической. Такой послдовательно и разсчетливо трехъярусной литературы, такого сочетания испытующаго артистическаго взгляда сверху внизъ и одновременно снизу вверх — нигд больше не встртишь.
С какими сложностями Вы столкнулись, работая над «Лаурой и ее оригиналом»? В чем специфика работы переводчика с текстами Набокова и «Лаурой...» в частности?
Вообще переводъ любой книги Набокова на любой языкъ — весьма трудное дло вслдствіе колоссальнаго богатства и разнообразія его лексики и чрезвычайной аналитической тонкости изобразительной и выразительной техники. Но переводить его англійскія сочиненія на русскій языкъ трудне всего, потому что его родного языка больше нтъ въ живыхъ, а тотъ, на которомъ теперь пишутъ и говорятъ, называя его русскимъ, представляетъ собой отдаленное и оскудвшее подобіе. То наречие, которое теперь въ общемъ употребленіи и которое Набоковъ называлъ «совтскимъ говоркомъ», такъ же мало пригодно для перевода его прозы, какъ малярная кисть для портретной живописи.
…По состоянію русскаго языка можно многое сказать не только о состояніи, но и о состав народа, на немъ говорящаго и пишущаго. Страшное обднніе словаря съ одновременнымъ его испакощеніемъ блатной лексикой, политическими штампами и непереваренными заимствованіями; искромсанное большевицкимъ декретомъ 1918 года правописаніе, тмъ самымъ исказившее историческую фонетику и грамматику; чудовищныя новообразованія, «компютерный языкъ» и телеграфныя сокращенія; безцензурная площадная брань и вообще всякаго рода сквернословіе и гнилословіе — все это, сдлавшись едва ли не нормой даже въ печати, не говоря уже о пиксельной эфемеріи и мало чмъ отъ нея отличающейся теперь рчи, неимоврно затрудняетъ переводъ русскаго писателя Набокова на его родной языкъ. Я никоимъ образомъ не могу сказать, что мн удалось сдлать это удовлетворительно. Но я по крайней мр ясно сознаю этотъ ограничительный порокъ средствъ выраженія и пытаюсь восполнить его, изучая и усваивая сколько возможно старые образцы.
Дополнительная трудность перевода «Лауры» заключается вовсе не въ ея фрагментарности, но въ значительно большей свобод и лексическомъ разнообразіи англійскаго языка по сравненію съ русскимъ во всемъ, что касается области любовныхъ, и особенно относящихся къ сфер пола, терминовъ и описаній. Русскій языкъ образованныхъ людей (разумю тутъ языкъ К. Д. Лёвина, а не П. Е. Левина) сравнительно цломудренъ и такихъ описаній избгаетъ.
Известно, что Набоков не хотел, чтобы «Лаура…» публиковалась. Он не успел закончить книгу и поэтому просил жену уничтожить записи. Она ослушалась, и вот сын и наследник Набокова объявил о своем решении обнародовать черновики. Если не секрет, какова ваша роль в этой истории?
Вра Набокова сказала мн о существованіи рукописи и о томъ, что не можетъ пока ршиться исполнить волю покойнаго мужа спустя четыре года посл его смерти, въ гостиниц Паласъ въ Монтрё, гд мы занимались русскимъ «Пнинымъ». Больше объ этомъ рчи между нами не было. Въ своемъ послсловіи къ русскому изданію «Лауры» я привожу мсто изъ письма сестры Набокова Елены Сикорской, из котораго слдуетъ, что и она не знала о содержаніи карточекъ съ записаннымъ текстомъ. Когда въ март 2008 года Дмитрій Набрковъ обдумывалъ вопросъ, печатать или нтъ, я былъ среди тхъ, къ кому онъ обратился за совтомъ, предварительно приславъ манускриптъ для изученія.
Если бы судьба «Лауры...» была в вашей власти, что бы сделали вы — опубликовали бы текст или уничтожили его? Как вы думаете, что важнее в данном случае — мнение общественности (т. е. желание поклонников прочитать роман) или воля автора?
Между публикаціей и уничтоженіемъ есть мсто для неуничтоженія безъ публикаціи, т. е. того состоянія, въ которомъ рукопись пребывала тридцать два года.
На вашъ прямой вопросъ прямо отвтить и легко и трудно. Легко, потому что «мнніе общественности» безусловно не можетъ тутъ имть ни малйшаго значенія. Воля умирающаго автора, конечно, совсемъ другое дло, и тутъ трудность мучительная. Объ этомъ я пишу въ самомъ конц своего послсловія къ русскому изданію.
Что до моего мннія, то будучи сугубо частнымъ, оно не можетъ быть интересно публик. Но можетъ быть, на мст сына я поддался бы соблазну сохранить нкоторыя мста, вставивъ въ спеціально сочиненную съ этой цлью повсть, можетъ быть тайно помтивъ симпатическими чернилами стиля или композиціи эти инкрустаціи, такъ чтобы ихъ видно было только при нагрв или на просвтъ.
Насколько мы знаем, единственное, что осталось издателям и, соответственно, вам как переводчику, — это полторы сотни каталожных карточек с набросками. Как повлияла на вашу работу незавершенность «Лауры…»? Этот нюанс упростил или усложнил перевод?