Гробичек не больше рукавицы,В нем листочек осиновый, белый.Говорят, что младенческое телоЛегкокрылей пчелки и синицы.Роженичные ж боли — спицы,Колесо мученицы Екатерины,Все на свете кошмы и периныОт кровей Христовы багряницы.Царский сын, на вымени у львицыЯ уснул, проснулся же поэтом:Вижу гробик, листиком отпетымВ нем почили горькие страницы.Дайте же младенчику водицы,Омочите палец в синем море."..Уши мира со стихами в споре:Подавай им строки, как звоницы.Гробичек не больше рукавицы,Уплывает в сумерки и в свечи…Не язык ли бедный человечийПогребут на вечные седьмицы?
211
Есть каменные небеса
Есть каменные небесаИ сталактитовые люди,Их плоскогорья и лесаНе
переехать на верблюде.Гранитоглавый их корольНа плитняке законы пишет;Там день — песчаник, полночь — смоль,И утро киноварью дышит.Сова в бычачьем пузыреТуда поэта переносит,Но кто о каменной зареКосноязыкого расспросит?И кто уверится, что НойДосель на дымном Арарате,И что когда-то посох мойСразил египетские рати?Хитрец и двоедушный плут —Вот Боговидящему кличка…Для сталактитовых ИудНе нужно красного яичка.Им тридцать сребренников дай,На плешь упроченные лавры;Не Моисею отчий крайЗабьет в хвалебные литавры.Увы, и шашель платянойЖивет в порфирном горностае!Пророк, венчанный купиной,Опочивает на Синае.Каменнокрылый херувимЕго окутал руд наносом,Чтоб мудрецам он был незрим,Простым же чудился утесом.
212. ТРУД
Свить сенный воз мудрее, чем создать«Войну и Мир», иль Шиллера балладу.Бредете вы по золотому саду,Не смея плод оброненный поднять.В нем ключ от врат в Украшенный Чертог,Где слово — жрец, а стих — раджа алмазный,Туда въезжают возы без дорогС билетом: Пот и Труд многообразный.Батрак, погонщик, плотник и кузнецДавно бессмертны и богам причастны:Вы оттого печальны и несчастны,Что под ярмо не нудили крестец.Что ваши груди, ягодицы, пяткиНе случены с киркой, с лопатой, с хомутом.В воронку адскую стремяся без оглядки,Вы Детство и Любовь пугаете Трудом.Он с молотом в руках, в медвежьей дикой шкуре,Где заблудился вихрь, тысячелетий страх,Обвалы горные в его словах о буре,И кедровая глубь в дремучих волосах.
213
Громовые, владычные шаги,
Громовые, владычные шаги,Пята — гора, суставы — скал отроги,И вопль Земли: Всевышний, помоги!Грядет на ны Сын Бездны семирогий!Могильный бык, по озеру крыло,Ощерил пасть кромешнее пещеры:«Мне пойло — кровь, моя отрыжка — зло,Утроба — ночь, костяк же — камень серый».Лев четырех ветров залаял жалким псом:Увы! Увы! Разбиты семь печатей…И лишь в избе, в затишье вековом,Поет сверчок, и древен сон палатей.Заутра дед расскажет мудрый сонПро Светлый град, про Огненное древо,И будет строг высокий небосклон,Безмолвен труд, и зелены посевы.А ввечеру, когда тела без сил,Певуча кровь и сладкоустны братья, —Влетит в светелку ярый ГавриилБлагословить безмужние зачатья.
214
Два юноши ко мне пришли
Два юноши ко мне пришлиВ Сентябрьский вечер листопадный,Их сердца стук, покой отрадныйК порогу милому влекли.Я им писание открыл,Купели слез глагол высокий,«Мы приобщились к Богу сил» —Рекли пророческие строки.«Дела, которые творю,И вы, птенцы мои, — творите…»Один вскричал: «я возгорю»,Другой аукнулся в зените.И долго я гостей искал:«Любовь, явись! Бессмертье, где ты?..»«В сердечных далях теплим светы» —Орган сладчайший заиграл.И понял я: зачну во чреве,И близнецов на свет рожу:Любовь отдам скопца ножу,Бессмертье ж излучу в напеве.
215
Братья, это корни жизни –
Братья, это корни жизни —Воскресные умытые руки,Чистая рубаха на отчизне,Петушиные, всемирные звуки!Дагестан кукарекнул Онеге,Литва аукнулась Якутке:На душистой, сеновозной телегеОтдохнет Россия за сутки.Стоголовые Дарьи, ДемьяныУзрят Жизни алое древо:На листьях роса — океаны,И дупло — преисподнее чрево.В дупле столетья — гнилушки,Помет судьбы — слезной птицы.К валдайской нищей хлевушкеПотянутся зебры, веприцы.На Таити брякнет подойник,Ольховый, с олонецкой резьбою,Петроград — благоразумный разбойникВострубит архангельской трубою:«Помяни мя, Господи,Егда приидеши во Царствие Твоё!»В пестрядине и в серой поскониХодят будни — народное житье.Будни угрюмы, вихрасты,С мозольным горбом, с матюгами.,В понедельник звезды не часты,В субботу же расшиты шелками…Воскресенье — умытые руки,Земляничная, алая рубаха…Братья, корни жизни — не стуки,А за тихой куделью песня-пряха.
216
Миллионам ярых ртов,
Миллионам ярых ртов,Огневых, взалкавших глоток,Антидор моих стихов,Строки ярче косоплеток.Красный гром в моих крылах,Буруны в немолчном горле,И в родимых деревняхЗнают лёт и клекот орлий.В черносошной глубинеЕсть блаженная дубрава,Там кручинятся по мнеДве сестры: Любовь и Слава.И вселенский день придет, —Брак Любви с орлиным словом;Вещий, гусельный народОпочиет по дубровам.Золотые дереваСвесят гроздьями созвучья,Алконостами словаПорассядутся на сучья.Будет птичница-душаКорм блюсти, стожары пуха,И виссонами шурша,Стих войдет в чертоги духа.Обезглавит карандашСводню старую — бумагу,И слетятся в мой шалашСерафимы слушать сагу.Миллионы звездных ртовВзалчут песни-антидора…Я — полесник хвойных словИз Олонецкого бора.
217
По Керженской игуменьи Манефе,
По Керженской игуменьи Манефе,По рассказам Мельникова-ПечерскогоВсплакнулось душеньке, как дрохвеВ зоологическом, близ моржа Пустозерского.Потянуло в мир лестовок, часословов заплаканных,В град из титл, где врата киноварные…Много дум, недомолвок каляканныхЗнают звезды и травы цитварные!Повесть дней моих ведают заводи,Бугорок на погосте родительский;Я родился не в башне, не в пагоде,А в лугу, где овчарник обительский.Помню Боженьку, небо первачное,Облака из ковриг, солнце щаное,В пеклеванных селениях брачноеПенье ангелов: «чадо желанное».На загнетке соборы святителей,В кашных ризах, в подрясниках маковых,И в творожных венцах небожителейПо укладкам келарника Якова.Помню столб с проволокой гнусавою,Бритолицых табашников-нехристей;С «Днесь весна» и с «Всемирною славою»Распростился я, сгинувши без вести.Столб-кудесник, тропа проволочная, —Низвели меня в ад электрический…Я поэт — одалиска восточнаяНа пирушке бесстыдно языческой.Надо мною толпа улюлюкает,Ад зияет в гусаре и в патере,Пусть же Керженский ветер баюкаетГолубец над могилою матери.
218
Я — древо, а сердце — дупло,
Я — древо, а сердце — дупло,Где сирина-птицы зимовье,Поет он — и сени светло,Умолкнет — заплачется кровью.Пустынею глянет земля,Золой власяничное солнце,И умной листвой шевеля,Я слушаю тяжкое донце.То смерть за кромешным станкомВдевает в усновище пряжу,Чтоб выткать карающий гром —На грешные спины поклажу.Бередят глухие листы;В них оцет, анчарные соки,Но небо затеплит кресты —Сыновности отблеск далекий.И птица в сердечном дуплеЗаквохчет, как дрозд на отлете,О жертвенной, красной земле,Где камни — взалкавшие плоти.Где Музыка в струнном шатреТомится печалью блаженнойО древе — глубинной заре,С листвою яровчато-пенной.Невеста, я древо твое,В тени моей песни-олени;Лишь браком святится жилье,Где сиринный пух по колени.Явися, и в дебрях возляг,Окутайся тайной громовой,Чтоб плод мой созрел и отмяг —Микулово, бездное слово!
219
Есть горькая супесь, глухой чернозем,
Есть горькая супесь, глухой чернозем,Смиренная глина и щебень с песком,Окунья земля, травяная медынь,И пегая охра, жилица пустынь.Меж тучных, глухих и скудельных земельЕсть Матерь-земля, бытия колыбель,Ей пестун Судьба, вертоградарь же Бог,И в сумерках жизни к ней нету дорог.Лишь дочь ее, Нива, в часы бороньбы,Как свиток являет глаголы Судьбы, —Читает их пахарь, с ним некто Другой,Кто правит огнем и мужицкой душой.Мы внуки земли и огню родичи,Нам радостны зори и пламя свечи,Язвит нас железо, одежд чернота, —И в памяти нашей лишь радуг цвета.В кручине по крыльям, пригожих лицомМы «соколом ясным» и «павой» зовем.Узнайте же ныне: на кровле конекЕсть знак молчаливый, что путь наш далек.Изба — колесница, колеса — углы,Слетят серафимы из облачной мглы,И Русь избяная — несметный обоз! —Вспарит на распутья взывающих гроз…Сметутся народы, иссякнут моря,Но будет шелками расшита заря, —То девушки наши, в поминок векам,Расстелют ширинки по райским лугам.