Сочинения
Шрифт:
Возникает у Беркли и схема так называемой двойной каузальной символизации. Суть ее такова. Поскольку, кроме воли, «нет никаких активных сил» [44], ощущения соединены между собой только отношениями символизации. Во-первых, их всех связывает между собой отношение последовательности, и Беркли истолковывает таковую как непосредственное обнаружение божьей воли, а составляющие ее чувственные моменты называет в IV диалоге «Ал-сифрона...» «знаками божественного зримого языка» [45]. Полное название его второй (1733) работы о зрении гласило: «Теория зрения, или зрительного языка, показывающая непосредственное присутствие и провидение божества; защищенная и объясненная. В ответ анонимному автору». Во-вторых, ученые преобразуют простую последовательность ощущений в различные обобщения, получающие статус законов науки, и символика, которая эти знаки выражает, образует особое, уже не непосредственно-наглядное, но теоретическое истолкование решений «высшей воли».
43 См. Наст. изд., с. 352.
44 The Works of George Berkeley..., vol. 1, p. 19.
45 The Works of George Berkeley..., vol. 3, IV, Sec. 12. Cp. формулировки в «Сейрисе...» (The Works of George Berkeley..., vol. p. 121); в наст. изд. с. 443.
Интересно, что, говоря о языке науки, Беркли имеет в виду далеко не только репрезентативные абстракции. Он понял наконец, что с ними одними в теоретическом естествознании мало что можно достигнуть, и уже вопрос о характере понятий арифметических величин заставил его обратить внимание на роль слов и вообще знаков в конструировании их смысла. Между двумя рядами символизации у Беркли возникает различие также и с точки зрения типов действующих в них абстракций: первому из них свойствен репрезентативистский номинализм, а во втором номинализм выступает в комбинационном виде, точнее Беркли не охарактеризованном.
519
Различие между двумя рядами каузальной символизации делается еще более рельефным в силу того, что Беркли относит их к различным областям знания: если второй ряд связан с науками о природе, то первый соответствует не только позиции не искушенного в спекуляциях верующего обывателя, но также и богословию (в той его части, которая касается обоснования им натурфилософии). Получается, что свойственный наукам теоретически-«реалисти-ческий» взгляд на вещи допускается только конвенционально, и к этому взгляду присоединяется запрещение претендовать на его истинность. Поэтому лингвистические философы называют ныне Беркли «пионером формализма» [46]. Если даже это и некоторое преувеличение, все же несомненно, что рационалистическое [47] учение Беркли о причинности «наполовину» склоняется к будущему неопозитивистскому формализму; если первый ряд каузальной символизации находится у него в ведении теологического разума, то второй — плод конструирующей деятельности разума конвенционального, лишенного претензий на истину.
Приближение Беркли к точке зрения неопозитивистского конвенционализма происходило как в трактовке им естествознания, так и в понимании им существа математической науки.
Отправной пункт его размышлений и здесь — крайний номиналистический сенсуализм: «все наши [чувственные] идеи адекватны» [48]. Отсюда интерпретация геометрии как совокупности структур субъективных и единичных чувственных образов. Отсюда и свойственное Беркли полное отрицание дифференциального исчисления Ньютона и его теоретической механики. и как бы тонко и метко Беркли ни выявлял неясности и противоречия в ньютоновских понятиях «абсолютное», «бесконечное малое», «сила» и «масса» и как бы ни старался он при этом отвести упреки в том, что его собственный скепсис бесплоден, обскурантистский характер его установок несомненен. Попыткам реабилитации Беркли, которые то и дело предпринимаются буржуазными философами, не помогут усилия изобразить его то возродителем «амеров» (математических атомов) Демокрита, то продолжателем взглядов на математику материалиста Гоббса, то предшественником построений квантованной геометрии в XX в.
46 G. J. Warnock. Berkeley, p. 222.
47 См. наст. изд., с. 105—106.
48 Си. таи же, с. 8.
520
В трактате о движении (1721), во второй работе о зрении (1733) и еще более явно в «Аналитике...» (1734) звучат неожиданные мотивы. Математические и естественнонаучные теории — это не пустые выдумки, уводящие от природы, полностью укорененной в чувственности, но целесообразно созданные условные конструкции, удобные исчисления, полезные знаковые системы, необходимые для предсказания событий и процессов, которые возникнут, если бы мы находились в обстоятельствах, заметно отличных от тех, в которых мы теперь находимся [49], а тем более в обстоятельствах, аналогичных настоящим. Беркли перестает бичевать математические абстракции, допускает существование совершенно не видимых людьми физических частиц (достаточно того, что их «зрит» всевидящий бог), меняет гнев на милость в отношении абстракций физических. Но эта «милость» все того же, кон-венционалистского свойства. В «Аналитике...» Беркли рассматривает математика как своего рода комбинатора-логика, а в трактате «О движении...» прямо заявляет: «...все силы, приписываемые телам, суть математические гипотезы, так же как и силы притяжения на планетах и на Солнце. Впрочем, математические объекты по самой своей природе не имеют неизменной сущности: они зависят от понятий того, кто их определяет. Вот почему одна и та же вещь может быть объяснена различными способами» [50].
Произошел не простой переход Беркли от «предварительной терапии» [51] философского мышления к конкретным применениям ранее выработанной позиции, но определенное изменение его эпистемологических взглядов в направлении операционалистской трактовки теоретических абстракций. На это указал Ленин, сравнивая концепцию всеобщего символизма природы у Беркли уже с позициями не О. Конта или Д. Милля, но основателя новейшего конвенционализма и предтечи операционализма А. Пу-
49 См. наст. изд., с. 163.
50 Там же, с. 385 (курсив мой. — И. Н).
51 G. Ardley. Berkeley's Renovation оf Philosophy, p. 8.
521
анкаре. Обрисовывается следующая установка: «...откажитесь искать вне сознания, вне человека «основы» этих (имеющихся у людей. — И. Н.) ощущений — и я признаю в рамках своей идеалистической теории познания все естествознание, все значение и достоверность его выводов. Мне нужна именно эта рамка и только эта рамка для моих выводов в пользу «мира и религии». Такова мысль Беркли» [52].
Но почему же одни математические и физические конвенции оказываются более «удобными» и «полезными», чем другие?
Почему дифференциальное и интегральное исчисления, несмотря на сопротивление консерваторов от науки, начали триумфальное шествие по всему ученому миру, а ньютонианская механика одержала неоспоримую победу над картезианской? Почему учение о силах притяжения, отталкивания и инерции «следует считать только математической гипотезой, а не чем-то реально существующим в природе» [53], но не может быть, однако, отвергнуто как ненужная выдумка и пустой вздор? Никакого сколько-нибудь вразумительного ответа Беркли дать не в состоянии, что не удивительно: ведь подлинным ответом здесь может быть только решение вопроса в духе материалистической теории отражения, что, как это видно из «Математических рукописей» Маркса, вовсе не означает, будто всякая теоретическая, а тем более математическая абстракция имеет свой непосредственный реальный прообраз. и даже тогда, когда он, Беркли, оказывается на пороге плодотворных догадок, как, например, в том случае, где он связывает практическую эффективность результатов математического анализа с процессом взаимной «компенсации» и «анниги-ляциями» противоположных по значению фикций [54 ]и таким образом, сам того не ведая, приближается к плодотворной идее введения и последующего исключения «чистых» конструктов, он все же не в состоянии переступить порог, отделяющий его искания от верного ответа. Более того, он не прекращает борьбы против деистического материализма Ньютона, с прежним упорством отрицая научную плодотворность материалистической философии. Но если раньше Беркли обвинял великого физика в том, что
52 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, с. 22.
53 Наст, изд., с. 437, ср. с. 440.
54 The Works of George Berkeley..., vol. 4, p. 78, 85.
522
тот нарушает аксиому «никакого рассуждения о вещах, о которых у нас нет идей» [55], и впадает в противоречие с чувственной данностью, то теперь он укоряет его в логических противоречиях, допускаемых при соединении одних математических выкладок с другими [56].
7. Судьба рационализма у Беркли и его этика
Последнее обстоятельство — еще один штрих, свидетельствующий о том, что идеалистический сенсуализм у Беркли начинает отходить на второй план по сравнению с не менее идеалистическим рационализмом, но в самом рационализме наряду с ранее принятой объективно-идеалистической (теологической) его частью все более утверждается часть субъективно-идеалистическая (конвенционалистекая). Тенденцию нарастания обманчивой рациональности завершает «Сейрис...», где центр тяжести философских размышлений перемещается с аргументации в пользу тезиса «вещи суть комплексы» ощущений на объективно-идеалистическую часть онтологии.