Сокровенный смысл жизни. Том 3

Ливрага Хорхе Анхель

Герой задается вопросом о своей судьбе и о судьбе всех людей. Он решает дойти до самого сердца Тайны и, как многие другие мифологические существа, спуститься в ад, чтобы освободить своего друга Энкиду. На своем пути он встречает множество трудностей. Он должен отправиться туда, где заходит Солнце, пересечь беспредельные океаны, победить многих врагов, например пару скорпионов, которые преграждают ему путь. Скорпион всегда был символом смерти – смерти личности, смерти тела. Гильгамеш должен победить также пару людей-орлов, мужчину и женщину, которые тоже преграждают ему путь.

Он ищет что-то; он знает, что кто-то когда-то обрел бессмертие, он слышал об этом. Пророческие голоса открыли ему это, когда он пересекал моря Шамаш. Они рассказали об Утнапиштиме. Утнапиштим подобен Ною – он спасся от Потопа, построив волшебный ковчег, на котором всех живых существ мира прошлого он перенес в Новый Мир. В награду за все это ему было даровано бессмертие. Гильгамеш предстает перед Утнапиштимом и спрашивает его, что нужно для того, чтобы спасти Энкиду. Тот отвечает, что нужно достать некую волшебную траву, которая растет только на дне моря.

Утнапиштим разговаривает с Гильгамешем и пытается объяснить ему, что люди не могут спуститься во владения смерти раньше, чем их позовут. Он пытается убедить его, что это «растение бессмертия» существует только для очень немногих и что сознательное бессмертие, которым он обладает, – не благословение, а проклятие. Ведь если боги дали людям возможность забыть прошлые жизни и не предчувствовать будущее, – то именно потому, что для людей это благо.

В тексте повествуется, что Гильгамеш слушает с уважением, но потом говорит: «Я все-таки хочу найти траву бессмертия». Он спускается на дно моря, в самую глубину Изначального Океана, Oceanos греков, то есть великой пустоты, великой тьмы, великой бездны. Он добывает траву бессмертия и снова начинает подниматься в мир, где живут мертвые, чтобы освободить Энкиду.

Миф рассказывает, что, пока Гильгамеш отдыхал, змея украла у него эту траву. Змея – символ Мудрости. В Индии мы находим ее под именем Нага, это очковая кобра, символ Мудрости, символ способности распознавать. Змея встречается и на египетских саркофагах и статуях, она изображается в середине лба – это египетский Урей, тоже символ мудрости и умения распознавать. Это и глаз Дангмы, о котором также говорят современные индусы, Третий Глаз, который расположен в центре лба, – он позволяет видеть то, что скрыто за гранью видимого.

Змея украла у Гильгамеша траву бессмертия, и он уже не мог освободить Энкиду, который так и остался в глубинах подземного мира. Но боги наградили Гильгамеша за его подвиги. По вавилонской версии, они дали ему то, что одновременно является и наградой, и проклятием. Гильгамеш становится Бессмертным, он вечно будет жить среди людей. Сначала героя охватывает радость, и он думает, что может продолжать жить несмотря на то, что Энкиду уже нет в этом мире. Но случается так, что дерево, которое он любил, засыхает, мужчины и женщины, которых он любил, умирают, город Урук разрушается, государство Лагаш исчезает. Реки высыхают, все меняется… не меняется только он один.

Таков миф о Гильгамеше, о Бессмертном, который проходит через время, проходит через все времена, через все человеческие общества. Клинописные таблички гласят: «Ты, читающий меня, в каком бы времени ты ни жил, среди всех твоих соплеменников, среди окружающих тебя всегда есть Гильгамеш». О чем идет речь? О том, что есть какой-то человек, который на протяжении всей истории человечества никогда не умирал, что он просто сменяет одежды, а мы не замечаем его? Или, возможно, здесь заложен более глубокий смысл? Не идет ли речь о том, что в нас самих каким-то образом живет Гильгамеш? Не живет ли в глубине нас кто-то, кто мечтает, кто хочет сражаться с драконами, кто хочет пройти через горы, кто хочет знать, действительно ли он бессмертен? Вот это очень хороший вопрос.

С философской точки зрения последняя версия самая приемлемая. Мы знаем, что биологические циклы препятствуют вечной жизни, но знаем также, что помимо биологического и временного существует то, что может оставаться неизменным, поскольку оно вне времени. Время относительно, точно так же как расстояние или размер. Сколько раз мы спрашивали себя: «Что такое древнее и новое? Что такое близкое и далекое? Что такое размер? Что такое время, в конце концов?»

Несколько дней назад я был в Лионе, где есть огромные маятниковые часы. Я смотрел, как бегут стрелки, наблюдал за маятником, который раскачивался слева направо, справа налево с характерным звуком «тик-так, тик-так». Это «тик-так, тик-так» мы ощущаем и в своем собственном сердце, словно мы живые часы. Но я подумал вот о чем: если бы я не обращал внимания на движение маятника, я бы не знал, сколько времени прошло; если бы я не наблюдал за стрелками, я также не знал бы, сколько времени прошло. Конечно, если бы я надолго остался перед часами, то голод, жажда, холод или старость заставили бы меня почувствовать ход времени. Но не являются ли эти потребности тем же, что стрелки или маятник? И не говорит ли миф о Гильгамеше о чем-то, что существует независимо от любых форм, от любых обстоятельств?

Подобные идеи встречаются во всей мировой литературе, во всех древних наставлениях и легендах, в различных религиях мира. Мне представляется, что есть некая лестница, которая может связать нас с нашим внутренним Гильгамешем, с этим сыном Энлиля, с Энкиду, «сияющим двойником». Для этого мы должны мечтать, должны иметь великие и действенные убеждения и мысли. Мигель де Унамуно в книге «Житие Дон Кихота и Санчо» говорил, что мечтает о том, чтобы на этой земле рождалось много безумцев, потому что он увидел, каким оставили мир благоразумные люди; было бы лучше, чтобы сегодня пришли безумцы.

Герой, одолевающий льва (Гильгамеш). Рельеф из дворца Саргона II. 713–706 гг. до н. э.

Безумцы не в плохом смысле слова, но «божественные безумцы». Такие же безумцы, как Дон Кихот, который оседлал деревянную лошадь, «Клавиленьо», думая, что она настоящая, или сражался с ветряными мельницами, говоря, что это великаны. Безумцы, способные сражаться, способные явить миру свои убеждения. Они являются братьями по внутренней войне, о которой говорил Ницше; это и есть внутренняя сила человека, подлинный Гильгамеш, который живет в каждом из нас.

Когда в связи с этим мифом мы говорим об Акрополе, мы говорим об Acro-polis, о «Верхнем Городе», мы говорим об этом психологическом явлении – о том, что у каждого из нас есть свой внутренний «Верхний Город», гора, на которую, однако, мы обычно не осмеливаемся взобраться. Мы не осмеливаемся открыться себе самим, не осмеливаемся говорить о том, что чувствуем, писать о том, что думаем, или жить так, как должны были бы жить. И мы кружимся и кружимся вокруг нашей горы, как крутится собака, перед тем как улечься. Пока, наконец, жизнь не «укладывает» нас, а мы так и не взобрались на нашу внутреннюю гору.