Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти

Алексеев Сергей Трофимович

— Теперь мы с тобой… сотрудники, коллеги или как там на вашем языке?

Она погладила руку, прислонилась к ней щекой. У Арчеладзе возникла мысль оттолкнуть её, но желание было совершенно иное — обнять.

— Я не должна просить у тебя прощения… Ты же теперь всё понимаешь… И всё-таки… прости меня. За прошлое, за то, что я вызвала в тебе… чувства, а сама оставалась холодной. Играла… Зато теперь всё открыто и честно.

— Открыто, честно и холодно!

— Потому что я должна служить, исполнять свой урок. Понимаешь,

наша жизнь так устроена… Дара становится обыкновенной женщиной, если позволит себе отдаться собственным чувствам… Я потеряю энергию, способности, привлекательность. Не будь я Дарой, ты бы даже не посмотрел на меня, не обратил внимания. Как это было у тебя в то время…

— Неужели у тебя совсем не было…

— Молчи! — она зажала ему рот ладонью. — И никогда не вспоминай. Ты воин!.. Ты прозрел сам и объявил войну кощеям. Тебе тоже нельзя растрачивать энергию воинского духа.

— Мне всегда казалось, от чувств эта энергия лишь возрастает, — печально возразил он. — На щитах писали имя возлюбленной.

— Это романтика скучающих рыцарей средневековья. Но когда встал вопрос жизни и смерти, Сергий Радонежский выслал на поединок монахов. Воинов, укротивших свои… земные чувства. Иначе нельзя победить. С точки зрения изгоя, это жестоко, а ты воин, вышедший в поле один.

— Должен же прийти конец этой войне!

— Она длится уже не одно тысячелетие, и нет ей конца, — во вздохе Дары послышалась тоска. — Но я верю в победу Света над тьмой. Хотя бы временную победу, чтобы выпало несколько лет передышки.

— И если она выпадет?..

Она снова зажала ему рот.

— Молчи! Думай об этом и молчи. Изречённое слово — изречённое слово… И не ласкай меня взглядом! Смотри холодно! Страсть гоя — бесстрастная страсть.

— Я не смогу так! Не смогу! — внезапно закричал Арчеладзе, вскакивая. — Это же — пытка! Быть вот так, рядом, и!..

— Прекрати истерику, Гриф! Это недостойно тебя! Мысли разумом, а не сердцем. Ты — Земной человек. Горячее сердце приводит к размягчению мозга, к хаосу мыслей и чувств. Истеричность — первый признак состояния Великого Хаоса.

Огненный клубок мыслей вдруг развалился, превратившись в грубое слово, едва не сорвавшееся с губ…

Арчеладзе ушёл мыться, испытывая острое желание крушить всё на пути. Только успел намылиться, как в двери застучал Воробьёв.

— Никанорыч?!.. Фу, гора с плеч! Ты где был?! Мы хотели уж всю Боснию на уши поставить!

Полковник сполоснулся под душем — часть гнева смыл, часть задавил в себе. Вышел к Воробьёву, растираясь полотенцем.

— И что же не поставили?

— Во! Он спокойный, как танк! — продолжал возмущаться «грибник». — Такой переполох! А он!.. Ты где хоть был?

— В разведке.

— Знаю, в какой разведке, — намекнул он на отношения с Капитолиной, однако Арчеладзе заставил себя не услышать этого.

— Иногда полезно тряхнуть стариной, вспомнить молодость…

Я нашёл тебе, наконец, подходящее занятие, по твоему профилю. Сейчас же и приступишь.

Спокойный тон действовал отрезвляюще.

— Ты в самом деле… ходил в разведку?

— В городке Пловар располагается штаб-квартира секретной службы «Арвоха». Управляет ею… «иезуит», человек по имени то ли Барлетт, то ли Бейлесс. Это «легион смерти», я их знаю. Кожаные плащи… Мне нужно знать всё, что говорят в этом штабе. И что думают. Срок тебе — сутки. Можешь взять помощника из группы Кутасова, со знанием английского.

— Всё писать на плёнку? — деловито спросил Воробьёв, словно речь шла о записи какого-нибудь концерта.

— Всё не нужно… Меня интересует больше всего информация, связанная с ядерным зарядом. Надо выяснить, где он сейчас находится.

— Зачем «Арвоху» ядерный заряд?

— Вот ты и выяснишь, зачем. Пока только можно делать предположения. Возможно, под этот заряд на Сатве пробурена скважина.

— Какой смысл рвать гору? Неужели они посмеют в центре Европы…

— Подземный взрыв никто не услышит. И не увидит, — со знанием дела сказал полковник. — Ну разве что лёгкий толчок… Была гора святым местом, а станет проклятым. На многие столетия.

Когда Воробьёв ушёл, отказавшись от завтрака, Капитолина пригласила Арчеладзе к столу, но сама есть не стала — смотрела, как ест он.

— Надеюсь, ты не будешь использовать… мои способности только в качестве поварихи? — спросила она.

— Другого дела для тебя я пока не нашёл, — язвительно проговорил полковник. — Нет пока работы… по профилю.

— Неправда, Гриф. Я могла бы тоже пойти в Пловар…

— В твоих услугах там сейчас… нет надобности, — Арчеладзе встал. — Появится — скажу.

Кутасов вернулся из свободного поиска с добычей — привёл человека лет тридцати, одетого в гражданский костюм, но с военной выправкой, что сразу же бросалось в глаза. Его нельзя было считать пленным, поскольку незнакомец внезапно появился на дороге, когда «мосфильмовский каскадёр» возвращался на обсерваторию. Он попросил отвести его к Грифу, и Кутасов, заподозрив провокацию, доставил его с завязанными глазами.

Ни оружия, ни документов при нём не оказалось. Судя же по акценту, он был уроженцем какой-то англоговорящей страны.

— Меня зовут Густав Кальт, — представился он Арчеладзе. — Я служил медиком в батальоне морских пехотинцев, командовал которым известный тебе Джейсон Дениз.

Кутасов подстраховался совершенно правильно: этот парень мог быть из секретной службы «Арвоха»…

— Зачем же тебе понадобился Гриф?

— Я исполнил свой урок и получил новый, от Карны, — внезапно сообщил медик. — Урок Драги — отвести в Гималаи осуждённых ею археологов «Арвоха».

— Их нет на обсерватории, — не сразу признался Арчеладзе. — Я отпустил их на волю.