Сокровище Харальда
Шрифт:
— А здесь еще Русь? — Харальд поднял голову, отвернулся от слепящего пламени костра и посмотрел на лес, неровной черной кромкой отрезавший землю от темно-синего неба.
— Не знаю.
На самом деле за эти дни Елисава, непрестанно думая все о том же, поняла, почему она все-таки поехала с Харальдом. Тревога о нем и о тех, с кем он может столкнуться, была не главной причиной. Увидев его снова, она не захотела с ним расстаться. Во всяком случае, так быстро и в такой тревожной обстановке. Она прекрасно понимала, что он собой представляет: тщеславный, самоуверенный, самовлюбленный, наглый, дерзкий, упрямый, жадный до чужого добра, хитрый и коварный — в нем словно собралось все дурное, что доставило его соплеменникам их злую славу в последние три века. Но при этом он обладал
Так или иначе, но Елисава сознавала, что жизнь ее сильно изменилась с тех пор, как в ней появился Харальд. Она часто думала о нем даже после того, как дала согласие стать женой Магнуса, — отчасти ради достойного устройства своей судьбы, а отчасти затем, чтобы досадить ему же, Харальду. Именно с Харальдом, а не с Магнусом, княжна соизмеряла свои поступки. Именно благодаря нему вся ее жизнь окрасилась в какие-то новые, яркие цвета. Именно он наполнял ее воодушевлением, придававшим сил переносить тревоги и превратности. Если Харальд окончательно исчезнет из ее жизни, она опустеет. И сумеет ли Магнус заполнить эту пустоту? Магнус уже сейчас был конунгом Норвегии и Дании, а Харальд — никем, знатным бродягой, из тех, кого раньше называли «морскими конунгами». У него есть знатное происхождение, пара бочонков золота и верная дружина. И самоуверенность, заставляющая его считать себя Мировым Деревом. Много было таких в Северных Странах — десятки и сотни. Чьи-то имена остались в преданиях, о ком-то сама память сгинула в морских волнах или зарыта на семи стопах незнаемой чужой земли. Так неужели она, Елисава Ярославна, дочь одного из могущественнейших владык Европы, готова разделить судьбу этого бродяги? Сгинуть вместе с ним? Или — вознестись к вершинам власти, славы и памяти в веках? Кто знает? Все решает только Бог… и те три женщины, молодая, средних лет и старуха, что сидят у подножия Мирового Ясеня и вырезают загадочные руны на палочках-жребиях каждого из смертных… У нее еще было время, чтобы решиться вынуть свой жребий. Или не решиться.
Харальд, наверное, тоже думал о чем-то таком. Вечером, когда раскладывали костры, он приходил и, попросив позволения, устраивался у огня возле Елисавы. Осведомлялся, все ли в порядке, не нужно ли чего-нибудь. И при этом смотрел на нее так, будто хотел спросить совершенно о другом.
— Благодарю за трогательную заботу. Ты очень любезен.
— Ты — мой единственный союзник, Эллисив. Как же я могу о тебе не заботиться?
— Плохи же твои дела, если твоим единственным союзником является слабая женщина.
— Нет, мои дела не так уж плохи. Женщины коварны и переменчивы. Но ты не предала меня, и это очень много значит.
— Я предала тебя, — равнодушно отозвалась Елисава. — Я собиралась отдать тебя на смерть. Выйти за тебя замуж, чтобы сразу после этого тебя убили. Хотела предать тебя поцелуем, как Иуда Христа. И ты все еще считаешь, что тебе повезло?
— Но ты не сделала этого. А за твой поцелуй я готов и заплатить. — Харальд вдруг встал на колени и повернулся,
Он придвинулся и оказался так близко, что она почувствовала тепло его кожи, его запах — и от этого все внутри всколыхнулось и по телу прошла горячая волна. Елисава испытывала смешанное чувство тревоги и наслаждения. В это мгновение лицо Харальда казалось очень красивым, каждая его черта отражалась в ее душе, чтобы навеки там остаться: глаза с огромными, черными в полутьме зрачками, рыжеватые брови, золотистые, переливающиеся в отблесках костра волосы. Она не хотела смотреть ему в глаза, взгляд невольно скатывался вниз, на грудь, где в вороте рубахи виднелась золотая цепь с крупным крестом, украшенном жемчугом и смарагдами.
— Уйди… — Княжна положила руку ему на грудь, намереваясь оттолкнуть, но он быстро накрыл ее руку ладонью, и от этого прикосновения ее наполнило такое блаженство, что не было сил сопротивляться. От его запаха кружилась голова и хотелось, чтобы это продолжалось вечно.
Он потянулся к ней, но Елисава нашла в себе силы отстраниться. Если она сейчас поддастся, то окажется в его власти. А давать ему власти над собой княжна не собиралась.
— Ты опять, Харальд сын Сигурда! — сердито прошептала Елисава, отнимая у него руку и одновременно отталкивая его другую руку, тянувшуюся к ее талии. Он не любил, когда его называли сыном Сигурда, напоминая о наименее знатной половине его крови, и Елисава знала об этом. И он знал, что княжна это знает, и понимал, что этим она хотела обидеть его. — Я уже говорила тебе, что не желаю иметь с тобой ничего общего.
— Мне это, бывало, и раньше говорили. — Харальд усмехнулся, скрывая разочарование. — Но в конце концов все выходило так, как хотел я.
— Например, с Марией, племянницей императрицы Зоэ! — язвительно напомнила Елисава. — Ты сватался к ней, но тебе отказали, и тогда ты похитил ее, чтобы настоять на своем. Ты, наверное, забыл, что добровольное согласие девушки похитить никак нельзя! Любопытно, а свои прекрасные стихи обо мне ты сложил до сватовства к Марии или после? Или тогда твоя преданная любовь ненадолго задремала?
— Я не собирался на ней жениться, если ты об этом. Я помнил, что у меня есть невеста в Гардах.
— Так, значит, люди, которые говорят, что ты сватался, солгали? А не ложь ли заодно и все прочие саги о твоих великих подвигах?
— Все мои подвиги — правда! — жестко ответил Харальд, начиная закипать. Сомнений в своей доблести он не терпел. — Я знал, что старуха Зоэ раззявила на меня свою… неравнодушна ко мне, а связываться со старухой я не стал бы, даже если бы смог благодаря этому стать императором Миклагарда! И я сказал, что хочу жениться на ее племяннице, молодой и красивой девушке. Я сделал это, чтобы указать старухе ее место, чтобы она поняла, что совсем не такие, как она, женщины могут надеяться и… нравятся мне. Я отлично знал, что Зоэ никогда не согласится на мой брак с Марией, но зато обидится и отстанет от меня. Так и вышло.
— Так вышло? А я слышала, что она приказала бросить тебя в темницу. Якобы за то, что ты уж слишком нагло присвоил добычу, захваченную греками в походах.
— Эту добычу захватил я, а не греки, и она принадлежит мне по праву!
— Император Михаил думал иначе.
— Пусть засунет свои мысли себе в… глотку.
— Однако у этой старухи хватило власти, чтобы тебя, молодого, красивого и доблестного, засунуть в темницу. И как бы ты оттуда выбрался, если бы не еще одна знатная женщина, вытащившая тебя на подоле своей роскошной столы?
— Не на подоле! К ее подолу я не прикасался, если ты об этом! И спасла меня не женщина, а святой Олав, мой брат! Он явился ко мне во сне и пообещал помощь, а потом явился к ней и повелел помочь мне. Он исцелил ее от болезни, и она не могла его ослушаться. А Микаэлю конунгу я выколол глаза, чтобы он больше не мог видеть эту уродину, свою жену. И за этот добрый поступок он должен быть мне благодарен!
— От твоих благодеяний хочется бежать за тридевять земель!
— Тогда зачем же ты поехала со мной? — взвился Харальд. — Я не держал тебя, ты могла бы остаться!