Сокровище тамплиеров

Уайт Джек

— Сколько вам сейчас, Анри?

— В этом году исполнится пятьдесят, моя госпожа.

— О чём речь? Вы ещё мальчишка. Мне шестьдесят семь, а моему Генриху было пятьдесят шесть, когда он умер.

Элеонора помолчала.

— Королём Англии станет Ричард. Вы это знаете?

— Да, моя госпожа, знаю. Я видел его недавно. Он останавливался у меня по пути в Париж, два месяца тому назад.

— Кровь Христова, неужто?

Лицо Элеоноры стало напряжённым.

— И зачем он сюда явился?

Анри с бесстрастным видом чуть пожал плечами.

— Он заявил, что я ему нужен.

Призвал отплыть с ним в Святую землю в качестве главного военного наставника его войск.

— Главного воен...

Королева осеклась.

— Что ж, Ричард при всех своих недостатках явно не дурак. Бесшабашный малый, конечно, но не дурак.

Элеонора впилась в собеседника взглядом таким же гипнотическим, каким он был десятилетия тому назад, когда она способна была зачаровать самого Папу.

— А вот вы, как дурак, явно собираетесь отправиться с ним, по лицу вижу. Отправиться с ним? Где, во имя всего святого, ваш здравый смысл? Святая земля — место, пригодное лишь для молодых людей, Анри. Для крепких, мускулистых идиотов, необузданных, полных юношеских страстей, бесконечно жаждущих риска и славы... Для идиотов и потерянных душ. Там нет места для женщин, а ещё меньше — для пожилых мужчин, если они не носят корону или митру. Уж поверьте, я была там и видела всё воочию. Почему, во имя Господа, вам, в вашем возрасте, вообще пришла в голову такая глупость?

Анри поднял руку, потом уронил её на колени.

— У меня нет выбора, моя госпожа. Это долг, который возложил на меня ваш сын.

— Чепуха, Анри. Божьи потроха, старина, вы всю жизнь преданно служили нашему дому — мне, Генриху, самому Ричарду. Хватит, вы заслужили право умереть дома, в собственной постели. Можно было отказаться с честью, и даже Ричард не стал бы...

Королева осеклась, её большие глаза сузились, превратившись в щёлки.

— Нет, за этим кроется что-то ещё. Мой сын каким-то образом манипулировал вами и вынудил вас согласиться. Это вполне в его духе... Но какой рычаг он использовал? Ну-ка, расскажите, как он сумел к вам подступиться? Что именно пустил в ход, чтобы добиться своего?

То был категоричный, не допускающий возражений приказ, не подчиниться которому не было ни малейшей возможности. Анри вздохнул и отвёл взгляд. Теперь он смотрел туда, где между занавесками медленно проплывал сельский пейзаж, смотрел на пыль, припорошившую поросль бутеня на обочине дороги.

— У меня есть сын, моя госпожа.

— Знаю. Я помню его ребёнком. Его ведь зовут... Андре?

Сен-Клер снова посмотрел королеве в глаза, в очередной раз изумившись её неиссякаемой способности запоминать такие детали.

— Да, моя госпожа, Андре.

— Теперь он стал мужчиной... И его превратили в оружие против вас. Так? Расскажите мне всё.

И тогда Анри рассказал ей всю историю — вплоть до того, как в дело вмешался Ричард, а сам он, Сен-Клер, принял решение подчиниться требованиям герцога.

Рассказ длился час, и всё это время королева сидела молча, не сводя с Анри глаз, впитывая не только каждое его слово, но и все оттенки его голоса. Когда наконец Сен-Клер умолк, Элеонора кивнула и поджала губы. Эти губы стали тоньше, привлекая внимание к впалым щекам под высокими скулами,

всегда подчёркивавшими её поразительную и всё ещё не утраченную красоту. Анри ждал, видя, как смягчился её взгляд.

— Теперь понятно, почему вы выглядите таким цветущим: наверняка два последних месяца гоняли себя нещадно, чтобы вернуть утраченную молодость. Ладно, старый друг, во всяком случае, это пошло вам на пользу. И что же случилось с теми проклятыми священниками? Ричард их повесил?

— Священники предстали перед судом архиепископа Тура, их вина была бесспорно установлена. Хотя, учитывая, что мой сын являлся единственным свидетелем, дело не прошло бы так легко без вмешательства власти. Потом святая церковь отказалась от клириков и предала их светскому суду герцогства Аквитанского, чтобы их казнили.

— А вы с сыном оказались связанными с Ричардом неразрывными узами не только вассальной верности, но и благодарности.

Анри Сен-Клер заметил иронию в голосе Элеоноры, но не подал виду.

— Да, моя госпожа. Благодарностью даже больше, чем вассальной верностью, если такое возможно.

— Хмм...

Элеонор поёрзала на сиденье, отдёрнула занавеску слева и заговорила, глядя на длинные косые тени деревьев на пологом склоне холма:

— Вечереет, мой друг. Мы скоро сделаем привал, но к тому времени вам, скорее всего, будет уже поздно возвращаться домой в одиночку. Поужинаете с нами, а домой вернётесь поутру. А пока — будь что будет. Насчёт ваших обязательств, Анри... Покау меня есть только одно соображение: нет такой связи, которую нельзя разорвать, было бы желание и хватило бы сил.

Королева снова пристально посмотрела на собеседника.

— Советую вам первым делом избавиться от чувства вины, даже если оно проистекает из чувства благодарности. Я обязательно поговорю с Ричардом. Что за вздорная идея — принуждать человека отправиться в Святую землю? Впрочем, вы знаете моего сына не хуже меня, вы же сами растили его не один год. Он человек порывистый, страстный, увлекающийся, но неуправляемый и непредсказуемый для всех, кроме меня.

Мессир Анри виновато развёл руками.

— Я благодарен за заботу, моя госпожа. Но, не в обиду будь сказано, у меня нет желания уклоняться от этой обязанности. Я бы предпочёл отправиться в Святую землю вместе с сыном, а не оставаться здесь в одиночестве и волноваться за него. Кроме него, у меня никого не осталось в этом мире. Теперь, когда я на пороге старости, жизнь без него не имеет для меня никакого смысла. Может, вы считаете меня глупцом, но уж лучше быть старым глупцом рядом с сыном, чем одиноким старым отшельником, дожидающимся смерти без него.

Элеонора смерила собеседника долгим взглядом и медленно кивнула.

— Будь по-вашему, мессир Сен-Клер. Больше я не стану об этом говорить. Мы оба слишком стары и седы, чтобы ссориться из-за того, как нам предстоит умереть. Жнец всё равно отыщет нас, где бы мы ни находились...

Она пожевала верхнюю губу — Анри давно забыл об этой её привычке — и спросила:

— Вы знаете, почему Ричард так настойчиво добивался, чтобы вы вернулись на службу?

Сен-Клер покачал головой в искреннем недоумении, и королева презрительно фыркнула.