Сокровище тамплиеров
Шрифт:
Старик вздохнул.
— Грустная ирония судьбы заключается в том, что, несмотря на огромное значение, которое имеют для нас Палестина и Иерусалим, именно там представителей братства пока очень мало. До поры до времени так и будет. Если нас обнаружат, если вообще заподозрят о нашем существовании, церковь выкорчует нас и уничтожит как еретиков. В Святой земле ещё важнее сохранять строжайшую тайну. А возможности наши там невелики, поэтому приходится использовать всё, что имеется в распоряжении братства, в том числе поддерживать дружеские отношения с общиной шиитов, которая в Иерусалиме малочисленна и подвергается той же опасности, что и наша. Сарацинский султан Саладин — суннит, как и все его присные. Поэтому мы активно предлагаем дружбу и союзы представителям шиитской общины, исходя из древней житейской практики: враг моего врага — мой друг. Александр Синклер был нашим основным посредником в переговорах с шиитами, особенно с сообществом, существующим внутри общины шиитов почти так же, как братство существует внутри Храма. Членов той общины называют ассасинами. Я вижу, вы слышали о них.
Сен-Клер широко распахнул глаза при слове «ассасины», но ответил только кивком.
— Что ж, не дайте услышанному настроить вас против них. Когда предмет знаком немногим, но у многих вызывает страх, молва о нём редко соответствуют истине. Сунниты воспользовались своим численным превосходством и тем, что в их руках находится и религиозная, и светская власть, чтобы очернить имя и репутацию ассасинов. Правда, в данном случае это не важно, зато важно то, что ассасины не представляют для нас никакой угрозы. Наоборот, они наши союзники, связанные с нами общими интересами, среди которых не последнее место занимает изучение геометрии и тайного древнего знания. Как и мы, ассасины — закрытое, тайное общество, хранящее несметные сокровища знаний. И мы надеемся, что однажды придёт день, когда мы сможем поделиться своими сокровищами друг с другом. Мы догадывались об этом десятилетиями, но Александр Синклер доказал, что наши догадки правдивы... Я вижу, у вас есть вопрос. Спрашивайте.
— Но...
Сен-Клер призадумался, в недоумении слегка качая головой.
— Но как мог он бесспорно это доказать, не...
— Не выдав существования нашего тайного ордена? Мы начали понимать: для того, чтобы заручиться доверием и расположением ассасинов, возможно, придётся проявить к ним доверие и поведать о нашем существовании. Мессиру Александру были даны полномочия действовать в этом вопросе по своему усмотрению, исходя из ситуации. И когда настало подходящее время, он принял решение. Решение принесло свои плоды.
— А вдруг он допустил ошибку? Вдруг доверил тайну не тем людям? Что тогда?
Брат Жермен пожал плечами.
— Что тогда? То, что он рассказал некоторым ассасинам, — всего лишь рассказ одного человека, не подкреплённый никакими доказательствами. Какой он может причинить вред? Но, конечно, мы всё проверили и перепроверили. Ничего непоправимого не случится.
— Но что теперь? Что будет, если Алек мёртв? Значит ли это, что братство потеряло связи с ассасинами и не сможет продолжить начатое им дело?
— Напротив, у нас есть такая возможность. Нам известно, что твой кузен, перед тем как отправиться к Хаттину, составил для нас подробное донесение. Мы знаем даже, где он его оставил. Но гонцы, которым поручено было забрать донесение и привезти нам — а гонцов было трое, — тоже погибли, уже после Хаттина. Им не удалось забрать донесение, и, насколько нам известно, оно всё ещё находится там, где его оставил мессир Александр. Если, добравшись до Святой земли, вы не сумеете найти нашего пропавшего брата, то хотя бы сможете найти и отправить нам его отчёт.
— А если я всё-таки найду кузена?
— Тогда передадите ему депеши совета и дальше будете работать с ним, помогая ему во всём.
— Понятно.
Сен-Клер медленно кивнул. Всё ещё обращаясь к Жермену Тулузскому, он переводил взгляд с одного брата на другого:
— Можно задать ещё один вопрос, который, возможно, покажется вам бесцеремонным?
— Конечно. Мы подвергаем вашу жизнь двойному риску, поэтому спрашивайте о чём угодно.
— Почему это стало таким важным именно сейчас? Почему, скажем, не месяц тому назад? Меня схватили, в превеликой спешке доставили сюда под видом обвиняемого, хотя со мной можно было связаться гораздо раньше и без особого труда. Я ведь давно действовал по указаниям де Сабле, имея дело в том числе и с членами совета.
Поколебавшись, Жермен кивнул.
— Верно. И мы связались бы с вами гораздо раньше, если бы не некоторые события, которые произошли не так давно. Сначала нужно было удостовериться, что события эти действительно имели место, а потом весьма тщательно поразмыслить об их... политическом значении. Не имело смысла привлекать вас, не решив заранее, какими будут наши дальнейшие действия. Теперь путь определён, решения приняты. Правда, в чём они заключается, вам расскажет другой человек. Магистр Бернар, передаю слово вам. Будьте добры продолжить.
Жермен Тулузский отошёл в сторону и уселся, освободив место для другого брата, чуть помоложе. Перед тем как заговорить, этот человек слегка улыбнулся Андре, и тот ощутил невольное волнение. Сен-Клер знал от де Сабле, что брат Бернар Монсигюр является одним из трёх магистров Единства, руководящих делами братства в трёх его исконных областях. Первой и старейшей из этих областей был Лангедок, лежащий к северу от Пиренеев; он включал в себя провинции Аквитания и Пуату и обнесённые стенами города Монсигюр и Каркассон. Остальные две области были известны как Пуату и Шампань. А все три, вместе взятые, охватывали почти всю территорию бывшей провинции Римская Галлия, причём Шампань занимала северную треть, а Пуату — всю центральную часть. Каждый из трёх магистров, избираемых пожизненно, отвечал за дела ордена в своей области и выступал в качестве представителя провинциального совета. Причём де Сабле говорил, что из трёх магистров Бернар Монсигюр имеет наибольшее влияние. Кроме того, именно Монсигюр осуществлял непосредственную связь между орденом Храма и сионскими братьями, действовавшими внутри Храма по поручению братства.
— Как говорит мой брат Жермен, — начал Бернар, — за последние месяцы произошли немалые перемены. Увы, как порой случается, мы узнали о них с опозданием. Все мои братья, присутствующие здесь, понимают, о чём я говорю. Но мы решили, что и вам, мессир Андре, следует узнать о том, что имеет отношение к вашему заданию. Месяц назад с Сицилии в Марсель прибыло судно. Оно доставило сведения, которые сами по себе выглядели обнадёживающими, но только если не сопоставить их с другим, тревожным событием. Вам о чём-нибудь говорит имя Конрада Монферратского?
Сен-Клер покачал головой.
— Нет, магистр. Ни о чём.
— Хмм. А знаете ли вы о готовящемся походе Барбароссы?
— В Святую землю? Да, знаю. Все об этом знают. Он возглавит армию в двести тысяч человек, собранную по всей Германии. Одно его воинство превосходит по численности армии короля Ричарда и короля Филиппа, вместе взятые.
— Верно. А известно ли вам, как называет себя этот человек?
— Барбаросса? — переспросил Сен-Клер и кивнул. — Фридрих Гогенштауфен, император Священной Римской империи. Его прозвали Барбароссой за рыжую бороду. Вы спрашивали об этом?