Сокрушенная империя
Шрифт:
– Да, ты звучала расстроенно, когда позвонила. – Я чувствую, как он обеспокоенно изучает меня. – Что случилось?
Я качаю головой.
– Не хочу об этом говорить.
Мне кажется, если я начну, что-то внутри меня треснет, и все, что я так долго прятала, выльется наружу. Например, то, что я провела столько времени, отрицая и ненавидя свою прошлую версию, даже не задумываясь о том, почему она стала такой.
Большинство людей попытались бы надавить на меня, но не Оукли. Он поднимает голову и осматривается.
–
– Ага. – Я касаюсь его руки, чтобы он посмотрел на меня. – Мы можем уже поехать отсюда? Стоун все еще там, и я не хочу, чтобы он вышел и…
– Увидел меня? – заканчивает он.
– Да. – Я опускаю глаза, думая о том, как выбираться из дерьма, в которое влезла. – Мы сильно поругались, и я немного… разорвала помолвку.
Та-дам. Вот все и вылезло наружу.
Оукли эта новость, очевидно, не расстроила.
– Оу.
– Я пока не готова выходить замуж, – объясняю я, хотя он и не просил. – Не знаю, что это значит и как будут складываться наши отношения со Стоуном после этого, но я чувствую, словно с моих плеч упала огромная гора.
Словно я перестала тонуть.
Оукли легонько пожимает мою руку. От этого прикосновения по моей спине бегут мурашки.
– Значит, ты поступила правильно.
Возможно, так и есть, но пока мне просто больно. Будто у меня в сердце открытая рана, которая не хочет затягиваться.
Оукли встает и протягивает мне руку.
– Поехали домой. – Он замолкает. – Вот дерьмо.
– Дерьмо? Никакого дерьма.
Разве что в моей жизни.
Его челюсть напрягается.
– Я на мотоцикле.
Пожимаю плечами, не понимая, в чем проблема.
– И?
Я никогда раньше не каталась на байке, но, кажется, это весело.
К щекам приливает кровь, когда Оукли оглядывает меня с головы до ног.
– С платьем могут возникнуть проблемы. – Он хмурится и меняется в лице. – Я не хочу, чтобы ты садилась на мотоцикл.
Я совсем запуталась.
– Почему?
Его взгляд становится тяжелым.
– Потому что в прошлый раз, когда я вез тебя куда-то, я чуть не…
– Но этого не случилось, – возражаю я, прежде чем он успевает закончить предложение. – Да, у меня остались шрамы, но кое-кто однажды сказал мне мудрую вещь: шрамы значат, что я оказалась сильнее, чем то, что пыталось меня убить. – Встав на цыпочки, я кладу руки ему на плечи и заглядываю в глаза. – Я прощаю тебя, Оукли.
Его ноздри раздуваются, на лице проступает боль.
– Не надо.
Не та реакция, на которую я рассчитывала.
– Что не надо?
– Не говори так, потому что ты даже не знаешь, за что меня прощаешь.
– Тогда расскажи мне, – говорю я обессиленно. – Расскажи мне все, что происходило между нами.
Я
Оукли убирает мои руки со своих плеч и идет к мотоциклу. Я открываю рот, чтобы продолжить спорить, но тут он протягивает мне свой шлем.
– Надень это.
Я беру его в руки, вглядываясь в блестящую поверхность.
– У тебя есть еще один?
– Поехали, – ворчит он, залезая на байк и игнорируя мое беспокойство.
Надев шлем, я сажусь и обнимаю его за талию.
Я не готова к тому, какие чувства во мне пробуждает наша близость.
Посмотрев на меня через плечо, он серьезно говорит:
– Держись крепче.
Прижавшись щекой к его спине, я делаю, как он говорит.
Держусь за него изо всех сил.
* * *
– Нас арестуют, – предупреждает меня Оукли.
Я кидаю в машину еще одно яйцо и снова прячусь в кустах.
– Не арестуют, если не заметят.
Он кивает на упаковку яиц на земле.
– Еще раз, зачем мы это делаем?
Беру еще одно яйцо.
– Потому что мать Стоуна – стерва, но бить людей неправильно. К тому же так веселее. – Я завожу руку для броска. – Это за то, что заставила меня выбрать лилии вместо роз.
Я пищу от восторга, когда яйцо разбивается о лобовое стекло.
Получай, сука.
Достаю еще одно.
– Это за то, что сказала, будто меня не могут повести к алтарю и братья, и отец. Видите ли, это будет странно.
Оукли берет следующее яйцо.
– Это за то, что она водит форд, хотя все знают, что форд – дерьмо.
Он пожимает плечами, когда я смотрю на него.
– Что? Все как есть.
Я смеюсь, когда он бросает яйцо, и оно приземляется на значок форда.
– Хороший бросок.
Оукли слегка наклоняется.
– Спасибо, я тренировался. – Затем указывает на ее машину. – У нее игральная кость висит на зеркале.
– Очень по-сучьи, – замечаю я.
Мы одновременно бросаем следующие яйца. Только на этот раз они не попадают в ее машину… Они попадают в машину, которая паркуется рядом.
Машину, принадлежащую ее сыну.
Упс.
Оукли тянет меня в кусты, пока Стоун открывает водительскую дверь. Когда я вижу, что губы Оукли изгибаются в ухмылке, я прикладываю к своим палец, чтобы напомнить ему быть тише. Мгновение спустя мы слышим:
– Какого хрена? – И потом: – Чертовы дети.
Этого хватает, чтобы заставить меня рассмеяться так, что под ребрами начинает колоть.
– Кто здесь? – выплевывает Стоун.
В следующую секунду я уже лежу на спине, а надо мной расположился Оукли.