Солдаты неба
Шрифт:
Огонь зенитных батарей был до того густ, что за какие-то секунды от повисших в воздухе черных бутонов гари стало темно вокруг. Очевидно, вражеские посты воздушного наблюдения уже давно следили за нами. И, допустив в зону огня, ударили с наибольшей силой.
Не теряя ни одной секунды, ныряем под ближнюю гряду рваных бутонов. Черные облака пороховой гари остались выше. Зенитчики вводят в свои приборы поправки на снижение. Секунда-две — и мы кидаем свои самолеты вправо. Левее, где зенитчики думали нас накрыть, выросли новые дебри черноты, но мы оттуда своевременно ушли. Враг снова хочет
Продолжая эту «игру», мы пролетели Киев и вышли на аэродром. Он пуст. Впрочем, не совсем так. В подковообразных капонирах — три одномоторные машины и один какой-то большой самолет. Маловато. Значит, здесь постоянно авиация противника уже не базируется.
Снижаясь, разворачиваемся на север. А зенитчики все бьют и бьют. Только теперь разрывы далеко позади. Они, как гончие, преследуют нас, но каждый их прыжок приходится в пустое место. Мы для них слишком вертки.
— Товарищ капитан, задание выполнено. Разрешите получить замечания? — сухим голосом доложил мне Априданидзе после посадки. На его. возбужденном лице радость боевого крещения и нетерпеливое ожидание оценки первого вылета. Для него сейчас главное — укрепить веру в свои силы. Все остальное вырастет в буднях войны. Поэтому я поздравляю его с успешным вылетом:
— Хорошо. На первый раз очень хорошо!
— Правда?! — воскликнул Судам и облегченно вздохнул. Он несколько секунд постоял в раздумье, а затем неуверенно сказал: — Но я же не сбил «фоккера». — Это не беда. В другой раз он от тебя не уйдет.
Ни на что так пристально летчик не смотрит в боевом полете, как на солнце. В его лучах, кажется, всегда прячется враг. Немало истребителей поплатились жизнью, позабыв на мгновение о солнце. И я сегодня из-за этого чуть было не стал жертвой пары «фоккеров»-охотников. Спасибо напарнику Суламу, выручил.
И сейчас, под вечер, когда летчики собираются на КП, мы с Априданидзе, прежде чем спуститься в землянку, под впечатлением прошедшего боя оценивающе глядим на солнце. Оно опустилось в мутную пелену и, потеряв всю свою яркость, стало матово-красным, тревожным. Однако вылета уже не предвиделось: наш рабочий день кончался. Я с облегчением открыл дверь КП, но нам навстречу уже торопливо поднимался Василяка.
— Срочный вылет всего полка на прикрытие лютежского плацдарма, — с тревогой в голосе сказал он.
Группу составили из десяти опытных летчиков. Мы ужо давно летали полковыми группами, а не поэскадрильно: мало осталось «стариков». И только мой напарник Сулам был новичком. Василяка, увидав его в строю, заметил:
— А ты, кацо, когда успел «стариком» стать?
— За последнюю неделю, — не задумываясь, отчеканил Сулам.
— Он теперь и бреется каждое утро, — пошутил я, заступаясь за своего напарника.
— Ну, ладно, — махнул рукой Василяка. И, обращаясь уже ко мне, как к командиру группы, сказал: — Время позднее. Больше положенного над фронтом не задерживайся, а то будете садиться в темноте.
Выше нас с Суламом, расчленившись, шли четыре пары. Выше всех летели Миша Сачков с Выборновым. Как
За Днепром сплошной стеной стояла облачность. Днем ее не было. Но сейчас она, подобно горам, начиналась у земли и громоздилась до трех-четырех тысяч метров. От устья Припяти и далее на юг стена облаков тянулась по Днепру. Ближе к Киеву она делала крутой изгиб, оголив весь лютежский плацдарм, словно специально его не закрыла для вражеской авиации. Но самолеты противника, наверное, не прилетят: его территория закрыта облаками.
Запрашиваю воздушную обстановку у командного пункта 38-й армии.
— Все спокойно, — отвечает земля.
Отбитые у врага плацдармы из узеньких прибрежных кусочков выросли в большие районы и полосы, занимаемые уже армиями и корпусами. Поэтому теперь мы летаем не над переправами, а за Днепром, надежно охраняя наши войска и мосты.
Идем на закатное солнце. Под нами облака. Они похожи на громадные сугробы девственного снега, уходящего на запад, в бесконечную даль.
Прошло пять минуту и вот уже стали маячить разрывы облаков. Издали они кажутся темнеющими островками земли среди снежной пустыни. Таких островков чем дальше, тем больше. Это насторожило меня. Не исключена возможность, что у врага летная погода и он может появиться. Но нам пора уже поворачивать назад.
Мы снова у Днепра. Облака никуда не сдвинулись, точно река заворожила их на неподвижность. Снизу уже надвигалась темнота, но еще хорошо были видны наши плацдармы и темнеющее пятно Киева.
Делаем последний заход на запад. Перед нами золотится в закате небо и горизонт. А вершины облаков, освещенные косыми лучами солнца, до того красочно сияют, что невольно любуешься этой картиной. Правда, игра света мешает смотреть вдаль, но в такое позднее время противник, как правило, не летает бомбить наши войска.
Настроение спокойное, и я не спешу домой. Уж очень здесь хорошо!
— Товарищ командир! Время вышло, — напоминает Миша Сачков.
Ему с Выборновым не до заоблачных сияний. Они летят выше всех и вот уже минут двадцать пять дышат разреженным воздухом. Я хотел было дать команду на разворот, но Миша в это время с высоты отрывисто крикнул:
— Появилась четверка «фоккеров»! Атакую!
Вот тебе и домой! Опять подвело солнце — оно скрыло противника.
Впереди почти ничего не видно: закат слепит глаза, и все же я заметил еще две пары «фоккеров». Одна из них шныряла по вершинам облаков рядом с нами, другая — в стороне. Правда, находясь под ударом наших верхних «яков», они пока не проявляют активности.
Нет никакого сомнения: вражеские истребители прокладывают дорогу своим бомбардировщикам.
Вскоре догадка подтвердилась. В пылающем небе замечаю большое темное пятно. Это, видимо, бомбардировщики. Я не спускаю глаз с пятна. Да, действительно, это «юнкерсы»! За первой группой темнеет вторая, а из глубины неба выплывает еще и третья. Фашисты хотят нанести удар в сумерках, рассчитывая, что в такое позднее время советские истребители над фронтом не появятся. Хорошо, что мы далеко залетели. на вражескую территорию и теперь разобьем «юнкерсов» еще до подхода к плацдарму.