Солнце сгоревшей вечности
Шрифт:
— Лидия!
Отчаянный крик Кристофера откуда-то сверху я услышала уже как через ватные затычки, неведомым образом забившиеся в уши. А после, было только чувство падения… куда-то. И темнота, ставшая спасительной и благодатной, погрузившая в свои объятья до смерти перепуганную меня.
Первыми из той темноты пришли звуки. Напевы и мелодии, гулкие, чуть булькающие. Они не ласкали слух выверенностью и выученностью молебного хора, но походили на него, как отражение в кривом зеркале. С ними наступало не одухотворение и покой, а ощущение того, что там (где бы это ни было) поют что-то мрачное. И что следом за обертонами этих звуков последует нечто нехорошее, я уже знала наверняка. Как и сообразила, что это снова один из тех странных снов.
Но снов ли?..
Я обнаружила себя стоящей в длинном полутёмном коридоре. Откуда-то сверху лился тусклый свет, но вычислить его источник не представлялось возможным. Мне не оставалось ничего иного, как просто пойти вперёд. И по мере моего приближения голоса нарастали, не оставляя сомнений, что это где-то впереди в конце коридора, в той чернильной пустоте, неохотно отступающей при неверном свете, сопровождающим меня. Постепенно монотонные и равнодушные тени, ползущие следом по каменному полу и стенам, стали приобретать в своих очертаниях что-то новое. Они складывались в странные рисунки людей, или существ похожих на людей — пучеглазых, непропорциональных, отвратительных. Они шагали по коридору вместе со мной, и несли в руках чаши. Другие из них опирались на длинные посохи, а кто-то просто чинно вышагивал впереди.
Коридор вильнул вправо, и я неожиданно вышла в зал, освещённый множеством факелов и жаровен. В зал столь огромный, что охватить его взглядом было просто невозможно. Высоченные колоны, потолки и стены, расписанные незнакомыми сюжетами, на которых плясали тени, и казалось, что картинки движутся, рассказывая свои истории.
Я стояла на самом верху лестницы, глядя на людей (или нелюдей?) внизу. Их было много. Большинство из них выглядели просто как фигуры в длинных балахонах. Они все неистово ликовали. Кричали что-то, возводили руки к потолку.
Почти в центре этого странного храма, на возвышении находился алтарь. Там лежал человек.
Моё сердце подпрыгнуло к горлу и оборвалось. Щёки обожгли горячие призрачные слёзы, а горло стиснула костлявая длань ужаса.
Кристофер!
Полуобнажённый, с израненной грудью, он лежал на каменной плите, раскинув руки и безвольно запрокинув голову.
Я закричала. Но ни единого звука издать не получилось.
— Падшие готовятся к ритуалу, — ворвался в мои страшные грёзы голос, который я уже слышала. Он принадлежал тому путнику, заставившему землю вздрогнуть и раскрошиться. Моя уверенность в том была непоколебима.
Сумасшествие игравшее с подсознанием отступало, потоком ледяной воды стекало вниз по ногам. Но на место игр разума, приходили игры чувств. Обострённые, эти чувства кричали о том, что нужно уходить отсюда, убираться прочь пока не слишком поздно.
Или уже поздно?
— Я передал им весточку, где его искать. Сунется он в лес, или попытается пересечь пустошь, всё одно — далеко не уйдёт.
Я лежала на боку, на куче какого-то тряпья, лицом к стене, боясь шевельнуться. Открыла и закрыла глаза, опасаясь привлечь к себе внимание. От верёвок надёжно обернувшихся вокруг предплечий, и для верности — вокруг груди, я едва ли могла сделать вдох. Ноги тоже сдавливали путы. Куртку с меня сняли, и просто накрыли ею сверху. Видать, чтобы совсем не околела. Какая трогательная забота.
— А если это он? Не боишься гнева на свою голову? Вдруг, возродившись, пожелает отомстить за свою человечку? — этот голос был другим. Сиплый, свистящий, как если бы говоривший был заядлым курильщиком, страдавшим от букета лёгочных заболеваний.
— Видали мы уже здесь пришлых пироманов разного порядку. Падшие их резали на своём алтаре, как ягнят, да что толку? Глух мёртвый Бог. Ему давно нет дела ни до нас, ни до тех, кто был проклят его именем.
— Сам ведь сказал, что почуял нашего господина, — раздался ещё и третий голос.
— Монета при нём была — знак князя. Так и что с того? Я — Валафар из дома Мортус не потерплю унижения!
Хрипатый зашёлся лающим смехом, сменившимся надсадным кашлем.
Послышался скрип половиц. Надо мной нависла тень. Меня бесцеремонно пнули носком ботинка в спину. Я зашипела от боли, попыталась сесть, но только завалилась на другой бок, под дружный хохот этих зверей.
— Очнулась, поглядите, — это был Валафар.
Теперь я хотя бы знала имя виновника всех бед.
Обстановка вокруг представляла удручающее зрелище. Ободранные полы, обветшалые стены и потолки. Окна, занавешенные тряпками и старыми одеялами. Это была самая обыкновенная комната, в самом обыкновенном доме — так мне показалось. Уцелевшей мебели вполне можно было приписать стиль Викторианской эпохи. Имелся тут и полуразрушенный камин, в котором каким-то чудом тлели угли. Свет давали оплывшие свечи, стоявшие по углам на полу, и в высоких ржавых канделябрах.
На низкой софе с резной спинкой, вытянув ноги, сидел тот самый демон со спиленными рогами.
— Тощая она какая-то, — скривил он свою некрасивую рожу.
— Мне такие по-нраву, — обходя Валафара, шагнул ко мне сиплый, — а ты, Ильган, если пожелаешь, трахнешь её после меня.
Я дёрнулась, больно ударившись затылком о стену. Перед глазами всё поплыло. Наверное, нужно было закричать, начать звать на помощь. Но я могла лишь скулить от боли в связанных руках и ногах. Да и что толку кричать? Кто меня мог услышать? Я бы только больше раззадорила этих уродов и ничего не добилась.
Хрипатый был высок, с мощными ручищами. Замахнётся — костей не соберёшь. Часть его лица покрывали странные шрамы. Они как засечки, тянулись от левой щеки к шее, и терялись под воротником грязной рубахи.
Он опустился передо мной, схватил за ноги и подтянул к себе. Я забилась, как рыба об лёд.
— Сильно не усердствуйте, да товарный вид ей оставьте. Я надеюсь, завтра выручить за неё кругленькую сумму на невольничьем рынке.
— Иди уже, — отмахнулся Ильган, — сильно не попортим. Да, Авель?
И он действительно ушёл. Я услышала, как заскрипела и хлопнула деверь.
— Да брось ты, Цветочек ненаглядный, тебе понравится, — отвратительный голос этого самого Авеля, разбил внезапную тишину вокруг, а шершавые узловатые пальцы стиснули горло.
Теперь уже совсем не глупая гордость мешала вопить на бесконечность вокруг.
— Будешь ещё добавки просить.
Я ощутила на своей щеке чужое горячее дыхание, слишком остро отдающее спиртным и насквозь прогнившим нутром.
Он забрался ручищами ко мне под кофту, облапал, насколько позволяли это сделать верёвки, сдавливающие грудь. Дёрнул пряжку ремня на джинсах. Я изловчилась и из последних сил толкнула его в солнечное сплетение. Авель отклонился назад, потеряв опору, а я вновь, как неваляшка, завалилась на пол.