Солнце светит не всегда
Шрифт:
– Мне все равно, - отвечает она за него и продолжает дальше.
На самом деле, кажется, говорит только она одна, а он только молчит, может, даже говорит что-то делает, но Серверджине неинтересно, она только иногда с интересом тянется к его лицу и пробегается по нему пальцами, очерчивая контур. Не Велигд Лайтмер, а вроде и Велигд.
“Знаешь, я трахалась с твоим отцом. Знаешь, я хотела, чтобы твой отец бросил твою мать и оказался со мной. Знаешь, в своих снах я так и сделала, они разошлись, а я подобрала его и сделала для него больше и лучше, чем все те, кого он знает здесь, в реальной жизни. Больше, чем твоя мать. Ты не Велигд Лайтмер, но тоже, в общем-то, неплох”.
Она
“Вот ты представляешь свою Цюрик, а я сбегала в свои сны, чтобы трахаться с Велигдом Лайтмером”.
Про сны она рассказывает ему тоже. Смеется, отпивает из бокала еще и рассказывает. Тщательно: и про магию, которая позволяет считать человека, и про способность моделировать свои видения.
Вот здесь, кажется, она впервые за весь вечер его слышит.
– Ты должна остановиться, Серверджина, - говорит он, нахмуриваясь, - судя по тому, что ты рассказываешь, твоя магия творит опасные вещи. Это может плохо закончиться. Не позволяй себя затягивать.
Дракон, ну какой ребенок. Она отмахивается от его слов, как от назойливой мухи: нашел время, когда и кому читать наставления. Много он знает. Ну, может, со стороны и звучит пугающе. Может быть.
И она продолжает говорить про сны, а Ян продолжает просить ее остановиться. Говорит про то, что раньше бегала к Велигду чаще, сейчас, однако (сама удивляется, когда произносит это вслух), не бегает вообще, это тема закрытая. Или почти? Непонятно. Но сны - это такое… Ее. Он опять просит ее остановиться.
Она снова отмахивается от его слов. Время летит, и томительная темнота, ясность-замутненность взгляда спадает, Серверджина встречает этот этап с неудовольствием, будто что-то горькое. На Лайтмера ей почему-то смотреть не хочется, горько и неприятно. Может, потому что он видел ее такой, может, потому что все это слушал. Может, потому что сейчас он начнет читать ей нотации… Или просто посмотрит неодобрительным взглядом. А может, просто противно. Да, ей совершенно не хочется, чтобы Ян Лайтмер тут находился. Зачем она вообще его притащила?
Послать, послать бы его отсюда вон. Серверджина говорит ему убираться. Так и говорит, жестко, может быть, даже чуть грубо. Как отрезав. Возможно, после этого он не захочет ее знать. Возможно, скажет, что нет, спасибо, сыт по горло.
А что, это же прерогатива светлых, непорочных и чистых мальчиков - сбегать от темных душ, сбегать от первых трудностей и первых человеческих пороков. Ну, в конце концов, она же хотела на это посмотреть.
– Я, конечно, уйду, Серверджина, - как-то не очень определенно говорит Ян, - но мы завтра встретимся. И еще об этом поговорим. Сейчас ты невменяема, - он что, и правда считает ее невменяемой?
– Ну, или не поговорим, но в любом случае увидимся уж точно, - он пытается прикоснуться к ней, но она отдергивает руку.
– Хорошо, я не буду тебя трогать, ты, наверное, умеешь справляться с этим сама. Просто ложись спать, Серверджина, пожалуйста.
Пусть он убирается вон. Ян Лайтмер исчезает из ее комнаты прочь. А Серверджина тут же проваливается в свой моделированный сон и раскрывает глаза, вырываясь с еще большим трудом, чем даже в последнее время, а затем… Ее брови взлетают высоко вверх. Потому что, черт возьми, Лайтмер успел побывать здесь. Ночью ли, утром (но она же проснулась от звонка будильника, он, что встал еще раньше) - неважно, главное, он был здесь, лицезрел ее спящую. Ей бы подавить волну гнева, поднимающуюся внутри. Но читает надпись на стикере, наклеенном на флакон, который он оставил рядом с ней, на ее подушке почти. И усмехается. Да, он догадался верно. Голова-то еще гудит, настроение не очень хорошее, а Ян Лайтмер сварил ей антипохмельное зелье. Ну что ж, спасибо.
Значит, скорее всего не сбежал. Серверджина выпивает пузырек залпом, не моргая. Кажется, он более крепкая птичка, чем она предполагала. Что же ты за существо такое, Ян Лайтмер? Что в тебе есть от твоего отца, а что принес в этот мир ты сам? Сильнее или слабее ты его? И интереснее ли?
Возможно. Пальцы сжимают пустой флакон. Пора выходить в свет, и снова быть Серверджиной Рафстер - привычное состояние, ни против, ни за которого она никогда не высказывала.
Хуже, что она не совсем помнит, что она рассказала ему из своей биографии. Про Энчантикс свой, про вечные голубые таблеточки, про сны свои… Было ли про сны? Она правда выпила много. Не помнит. Но если он оставил ей зелье и не сбежал, значит, про Велигда он не узнал. Она, рассмеявшись, не поведала ему об этом. Ведь любой нормальный человек сбежит, если узнает, что девушка, которую ты трахаешь, трахается во сне с твоим отцом и явно бы предпочла его тебе. А Ян Лайтмер, он же нормальный, верно? Верно. Значит, все хорошо.
И Серверджина вступает в новой день с прежней непоколебимой уверенностью.
========== Глава 4. Сбегать во сны ==========
Ох, как же Серверджина млела, когда он касался ее груди. Когда проводил языком по нежно-розовым и сморщенным соскам, которые тут же затвердевали. Как от этого наливались, набухали, увеличиваясь в размерах, ее груди - ее чертова, фатальная слабость. Стоило любому мужчине коснуться их - и Серверджина умирала, будучи готовой на все. Как правило, едва ли они доводили дело до конца, отрываясь на более, приятные для них занятия.
Но когда чей-то язык блуждал по околососковым окружностям, когда ее шея и декольте покрывались красными пятнами, от того, что туда приливала кровь… Тогда Серверджина чувствовала себя ослабевшей, покорной и - что хуже - лучше всего подставленной для удара.
Касаться ее груди - это было первой вещью, которой она научила Яна Лайтмера. Ох, Дракон, как же он не походил на этих богатеньких засранцев, чье эго взлетало до небес. О, такие любили схватитить за волосы резко, от чего было неприятно и больно, драть жестко, грубо и часто насухо, искренне веря в то, что женщина способна получить удовольствие только потому, что в нее вошел их член. Это тебе не Велигд Лайтмер, которому хоть крышу сносило только от того же самого жесткого секса, стоило его партнерше хоть пикнуть, тут же выпадал из своего транса и с тревогой на лице выяснял, что не так. Больше всего он боялся причинить боль, а эти… Эти не боялись ничего. Если женщина еще смела сообщать им после совокупления, что ей что-то не понравилось, они, не задумываясь, навешивали на нее ярлык “фригидной”. Ей попадались хорошие мужчины. Но такие - в большем количестве.
Ян же был неприхотлив. И даже не потому, что ему было не с чем сравнивать. В нем крылось одно очень хорошее качество - уважение к женщине, которое проскальзывало во всем. Прежде всего он стремился доставить удовольствие своей партнерше. И Серверджина без стеснения учила его, как доставить удовольствие только ей. Первый их раз был оценивающим. Во второй она четко и ясно говорила ему, что и где надо сделать, чтобы она… Ах! Да, вот так.
И Ян быстро учился. Ему же достигнуть оргазма было значительно проще. Казалось, он млел просто уже от того факта, что рядом с ним кто-то есть. Как и любой мужчина, Ян тоже был падок на красивых девушек. Как и его отец. В свое время Серверджина сделала предположение, что у них могут совпадать вкусы. И не прогадала.