Солнечная сеть
Шрифт:
— Я не хочу, — ответил на это Наум Фейнман, — чтобы кто-нибудь планировал свои действия в расчёте на день, когда от человеческой расы не останется и следа. Без нас Вселенная пуста и безвидна, и все её чудеса даром никому не нужны. Но представим себе, что человечество исчезнет уже завтра; что здесь найдут рано или поздно пришельцы, каким знанием они смогут воспользоваться, чтобы хотя бы воссоздать наш облик и наши достижения — если только не нас самих?!
— А зачем им вообще что-то воссоздавать? Человечество Земли — это неудачная попытка природы создать разумный вид, чудовищная ошибка Вселенной. Это молодёжь верит в бессмертие и в прогресс, но вы-то, доктор, вы ведь старый человек, который уже наверняка не раз задумывался о разверстой пасти крематория. Неужели вас вообще интересует, что будет с человечеством Земли после вашего неизбежного ухода?
— Представьте
«Профессор без кафедры» внезапно проявил на этом месте упорство фанатика. Раскалённый добела, как критическая масса плутония, от различных философских споров и диспутов, Фейнман выдвинул перед доверенными сотрудниками новый проект, внезапно оказавшийся уже давно в сфере технологических возможностей человечества Земли:
— «Чудовищная ошибка», ха-ха! А если наоборот? Если человечество Земли — это всё, что есть у Вселенной?! Мы записали в бездонную атмосферу Урана все сведения о человеческой цивилизации; так давайте же пойдём дальше — перенесём в неё сознание людей, каждого отдельного человека! Это хоть и плохонький, а всё-таки шанс на бессмертие не только для индивидуумов, но и для вида в целом.
Ему возражали, ссылаясь на парадокс Винера-Лема: идею копирования личности, при которой копия не имеет никакой связи с оригиналом. Он только отмахивался:
— Самолёт братьев Райт — это ещё тоже не космическая ракета! Дайте человечеству сам факт наличия подобной технологии, и цивилизация наша внесёт в неё все необходимые усовершенствования, чтобы враз избавиться от этих ваших парадоксов, шмарадоксов… Опять-таки, а если с человечеством что-то случится? Останутся копии, которые можно будет вернуть к активной жизни. Или не исключено, что мы сумеем вообще создать таким способом новую биофизику для разумных тел! Подумайте сами: работоспособное, снабжённое рефлексами и стимулами, универсальное тело из плазмы! Какой простор для космических исследований, для завоевания новых миров! И мы, в нескольких шагах от этого открытия, внезапно возьмём и отступим из-за какого-нибудь там парадокса? Ну уж нет!
Он убедил нескольких своих учеников, среди которых был и Юсуф Куруш. Всей компанией они подняли немалый интерес к теме, не сообщая, впрочем, о конкретных результатах опытов. Наконец, работавший на проектной станции доктор Николай Северов вернул к жизни покойного, пользуясь фейнмановскими технологиями — списал сознание безнадёжно больного лучевой болезнью астролётчика на урановые вихри, не теряя его формальной связи с переставшим жить замороженным телом (во избежание всё того же парадокса о копировании), заменил все компоненты организма один за другим подготовленными аугментациями, выгрузил сознание обратно; астролётчик встал и пошёл. На вопрос, каково ему было в атмосфере Урана, он заметил, что чувствовал себя неопределённо, зато весьма неплохо, и больше всего ему не хватало общества симпатичных девочек. Всех участников этого опыта попросили помалкивать о нём, но, как водится, один из учеников всё-таки предал учителя. Снова был ужасный скандал, Северова назначили козлом отпущения и, лишив научной степени, сослали на Юпитер, а Фейнмана, поколебавшись, оставили в системе Урана, строго-настрого предписав ему ограничить свою деятельность планетологическими наблюдениями.
Юсуф Куруш, приложив немалую административную сноровку, остался вдвоём с профессором куковать на атмосферной станции, летавшей над Ураном по относительно низкой орбите. Они ели заплесневевшие галеты, по очереди пользовались разбитой душевой и вели дальнейшую разработку экспериментов — увы, только теоретическую, потому что для практической реализации нынешних задач Фейнмана необходима была бы, пожалуй, научная и промышленная мощь всей Земли. Не раз они сжимали кулаки от бессилия, слушая в новостях, как громят науку, как взрывают космические станции, как с самых высоких трибун вещают новые откровения невесть откуда хлынувшие пророки, ясновидцы, какие-то самообъявленные контактёры с галактическим разумом… Человеконенавистнический посыл всех этих речей был ясен, как день: человечество, кое-как вынырнувшее из помойной ямы истории на спокойную и чистую поверхность галактического существования, не заслуживало подобного величия и как можно скорее должно было затонуть обратно, желательно — на веки вечные. Это пугало. Это казалось необъяснимым. Но это было; более того, год за годом злобное исступление отдельных кликуш всё больше передавалось массам.
— Чего же мы не предусмотрели? — горестно спрашивал Фейнман. — Ах, да: наверное, мы
Юсуф Куруш спорил, приводил контрдоводы, давал другие, альтернативные объяснения происходящему, от мирового заговора до кризиса в экономике, от пагубного влияния модных психологических теорий до недостатка гуманитарной составляющей в школьном образовании. Фейнман только отмахивался.
— Ненавижу людей! — говорил он, и день за днём создавал своими руками бессмертие для всех без изъятия представителей рода человеческого.
Но никакие усилия отдельных людей не способны подтолкнуть прогресс, если в нём не заинтересовано общество. А общество, породившее Фейнмана и Юсуфа Куруша, создавало теперь азотные камеры, способные обслужить и обслуживавшие тысячи желающих расстаться с опостылевшей жизнью на веки вечные. К камерам прилагались теперь приятного вида домики, где можно было не спеша попрощаться с родственниками и друзьями, и не менее приятного вида девушки, с профессиональным удовольствием оказывавшие последнюю психологическую консультацию, помогавшую всякому колеблющемуся немедленно закончить свои дни, не испытывая сожаления и тоски.
— Иногда я вижу во сне атомные грибовидные облака над всем этим уродством, — признался однажды «профессор без кафедры» своему молодому товарищу. — Такое ощущение, что спасти нашу цивилизацию может только чудо! Ну, например, явятся сюда пришельцы с других звёзд…
И чудо случилось — в Солнечную Систему явилась с другой звезды Кинтия Астер!
Ещё в тот момент, когда Кинтия, только-только вернувшая себе человеческий облик, вышла из душевой в кессоне станции и, ступая босыми ногами по отсыревшему полу, направилась в кают-компанию в сопровождении своего огромного чёрного пса, Юсуф Куруш понял и то, что мир изменился бесповоротно, и то, что возникшее внезапно чудо надо сберечь любой ценой. Он хорошо, хотя и несколько интуитивно, представлял себе те общественные механизмы, которые способны были намертво вцепиться в это чудо и растащить, раздёргать, растерзать его, пока от чудесного явления не останутся одни только жалкие ошмётки. Поэтому он и вызвался сопровождать Кинтию в её полёт к Земле.
За те недели, которые они провели вместе, он хорошо узнал её. Она совершенно не походила на земных девушек — она не интересовалась его потребительской карточкой и пенсионом, не спрашивала, какой у него график полётов и часто ли он бывает дома, кто его родители, в каком регионе планеты он бы предпочёл впоследствии жить. Вместо этого она жадно впитывала подробности его жизни — и рассказы об учёбе в Академии Астрофлота (располагавшейся в то время, свободное от влияния классических вкусов Рикки Морьера, ещё во Флориде), и осторожные воспоминания о работах Фейнмана, и любопытные зарисовки из жизни в школе-интернате. А когда Юсуф рассказал о том, как ушла из жизни его мама (она смертельно боялась рака, поэтому воспользовалась азотной камерой при первом, едва только оформившемся подозрении на онкологию), Кинтия вдруг обняла его и заплакала — простыми, нормальными, совершенно обычными человеческими слезами. Видимо, в тот момент её немало не заботило, как это будет выглядеть со стороны, и не совершит ли она фатальной ошибки, представившись молодому мужчине психологически уязвимой дурочкой. Девушки с Земли давно уже не позволяли себе подобных непростительных вольностей…
На промежуточной станции в системе Юпитера Юсуф, воспользовавшись случаем, представил Кинтию опальному доктору Северову, единственному человеку в Солнечной Системе, воскрешавшему мёртвых по фейнмановскому методу. Помимо Северова и Юсуфа Куруша, в разговоре этом участвовал случайно и тридцатидвухлетний Рикард Морьер, бывший на тот момент начальником технологической группы строительства новых комбинатов по переработке юпитеранского химического сырья. В течение трёх вечеров эта маленькая группа захватила всё свободное время Кинтии Астер, задав ей бессчётное количество вопросов.