Солнечный ветер. Книга четвертая. Наследие
Шрифт:
«А он почти не изменился. Курчавые волосы, курчавая борода. Только седина покрыла их. И он все такой же, с прямой осанкой, что делает его выше и величественнее, с ироничной усмешкой на губах. Под солнцем Египта он потемнел, стал выглядеть здоровее, чем в последний раз, когда я его видела. Тогда напряжение северной войны, житье в сыром холодном воздухе Карнунта и Сирмии измотали его организм. Марк был все время бледным, худым, болезненным. Сейчас не то»».
Как и многие горожане, Фабия пришла на Форум, где Марк Аврелий Антонин встречался с народом. Она специально надела скромное платье – длинную тунику и темно-синий плащ – паллу, верхним краем которого накрыла голову. Чтобы не привлекать внимания, Фабия не стала надевать украшения, к тому же это было небезопасно, ведь в толпе всегда шныряло много мелких воришек. Из слуг она взяла с собой лишь Афродиту, которая, как и все вокруг с любопытством тянула худую шею, пытаясь разглядеть императора и его свиту.
Марк выступал перед народом хорошо, красноречиво. Еще бы, говорить он умел. Люди слушали его с удовольствием, звучали крики одобрения, его славили без лукавства, непоказушно.
«Слава великому императору Марку Антонину!», «Слава божественному цезарю!» – раздавалось то тут, то там. Даже маленький мальчик, стоявший рядом с Фабией и державший за руку мать – солидную пухлую женщину, крикнул тоненьким детским голоском: «Марк Антонин я здесь!» Он явно хотел привлечь к себе внимания, но из-за густой толпы Марк, конечно, его не разглядел.
Да, Фабия знала, что народ его всегда любил, даже тогда, когда Марк стоял за спиной императора Антонина и был всего лишь цезарем. Возможно, он был скучным, по сравнению с ее братом Луцием Вером, правильным. Таких обычно не слишком привечают, находя их пресными, годными к управлению только в спокойные времена, как, к примеру, его приемный отец Антонин, который и воспитывал Марка по своему подобию. Но Марк оказался не скучным и пресным, и война с варварами это показала…
Сейчас он рассказывал про долгие годы отсутствия, поведал о поражениях и победах римского оружия, говорил без прикрас, правдиво и точно. Он научился не бояться правды, отметила про себя Фабия. Такие люди как Марк, смело признаются в ошибках, которые на первый взгляд кажутся слабостью отдельного человека, но на деле доказывают его силу. Вот и сейчас, он сообщал об ужасных вещах, которые довелось увидеть, описывал и засады варваров, и огненный дождь, и чудо дождя, и то многое, что пришлось пережить на войне. Но все же лицо его было твердым, голос ровным, а движения рук плавными и отточеными.
И Фабию подхватывает восторг толпы. Она вдруг чувствует в сердце огромную благодарность к Марку, правителю, императору, который не жалея сил, не жалея времени и здоровья, без напыщенных речей и славословия в свою честь просто исполнял свой долг.
«Он велик, – уважительно думает она, – он, действительно, велик и я буду женой великого человека. И мне никто не сможет помешать, я сделаю все, чтобы убрать соперниц».
Меж тем она упустила нить выступления Марка и услышала только, как он заявил о своем долгом отсутствии в Риме. Толпа была настроена весело, все подняли руки вверх, выкрикивая «восемь» и показывая восемь растопыренных пальцев – столько лет он провел на чужбине. Над головами вырос лес восьмипалых рук.
Марк поначалу не понял, а затем усмехнулся: «За свое отсутствие я заплачу восемьсот сестерций каждому» и люди возликовали. «А еще, – заявил он, – будут прощены все недоимки прошлых лет в мою казну. Все недоимки за последних тридцать лет, – уточнил он. – Мы сожжем долговые письма на Капитолии в январе».
Последние его слова потонули в море хвалебных голосов, такой щедрости давно уже не показывал ни один император.
Когда Фабия отправилась домой в паланкине, она была подавлена. Зримое величие цезаря Марка ее напугало. Любовь и ликование толпы, его звучный, ясный голос показал, насколько он далеко от всех них, насколько он выше. А еще нескрываемое обожание народа, ведь всем известно – если народ кого полюбит, то это уже не изменить, это навечно. И Марк начал казаться ей не человеком, а богом, только недавно сошедшим на землю, чтобы навести порядок. Наведет – и возвратится на небеса. Однако Фабию к нему, богу, могут не пустить, даже если она станет императрицей.
Конец ознакомительного фрагмента.