Солнышко
Шрифт:
– Догоню, - тихо произнес он.
– Я знаю, - улыбнулась я и сняла чадру, хан не возражал.
– Таймаз...
– мне вдруг захотелось, чтобы он остановился и обнял меня... А потом развернул коня, и мы вернулись назад.
– Бесы, - прошептала я.
– Уже скоро, - улыбнулся хан, грустно глядя на меня.
– Ты сегодня какой-то не такой, - заметила я.
– Все хорошо, Солнышко, - ответил он.
Я остановила Шаха и пристально взглянула на него.
– Таймаз, я никуда не поеду, пока ты не скажешь,
– Кадеты сдаются, когда до цели остается всего ничего?
– хан с насмешкой посмотрел на меня.
– Кадеты не сдаются, - вспыхнула я.
– Тогда вперед, отрада моего сердца, - широко улыбнулся Таймаз, и меня отпустили нехорошие предчувствия.
Мы ехали еще минут десять-пятнадцать, затем Таймаз остановил меня, прикрыл глаза, а я наоборот открыла пошире, потому что прямо на моих глазах в степи рос шатер.
– Ты и так можешь?
– выдохнула я.
– Шатер подготовили вчера, - засмеялся Таймаз, - я всего лишь его поднял. Ты не будешь скрывать перед отцом лицо, но я не хочу, чтобы его спутники тебя рассматривали.
– Жадина, - усмехнулась я.
– Закон, - многозначительно произнес хан, и мы спешились.
Я вошла в шатер, а Таймаз остался у входа.
* * *
Генерал бродил недалеко от своих спутников, чувствуя беспокойство и возбуждение от скорой встречи с дочерью. Они уже два дня находились здесь, а вчера прискакал гонец от хана. Он подтвердил, что встреча состоится, и пятерых путников охватило общее волнение, что цель их путешествия близка. Особенно волновался старый генерал. Барон Грай улыбался, глядя на друга своего отца, да и своего тоже. За время, что им пришлось провести вместе, Лорин Хард и Никас Грай очень сблизились. Генерал много рассказывал про Ану, Ник с интересом слушал.
– Ник, не пора еще?
– генерал остановился и поглядел на барона.
– Нам сказали, что мы почувствуем, когда пора, - ответил барон.
– То есть вы почувствуете.
– Я и так готов бежать хоть сейчас, - проворчал Лорин Хард.
– Терпение, мой генерал, терпение, - улыбнулся Ник, сам чувствуя то же самое, что и убеленный сединами отец.
Генерал снова побежал по утоптанной им траве, заложив руки за спину и, время от времени, вскидывая голову, словно прислушиваясь к чему-то.
– Лорин, смотрите!
– воскликнул Ник, указывая куда-то вперед.
Генерал остановился, напряг слабеющее зрение и изумленно замер, глядя, как в воздух сам собой поднимается цветастый шатер. К шатру подъехали два всадника. Ярко-рыжие, словно освещающие пространство вокруг всадницы, волосы не оставили никаких сомнений, что на черном скакуне сидит его дочь. Лорин повернулся к барону и застыл, глядя на взволнованное лицо офицера МСД, которого он привык видеть практически всегда спокойным, даже равнодушным. Барон дернулся было в сторону шатра, но тут же замер и обернулся к генералу.
– Думаю, пора, - сказал он.
– Да, пора, - улыбнулся старый вояка.
Он так ясно это почувствовал, волнение сразу отступило, оставив только радость от сознания, что там впереди его ждет Ана, его рыжее солнышко. Лорин Хард легкой походкой направился к шатру. На входе стоял черноволосый красивый мужчина с пронзительными черными глазами. Генерал сразу узнал гостя из своего сна. Он поклонился хану, тот слегка склонил голову в ответ. Истосковавшийся отец вдохнул, откинул полог шатра и решительно шагнул внутрь.
Таймаз поднял взгляд на высокого мужчину, который подошел поближе, встретился с ним взглядом и все понял. Барон даже через расстояние почувствовал взгляд мужчины с величественной осанкой, стоявшего у входа в шатер, скрестив руки на груди. Он склонил голову, признавая повелителя степей и понимая, что подойти к Ане ему не позволят, он тоже все понял.
* * *
– Папа!, - крикнула я даже раньше, чем отец вошел в шатер.
– Папочка!
И повисла у него на шее. Прижалась крепко-крепко, боясь, что он сейчас исчезнет.
– Ана, маленькая моя, - отец обнял меня, прижимая к себе не менее сильно.
– Папочка, - я целовала его щеки, чувствуя, как слезы льются из глаз.
– Я так соскучилась, папочка. Я так переживала. Как ты? Как твое здоровье? Ты хорошо себя чувствуешь? Дорога не утомила?
– Со мной все хорошо, доченька, - я увидела в глазах отца слезы и разрыдалась в полной голос.
– Ну, что ты плачешь, глупенькая, - с улыбкой говорил отец.
– Разве кадеты плачут?
– Генералы тоже не плачут, - ответила я, всхлипывая.
– Генералам можно по сроку службы, - улыбнулся отец, вытирая глаза.
– А кадетам по неопытности, - парировала я, утыкаясь ему в грудь лбом.
– Моя девочка, - с гордостью произнес отец, - Все такая же, в карман за словом не лезешь. Тебя не обижали? Ну, покажись, красавица моя. Дай посмотрю, какая ты стала.
Отец отодвинул меня и начал вертеть, рассматривая со всех сторон. В глазах генерала было и восхищение, и неодобрение одновременно. Он еще немного покрутил меня, а потом спросил:
– Тяжело в гареме хана жить?
– В гареме? Нет, ты что, наоборот весело, - беззаботно ответила я.
– Только я не в гареме живу. Я в ханских покоях живу. Ой, пап, ты чего?
– я увидела, как побледнел мой генерал.
– Да, нет, пап, ты не понял. Таймаз живет в других покоях. А в моих только я и две мои девушки. Айша и Хаят. Ой, пап, у них так все забавно! Я даже не думала, что степняки так живут. Нам же что говорили - не люди. Резать, как только за саблю взялись. А среди них столько хороших людей есть. Вот Улуч, например...
– мне так много хотелось рассказать отцу, потому слова лились рекой с языка, а папа слушал и улыбался.