Солотчинский призрак
Шрифт:
– То-то я чувствую, что Вы слишком часто суете нос не в свои дела, – также насмешливо произнес дипломат. – А я Вам приобрел свежий выпуск «Вестника Европы». Подумал, что Вам все равно будет не покупок, раз зубной врач понадобился. Хотел сделать приятное человеку, который слегка приболел.
Он даже кивнул на стол, на котором лежал сверток.
– Нас больше интересует другая Ваша покупка, – произнес Зазнаев.
– Это какая же?
– Ту, которую Вы сделали в торговых рядах на Краснорядской улице в мелочной лавке, – выступил вперед Петр.
– Вы следили за мной? – удивился Вернов, потом добавил:
– Впрочем, это логично, если Вы были посланы в этот дом соглядатаем. У нас каждый подозрительный, я, может, больше остальных.
– Согласен, – кивнул головой Петр.
– Вас тоже насторожила моя привычка делать китайскую гимнастику по утрам? – в голосе Вернова опять послышались ехидные нотки.
– Нет, это меня меньше всего заинтересовало, – покачал головой Железманов.
– А что же? Позвольте спросить, молодой человек?
– Много чего, но особенно Ваше приобретение яда сегодня утром. Надеюсь, Вы не будете отрицать это?
– Буду. Насколько я помню, это ваша обязанность доказывать любую вину, – бывший дипломат старался выглядеть равнодушным, но было видно, что беспокойство постепенно охватывает его.
– Ладно, тогда я вынужден обыскать Вас, извольте встать, – заявил Зазнаев и сделал соответствующий знак городовому. Вернову деваться было некуда. Оказывать сопротивление было глупо, и буквально через минуту на столе лежали вещи, извлеченные из карманов подозреваемого. Среди прочих мелочей, которые обычно присутствуют в мужских карманах, была извлечена и небольшая склянка с сероватым порошком.
– Это что? – грозно спросил Зазнаев.
– Не знаю, купил по случаю, вроде как клопов выводить хорошо, – развел руками бывший дипломат.
– Мы это быстро выясним, – пообещал следователь. Потом распорядился:
– Так, берешь задержанного и со своим товарищем сопровождаешь его в участок, смотри, чтобы не сбежал, головой отвечаешь. А мы скоро будем.
– Петр Андреевич, а книжечку взять не желаете? – неожиданно спросил задержанный, показывая рукой на сверток.
Железманов развернул сверток, там оказался свежий номер «Вестника Европы». Он пролистал журнал, убедился, что ничего подозрительного в нем нет, протянул книгу бывшему дипломату:
– Можете взять с собой, будет чем заняться в камере, вот только, извиняйте, нож для разрезания бумаг дать не могу.
В те годы журналы выпускались с необрезанными страницами, печатный лист, то есть 16 страниц, складывали, сшивали с другими такими страницами и так рассылали подписчикам, а уж они должны были сами разрезать их специальными ножами.
Все вышли из дома. Верный Ли ждал хозяина на козлах. Зазнаев приказал ему:
– Едешь в участок, тебе покажут, – кивок головы четко обозначал, что слушаться надо городового. Ли повез городовых и своего господина в полицию, а Железманов начал ловить извозчика. Спрашивается, почему наши следователи не поехали вместе с задержанным в участок?
Поясним, пока Петр Андреевич ловит «такси». Они должны были проверить содержимое склянки! Надо сказать, что в то время криминалистической службы при полиции или окружных судах еще практически не существовало. Это сейчас, изъяв подозрительное вещество, следователь обращается к эксперту-криминалисту, чтобы тот в кратчайшие сроки произвел необходимое исследование и дал компетентное заключение. В начале ХХ века только задумались о необходимости таких подразделений. Поэтому наших героев в полиции не ждал эксперт-криминалист, который смог бы провести исследование и сказать, а мышьяк ли находится в склянке. Хотя надо сказать, что наука на тот момент уже давно научилась выделять этот яд. В 1838 году английский химик Марш провел реакцию, показывающую наличие яда. Подозрительные вещества подвергали реакции, в которой яд переходил в газообразное состояние и выдавал себя, оседая на стекле серовато-зеркальным налетом. В 1840 году проба Марша впервые фигурировала как доказательство в суде. Но это был английский суд. Россия в этом отношении отставала. До знаменитой судебной реформы 1864 года, если возникало подозрение об отравлении, проведением экспертизы даже не озадачивались. Зачем? Все равно процесс был не состязательный. Судебная реформа заставила вести дела более тщательно, но к появлению экспертной службы судебная система шла долго. За неимением своих экспертов следователям проходилось изворачиваться – искать сведущих людей. И если возникала необходимость провести анализ какого-либо препарата на присутствие в нем яда, то приходилось обращаться к аптекарям или к учителям химии. С последними тоже было нелегко. Гимназия была в каждом губернском городе, но вот незадача – химию в дореволюционных гимназиях не преподавали. Ее преподавали в университетах, а они были далеко не везде (в этом плане везло московским, питерским, казанским, харьковским, киевским следователям). В провинции можно было еще обратиться в реальные училища. Там химия изучалась. В Рязани подобное учебное заведение было – частное реальное училище имени Малашкиных. Там был неплохой химический кабинет. Самое главное – преподаватель химии Рукавишников Сергей Михайлович уже помогал следователям в подобном деле три месяца назад, только тогда подозрение на отравление не подтвердилось. И сейчас Железманов без каких-либо пояснений со стороны своего старшего товарища понял, что им надо ехать на Мясницкую. Именно там жил Рукавишников. По современным меркам Мясницкая тоже находилась недалеко от Введенской. Но пока ехали на извозчике, успели чуть подробнее поговорить о найденных уликах.
– В целом, эта семейка – настоящее осиное гнездо, все друг друга ненавидят, каждый мог убить, ну кроме если только Павлика, – поделился Петр.
– Но именно он, по твоим словам, больше всех заинтересован в наследстве? – спросил Зазнаев.
– Да, у него прав на наследство меньше всего, по закону он сможет претендовать на солидный кусок, только если не будет более близких для Сабанеевой родных – брата и сестры Петровских. Но это по закону, то есть, если нет завещания. А старуха это завещание написала и постоянно грозится то его переписать, то и в самом деле переписывает. Но по любому мне меньше всего представляется, что 10-летний ребенок мог убить своего гувернера и тяжело ранить гувернантку. Ему элементарно не хватило бы росту.
– Да, врач в обоих случаях говорит, что действовал человек средненького роста или чуть выше среднего, а Павлик явно на такие показатели не тянет, – согласился Зазнаев.
Они подъехали к дому, где жил Рукавишников. Тот в это воскресное утро никуда не пошел, на просьбу поехать в здание училища (оно находилось на улице Почтовой) и заняться химическими опытами отреагировал вполне адекватно: немного побурчал на тему, что некоторым молодым людям не сидится дома, но все же стал собираться, и вскоре оба следователя подпирали стенку в коридоре, ожидая результата опытов. В само помещение лаборатории Рукавишников их не пустил, велев ждать в коридоре.
– А то у некоторых молодых людей есть вредная привычка хватать все руками, – прокомментировал он свою предосторожность. Железманов было дернулся объяснить, что они не неразумные учащиеся реального училища, которые и в самом деле порой забывали про технику безопасности в химическом кабинете, а серьезные люди, но потом осекся. В конце концов, учитель прав – химическая лаборатория не место для посторонних, тем более что у них с Зазнаевым есть о чем поговорить. Железманов чуть подробнее изложил то, что он час назад изложил, когда возник в квартире друга, а потом сам стал слушать новости. Зазнаеву тоже было что рассказать:
– Вчера мне сообщили из больницы – раненая горничная пришла в себя, ранение, конечно, серьезное, но все же все оказалось не так плохо, как опасались врачи с самого начала. Она будет жить, и жить более-менее нормально, по крайней мере, Голенчино ей не грозит. Поэтому вчера у меня даже получилось ее допросить.
В виду серьезного ранения Дуня лежала в отдельной палате. Когда Зазнаев вошел в палату, то увидел бледное лицо девушки. Рядом сидела санитарка и читала вслух какую-то книгу, кажется, это были сказки Пушкина. Иван Васильевич попросил сиделку подождать в коридоре и попытался допросить пострадавшую.