Соmеdiе dе Frаnсе
Шрифт:
Эрик все так же сидел на коленях, но теперь он сложил руки в замок и, опустив голову, что-то бормотал.
— Зовите священника, — сказал лекарь, едва сделав вперед пару шагов и снова разворачиваясь назад, — это уже не ко мне.
Кадан стоял молча, окончательно понимая, что упустил свой шанс. Что Луи никогда более не заговорит с ним и не поцелует его. Реальность его снов, едва коснувшись его краем, сейчас снова исчезла, растворилась в тумане, а жизнь превратилась в другой, бесцветный и лишенный чувств сон.
— Луи… —
Эрик еще какое-то время читал свои молитвы. Затем встал и двинулся прочь.
— Потрать эти деньги на похороны, — сухо распорядился он, — его последнее ложе должно быть мягким, как шелк.
Больше Кадан не видел герцога де Ла-Клермон. А тот вернулся в свой дом на другом конце квартала. Рауль находился там же — под стражей. Едва узнав о приезде отца, он собирался сбежать, но довольно быстро выяснил, кому на самом деле подчиняется его двор.
Эрик долго стоял в зале на первом этаже, пытаясь заставить себя заговорить с сыном. Он знал, что должен сделать это — и не мог.
Наконец, решившись, он поднялся в покои Рауля.
Тот не находил себе места, шагами меряя комнату от стены к стене. При появлении отца Рауль замер, настороженно глядя на него.
Эрик тоже молчал, разглядывая его бледное, измотанное лицо. Растрепавшиеся волосы и сбившийся набок камзол.
— Я любил тебя больше жизни, — сказал Эрик, глядя на него.
Рауль какое-то время выдерживал его взгляд, а затем отвел глаза.
— Я бы умер за тебя и убил любого, кто тронул бы тебя, — продолжил Эрик. — И только один человек на свете был мне так же дорог, как ты.
Он медленно и бесшумно подошел к сыну, поймал его подбородок двумя пальцами и вздернул вверх.
— Посмотри на меня, — рявкнул он, и, когда Рауль выполнил приказ, добавил тише: — Зачем? Из-за жалкой шлюхи? Что он сделал тебе?
Рауль сглотнул. А потом вырвался из державших его рук.
— Нет, не из-за нее, — выдохнул он, яростно глядя в глаза отцу, — как ты можешь говорить, что любил его так же, как меня, отец? Он никто. Он жалкий приемыш. Он…
Хлесткая пощечина обожгла его щеку.
— Я сам решаю, кого мне любить, — сухо сказал Эрик. — Это не касается тебя.
— Но я твой сын.
— А я твой отец. И я никогда не запрещал тебе любить того, кого ты хотел.
Рауль закусил кровоточащую губу и замолк, но во взгляде его оставалась злость.
— Ты вырос завистником и подлецом, — тихо сказал Эрик, — я всегда знал, что ты такой — но все равно любил. И если бы он убил тебя — я бы отомстил, несмотря на всю свою любовь. А что прикажешь делать мне теперь?
— Жить… — выдохнул Рауль, — и позволить жить мне. Он был лишним в нашей семье.
Губы Эрика дрогнули, но так ничего и не произнесли.
Весь остаток вечера Эрик провел в уединении в своем кабинете. В доме царила тягостная тишина, и даже Рауль опасался нарушать ее.
Только когда на город уже опустилась тьма, и звуки музыки поплыли над ночным городом где-то вдали, мнимый покой дома де Ла-Клермон нарушил грохот выстрела.
Еще не понимая, что произошло, Рауль, минуя охранника, уже и не пытавшегося удерживать его, бросился на звук.
В кабинете отца уже снова воцарилась тишина.
На столе лежал листок, содержавший всего несколько слов. Поверх него сжимала перо неподвижная рука герцога де Ла-Клермон.
Спина герцога оставалась прямой и распласталась по спинке дорогого кресла. Голова откинулась назад, и лицо заливала кровь — на то, что осталось от него, было страшно смотреть, и Рауль поспешно перевел взгляд на листок.
Он осторожно высвободил его из-под пальцев отца и прочел:
"Живи. Ты никогда не получишь его".
Ярость поднялась в горле Рауля, он едва сдержался, чтобы не возразить в голос, но взгляд его снова упал на изуродованное лицо отца, и слова застряли в горле.
Он кинулся к окну, открыл его и закричал уже вбегающим в кабинет слугам:
— На моего отца напали, вор выпрыгнул в окно — обыщите двор.
— Никому ни слова, — выдавил Рауль, обращаясь к своему охраннику, с интересом следившему за ним, — о том, что тут произошло. Причина смерти — нападение воров. Не забывай, что теперь у тебя новый господин.*
* В средние века и по ХVIII век включительно самоубийц отлучали от церкви и отказывались хоронить по христианским обрядам. Считалось, что совершив самосуд, они уходили от наказания Небес. Если же самоубийца был дворянином, его герб ломали, замок разрушали, все остальное становилось достоянием казны.
ГЛАВА 18. Казнь
Холодные струи дождя падали с низкого февральского неба и разбивались о могильные плиты.
Монотонный голос священника неторопливо читал молитву. Два десятка человек стояли перед закрытым гробом и кутались в черные, насквозь промокшие плащи.
Рауль смотрел, как тело его отца опускают в раскрытую могилу, и пытался понять — в самом ли деле происходит то, что он видит перед собой, или все это просто сон.
Силвиан, в черной просторной накидке с капюшоном, наполовину закрывавшим ее лицо, стояла по правую руку от него. Две служанки придерживали у нее над головой черный, отделанный кружевами зонт.
Силвиан в случившееся верилось легко.
— Все так, как и должно быть, — пробормотала она, обращаясь к себе самой и больше ни к кому. Очередная история подходила к концу.