Сонька. Продолжение легенды
Шрифт:
— У вас так же не задалась жизнь?
Тобольский подумал какую-то секунду, тронул плечами.
— Пожалуй, да. Моя жизнь почти не имеет смысла. Многие годы я охочусь за некоей дамой и никак не могу добиться взаимности. Жизнь все больше теряет всякий смысл.
— Из-за женщины вы готовы рискнуть жизнью? — крайне удивленный, спросил поэт.
— Представьте.
— Не могу представить.
— Но ведь вы — поэт. И вам это должно быть близко.
— Я поэт-фаталист. Для меня жизнь — игра!.. В
— И вы никогда не влюблялись?
— Крайне редко. Скорее, в меня. Я позволял дамам любить меня, когда мне самому было интересно. Но чаще всего это заканчивалось драмой для прелестного пола.
— Как, например, с мадемуазель Бессмертной?
— Именно так.
— Она решилась на столь отчаянный шаг после встречи с вами?
— Да. Я поступил так, как вы меня попросили… — Рокотов сбросил со лба волосы, испытующе улыбнулся. — Могу полюбопытствовать? Кто та дама, которой вы посвятили свою жизнь?
Пан Тобольский подумал, с интригующим видом пожал плечами.
— Лучшая из лучших…
— Она достаточно известна?
— Достаточно. О ней часто пишут газеты.
— Даже так?.. Я могу узнать ее имя?
— Нет… Пока нет. Если я однажды решусь на шаг, который мне может стоить жизни, я открою вам ее имя.
Филер продолжал сидеть одиноко за столиком, потягивая из стакана воду и не сводя глаз с двух мужчин.
Воздух был настолько светлый и прозрачный, что крыши домов играли в легких солнечных лучах, купола церквей, казалось, уходили ввысь небес и растворялись там, народ на улицах был легкий и праздничный, хотя день был будничный.
Сонька, одетая на выход, в задумчивости ходила по гостиничному номеру, Михелина сидела на диване, с тревогой наблюдала за матерью. Та посмотрела на наручные часики, заметила:
— Через час полицмейстер будет здесь.
— А если скажем, что ты заболела?
— И ты поедешь в больницу одна? — усмехнулась воровка.
— Нет, вдвоем лучше, — согласилась Михелина и тут же напряглась. — А вдруг Никанор заявил в полицию?
— Если б он заявил, мы бы с тобой уже не здесь ждали полицмейстера, а сидели у него на приеме с браслетами на руках.
— Знаешь, — весьма кстати вспомнила дочка, — мне кажется, Табба в театре узнала меня.
Сонька с недоверием посмотрела на нее.
— Мне так не показалось.
— Я почувствовала, мама. Она так смотрела на меня… Лучше нам в больницу не ехать.
— Поздно уже.
— Не поздно! Сбежим, заболеем, просто не откроем дверь!.. Я хорошо знаю Таббу, от нее можно ждать чего угодно.
— Она все-таки моя дочь, — усмехнувшись, сказала Сонька.
— Вот поэтому и не надо к ней ехать!
Воровка присела рядом с дочерью.
— Миха, пойми. Если сейчас
— Почему?
— Станут наводить справки — родственники мы или нет. Потом станет известно, кто мы на самом деле, и упекут по полной.
— Рано или поздно все равно придется бежать отсюда.
— Придется. Но до этого мы должны взять бриллиант.
— Он у Анастасии?
— Пока не знаю. Никак не могу найти подходящего момента для разговора.
— Она хочет познакомить меня с кузеном.
— Познакомит — и останутся у тебя самые нежные воспоминания.
Михелина крепко обняла мать, прижалась к ней.
— А если кузен и правда красивый?
Та поцеловала ее в макушку, улыбнулась.
— Останутся нежные и красивые воспоминания. — И объяснила: — Тебе, Миха, пока нельзя влюбляться.
— Но ты же влюбилась!
— За то и поплатилась, — вздохнула Сонька и поднялась. — Сейчас прежде всего необходимо увидеть твою несчастную сестру, а потом довести до конца историю с бриллиантом.
Полицмейстер и его свита прибыли к императорской больнице сразу на трех экипажах. В передней сидел полицмейстер Агеев с Сонькой, во второй карете расположились Михелина и Анастасия, а в третьей повозке полицейские везли полагающиеся по такому случаю цветы.
Василий Николаевич подал Соньке руку, она изящно спрыгнула на землю. Одета она была в темно-зеленого цвета шерстяное платье, на голове изящно держалась маленькая шляпка.
— Вы сегодня, дорогая Матильда, способны ошеломить любого мужчину.
— Но вас же не ошеломила, — засмеялась та.
— С чего вы взяли? — покрутил тот ус. — Как увидел, так и потерял рассудок!
К ним подошел моложавый подтянутый офицер, откозырял.
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие. Имею распоряжение сопровождать вас в больничные покои.
— Вот и молодец, — легонько подтолкнул его полицмейстер. — Сопровождай с богом. — И махнул женскому составу: — Прошу следовать за мной.
Свита двинулась к входу, полицейские послушно тащили корзину с цветами, встречные уважительно сторонились столь представительной группе, несколько врачей сочли также возможным сопровождать прибывших.
Поднялись по лестницам на второй этаж, затем проследовали длинным полукруглым коридором, пока не остановились возле белых дверей палаты.
Офицерик, отстав от полицейского начальника, кокетливо кружил вокруг молоденьких девиц.
Полицмейстер, несколько волнуясь, кашлянул в кулак, посмотрел на Соньку.
— Состав излишне многочислен, поэтому заходить будем парами.
— Господин полицмейстер, — попросил сопровождающий врач, — цветы желательно в палату не вносить. Кислород поглощается.