Сонная ученица
Шрифт:
Сегодня утром в 9.20 Номар Сьятор перестал нам угрожать. Я с отрядом из пяти верных воинов прибыл в деревню - последнее прибежище Сновидца. Его расстреляли на пороге дома. Труп чародея, как и сам дом, уничтожены черным пламенем, не позволяющим отыскать ни малейших следов нашего участия в расправе… "
Ответное сообщение:
"Идиот!"
Часть 2
Месяц прошел. Или канул в
Тяжелые осенние сумерки надежнее всяких штор скрывали мир за окном, приглушали шаги и слова за дверью. Темно, тепло, тихо и пустынно. Хочется снова закрыть глаза и уйти в воспоминания. Пусть сейчас они кажутся блеклой, размытой картинкой, вырванной из старинного романа. Это лучше, чем пустота, встречающая в яви. Если бы можно было сбежать в Сновидения насовсем…
– Ирава, встала бы поела, - забеспокоился за дверью Миль.
К чему?
– Как бы руки на себя не наложила, - пожаловался кому-то Людоед.
– Лежит днями, смотрит в одну точку, а по ночам плачет. Совсем девка высохла. Сокол бы не одобрил, кабы знал, что она по нему так убиваться будет. Слышишь, Ирава, не одобрил!
Дурак ты, Миль, или притворяешься? Знал он все. Наши никчемные шкурки спасал. А по мне - к демонам такое спасение. У меня портрета его не осталось!
Вспомнился тот, в моей комнате, провисевший лицом к стене все время. Солнышко мое закатившееся, прости меня!
– Опять ревет!
– продолжал жаловаться Людоед неизвестному посетителю.
Из трапезного зала гостиницы доносилась музыка и нестройное пение, хлопали двери. Надо вставать, а то сейчас ломиться начнет, Людоед заботливый. Он один удерживал меня в опустевшем, неприветливом мире, не позволяя раствориться в боли.
– Эй, Жало, я тебе подарок притащил от самого Элидара, - жизнерадостный до отвращения голос Пучка серебренным колокольчиком прозвенел за дверью. Над ней прорезал четкую прямую линию яркий свет. Людоед зажег лампы.
Я всхлипнула, попыталась встать. Не получилось. Перед глазами поплыло. Я мысленно выругалась и повторила попытку. Удалось сесть. Встану, начну собой гордиться.
– Ирава, я точно знаю - ты сейчас откроешь, - уговаривал меня эльф, будто мамаша капризное дитя.
– Особенно, когда узнаешь, что именно Элидар от сердца оторвал, из коллекции своей безразмерной выудил. Ты уже заинтригована, Ирава? У меня в сумке рукопись твоего погибшего учителя.
Рукопись Номара!?
– Дай!
Я в два шага оказалась у двери и распахнула ее, даже не потрудившись вставить ключ в замок.
Узрев перед собой зареванное, истощенное привидение, Пучок попятился, отмахиваясь от меня, ужасной, и, сильно рискуя быть задушенным или зацарапанным, выпалил:
– Но покажу ее тебе только после того, как ты умоешься, переоденешься и поешь! А раньше ни-ни!
– С чего так?
– я нехорошо оскалилась и шагнула к нему.
Эльф охнул и задал деру. Ой, мамочки, я что, действительно такая страшная?
Людоед укоризненно покачал головой и сообщил:
– Через десять минут попрошу принести ужин.
И
Испугавшись собственного отражения в зеркале, я собралась силами и начала возвращать человеческий вид. Слова Миля меня отрезвили. Сокол был бы действительно зол. Я, которую он спасал, превратилась в пугало. Я буду жить, хранить память о любимом. А еще отыщу тех, кто отнял мое самое ценное сокровище.
Миль не знает: я не просто валялась в полубессознательном состоянии последние две недели. Я искала нити, ведущие к убийцам.
Я была возле дома, еще не сгоревшего, целого. Я сотни раз просматривала события того проклятого утра. В девять часов Сокол выбрался на крыльцо ловить последние теплые лучи осеннего солнышка. Глаза полуприкрыты, на губах улыбка. Он словно ждал их, словно говорил: "Вот он я, никуда больше идти не надо".
И они прискакали. Шестеро всадников с закрытыми повязками лицами, в широкополых шляпах, не позволяющих рассмотреть форму ушей и разрез глаз. Ни единого клочка кожи не разглядеть. Одежда не позволяет определить их расу. Настоящие асассины - стремительные, не оставляющие следов, неуловимые. У двоих ружья. У остальных арбалеты.
Скакавший впереди, на ходу выпустил в Номара две пули. Тот растеряно вздрогнул, вскрикнул и обмяк. Пространство вокруг задрожало от боли досрочного расставания души с телом. Но почувствовала это одна я.
Еще один спешился, разрядил ружье в упор и, пинком ноги распахнув дверь, втолкнул внутрь кресло. Слишком сильно втолкнул. На еле заметной неровности колеса запнулись, кресло перевернулось, и уже бездыханный Сокол вывалился на ковер. Через учителя перешагнули, быстро обшарили дом, а выйдя наружу, захлопнули дверь и подожгли.
Пламя не было полностью черным. В нем плясали багровые, фиолетовые и зеленые языки. Точно чадящее, многопалое, многоголовое чудище, оно пожрало все: мебель и вещи внутри, каменные стены и даже ручки и петли на дверях. А сожрав, серым пеплом осело, погребя всю память этого места навеки.
Вот, мое солнышко, тот страшный сон оказался вещим. Отправившись на турнир, я убила тебя. Хотя, как можно было противостоять шестерым асассинам? Я извелась, но выловить их энергетические следы из памяти пространства не сумела. Тени их мыслей и чувств не определялись моим чутьем. Вызванные на подмогу демоны Запредельного бессильно возвращались ни с чем. Тупик!
Но было еще нечто, о чем рассказали Людоеду опрошенные с пристрастием перепуганные деревенские. На рассвете к Номару приходил гость. Фигурой он напоминал полуэльфа: сам высокий, плечи хрупкие, ноги тонкие. Впечатление портила чрезмерная ширина в поясе. Его лица вспомнить не мог никто. А я увидеть не могла, как ни вертела пространство вокруг себя. Не по погоде теплая стеганая куртка, штаны из плотной ткани, высокие сапоги. И неизменная широкополая шляпа с пером - по людской моде этих мест, натянутая на глаза. Движения плавные, походка пружинящая. Так двигаются настоящие эльфы, ирийцы. Даже выросший среди орков Пучок не способен, кажется, на подобную грацию.