Соперник
Шрифт:
Его же выражение лица было…
Мэдок повернул голову к камере, но склонил ее вниз. Он тоже слегка улыбался, однако явно сдерживал улыбку.
Маленький дьявол.
Обернувшись, провела рукой по старому роялю, на котором, как сказала Эдди, Мэдок до сих пор играл. По крайней мере, до отъезда в колледж.
Крышка была опущена. На ней лежали какие-то ноты. Хотя на пюпитре стояла партитура Дворжака. Мэдок всегда был неравнодушен к восточно-европейским и российским композиторам. Не помню даже, когда в последний раз слышала, как он играет. Забавно. Он мог быть таким эксгибиционистом, когда это не имело значения, и, наоборот, не быть им, если требовалась откровенность.
Вдруг я зацепилась ногой за что-то. Заглянув под рояль, увидела белые картонные коробки.
Опустившись на колени, вытащила одну и заметила, что там стояло еще десять или около того.
Я замерла, когда открыла крышку. Похоже, единственной подвижной частью в моем теле осталось сердце.
О, мой Бог.
Мои вещи?
Я уставилась на коробку, полную конструкторов Лего. В ней были собраны роботы, машины с пультами управления и проводами, а на дне валялись отдельные детали.
Облизав пересохшие губы, запустила руки внутрь, достала Турбо Куад I, сделанный мной в двенадцать лет, и Трэккер, который начала незадолго до отъезда.
Это вещи из моей комнаты!
Обезумев от радости, я улыбалась, словно идиотка, готовая рассмеяться вслух. Нырнув под рояль, достала следующие две коробки.
Открыв одну, удивленно охнула, обнаружив свои шуточные инженерные проекты. Во второй тоже лежали Лего. Пока листала бумаги, нахлынули воспоминания о временах, когда я сидела в своей комнате с альбомом для зарисовок и проектировала футуристические небоскребы и корабли.
В пальцах защекотало, из груди вырвался надломленный смех. Я засмеялась так, как не смеялась уже очень давно.
Мне не верилось! Это мои вещи!
Чересчур поспешив, опять полезла под рояль и стукнулась головой о край в процессе.
– Ай, – проворчала, потирая лоб, а затем вытащила очередную коробку, на сей раз гораздо медленнее.
Я просмотрела каждую коробку, найдя все, чего мне недоставало, и даже те вещи, о которых забыла. Скейтборды, постеры, бижутерию, книги… практически все содержимое моей спальни, за исключением одежды.
Усевшись на пол по-индийски, окинула взглядом окружавшие меня предметы. Я чувствовала странное разобщение с девушкой, которой когда-то была, но в то же время радовалась тому, что вновь ее обрела. Эти вещи являлись символом того периода, когда я перестала слушать других и стала прислушиваться к себе. Когда перестала быть такой, какой меня хотела видеть она, и просто стала собой.
Эти коробки олицетворяли Фэллон Пирс, и они не были утеряны. Я закрыла глаза, сжав в руках плюшевого калана, подаренного папой после посещения океанариума, когда мне было семь.
– Мэдок.
Мои глаза распахнулись. Я увидела Эдди у подножья лестницы.
Скрестив руки на груди, она тяжело вздохнула.
– Мэдок? – переспросила я. – Это он сделал?
– Он ненадолго слетел с катушек после твоего отъезда. – Эдди оттолкнулась от стены и подошла ко мне. – Воровал у отца выпивку. Вечеринки, девушки… Он на стены лез несколько месяцев.
– Почему? – прошептала я.
Поглядев на меня, она улыбнулась одним уголком рта, словно признавая поражение.
– Джейсон уж точно просто создан для своей работы. Мэдок и его друг Джаред на ушах стояли все лето после девятого класса. Однажды ночью он зашел в твою комнату и увидел, что твоя мать опустошила ее, чтобы сменить декор. Только она ничего не упаковала. Все выбросила.
Да, я об этом знала. Однако боль почему-то не растеклась по груди. Если она все выбросила, значит… Опустив взгляд, закрыла глаза, снова ощутив обжигающий эффект подступивших слез.
Нет. Пожалуйста, нет.
– Мэдок вышел на улицу, достал каждую мелочь из мусора. – Тихий голос Эдди обволок меня; в груди все содрогнулось. – Он разложил вещи по коробкам, сохранил их для тебя.
Подбородок задрожал, я покачала головой. Нет, нет, нет…
– Именно это делает Мэдока хорошим парнем, Фэллон. Он подбирает осколки.
Мое самообладание рухнуло.
Слезы пролились из глаз. Я судорожно вздохнула, когда мое тело затряслось. Я не могла открыть глаза. Боль была невыносима.
Согнувшись пополам, стиснула в объятиях калана и опустила голову, рыдая.
Печаль и отчаяние вырвались на поверхность. Я хотела забрать обратно все, что наговорила ему. Каждый раз, когда сомневалась в нем. Все, что сделала ему.
Мэдок меня видел.
Мэдок меня помнил.
***
Шесть часов спустя я сидела в спальне Тэйт, закинув ноги на подлокотник кресла, стоявшего около балконных дверей, и смотрела на дерево, росшее во дворе. Листья, окрашенные во всевозможные осенние цвета, колыхались на ветру, ветви сантиметр за сантиметром погружались в сумрак, пока дневной свет медленно таял с закатом.
Я практически не разговаривала, вернувшись сюда, а Тэйт, будучи хорошим другом, не стала допытываться. Знаю, она беспокоилась, потому что избегала обсуждать Мэдока настолько явно, что он вполне бы мог стоять посреди комнаты собственной персоной. Интересно, разозлился ли Мэдок после того, как я сбежала сегодня утром?
Я потерла глаза рукой. Никак не получалось отбросить мысли о нем.
Более того? Я не хотела их отбрасывать.
– Тэйт? – окликнула я.
Она выглянула из-за дверцы своего шкафа, надевая черную толстовку.