Сорок монет
Шрифт:
— Такой парень, как ты, Аман, мог бы вести себя посдержаннее! — заметил он.
К чести Амана, он не обиделся на эту реплику, потому что сразу понял, чем она продиктована, но всё же заметно помрачнел. В свою очередь Аймурадов смекнул, что теперь и ему самый раз утихомириться. Увидев, что он сел и закурил, Карлыев опять обратился к Аману, который всё ещё стоял, не зная, как вести себя дальше.
— Скажи, пожалуйста, — напрямик спросил его секретарь райкома, — не может ли показаться странным, если такой
— Да, это должно со стороны казаться нелепым, — согласился Аман. — Конечно, мама напрасно меня сватала вопреки желанию Язбиби, вопреки моему желанию. Но ведь она хотела как лучше, и я не вправе её за это осуждать. У меня мать добрая и хорошая женщина.
— Несмотря ни на что, сегодня ты мне понравился, Аман! — по-дружески сказал Карлыев. — Признаться, когда ты отпустил себе волосы на аршин и все вечера мотался в городе по улицам, я думал, что ты окончательно стал шалопаем. Кажется, работа в колхозе пошла тебе на пользу.
Эти слова живо напомнили парню его ссору с отцом в городской квартире, его нежелание вернуться домой, его проклятия по адресу всех и вся. Хоть с тех пор прошло уже немало времени, ни тот, ни другой ни разу не возвращались к тому памятному объяснению.
Словно раскаиваясь в своих грехах, Аман виновато и в то же время благодарно посмотрел на отца, после чего сразу перевёл взгляд на секретаря райкома.
— Я теперь вроде начинаю отличать чёрное от белого, товарищ Карлыев.
«Наконец-то, сукин сын, признался!» — с удовольствием подумал Тойли Мерген.
— Пожалуй, тебе пора закругляться, — посоветовал он.
— Ещё два слова, папа, и всё, — сказал Аман, но почему-то замялся и умолк.
— Ты чего смотришь на мать? — подбодрил его Тойли Мерген. — Говори, не стесняйся!
Но парень по-прежнему мялся и смешно чесал затылок.
Тем не менее Акнабат это было приятно. Она от души гордилась своим сыном, который не побоялся дать отпор такому влиятельному в колхозе человеку, как Аймурадов, поддержав отца, защитил честь семьи. Поэтому она приспустила со рта платок и, улыбнувшись, сказала:
— Меня ты не обидишь, сынок!
После того, как было получено разрешение и от матери, Аман уже не заставил себя ждать.
— Люди! — волнуясь, провозгласил он. — На днях семья Тойли Мергена будет справлять той! Так вот, я всех вас приглашаю. Язбиби, и тебя приглашаю. Ильмурад, и тебя…
От слова «той» у тётушки Акнабат закружилась голова и потемнело в глазах. Она беззвучно шевелила губами, силясь спросить у сына, что он имел в виду. Но в кабинете было так шумно, что ей это не удавалось. Наконец, воспользовавшись паузой, она ухватила Амана за локоть.
— О каком тое ты говоришь, сынок? Почему той? В честь праздника
— Идём, мама! По дороге я тебе расскажу, в честь чего будет той, — сказал Аман и, взяв мать под руку, поспешил увести её.
Но остальным Шасолтан дала знак не расходиться.
— Пожалуйста, подождите меня немного, Тойли-ага, — попросил Карлыев и подсел к Илли Неуклюжему. — А может, есть смысл устроить сразу два тоя? — сказал он, улыбнувшись. — Как вы относитесь к такому совету, старина?
Илли глубоко вздохнул и покосился на жену.
— Вообще-то неплохо, только… — И не закончил.
— В чём сомнение? Хотите посоветоваться с женой?
— Да что мне с ней советоваться! И своих мозгов хватает. Правда, меня ростом бог не обидел. А у туркменов есть пословица: «К длинному ум приходит поздно». Но уж теперь-то, кажется, пришёл.
— Значит, вы согласны?
— Что ж поделаешь, — развёл руками Илли.
— Вот и хорошо, — сказал Карлыев и отошёл.
— Как бы вы там ни сговаривались, а дочь свою я бесплатно не отдам, — прошипела старая Донди.
— А ну, прекрати! — цыкнул на жену Илли Неуклюжий.
— Итак, когда думаете справить свадьбу? — подойдя к молодой паре, спросил секретарь райкома.
Ильмурад покраснел и посмотрел на Язбиби. Та тоже смутилась и опустила глаза.
— Это уж по обстановке… — стесняясь родителей девушки, выдавил из себя Ильмурад. — Наверно, поближе к новому году…
— Что ж, и новый год недалёк. Только не забудьте меня пригласить. А теперь ступайте, да будет светлой ваша дорога!
Увидев, что Язбиби пошла с Ильмурадом, вскочила с места и старая Донди.
— Ты куда это! — закричала она. — Бросаешь свою мать!
— Тебе какое дело, куда? Теперь-то хоть убери руки от дочери! — снова цыкнул на жену Илли Неуклюжий и поднялся, растирая непривычные к сидению на стуле ноги. Он поклонился всем и громко произнёс: — Счастливо вам оставаться, люди! Бог даст, увидимся во здравии.
— На свадьбе увидимся! — бросил ему вслед Дурды Кепбан.
— Ну что ж, будем считать, что для серьёзного беспокойства за молодых теперь нет оснований, — заключил секретарь райкома, обрадованный мирным исходом конфликта, и сел на своё прежнее место.
— Мы тут, товарищ Карлыев, вконец замотались, — призналась Шасолтан. — Если бы я сразу отправилась к Язбиби домой, когда она пришла ко мне со слезами на глазах, если бы поговорила с её стариками, то, возможно, всё обошлось бы без шума. Вот сидит Тойли-ага, человек, который много лет руководил колхозом. Пусть он скажет, если я не права. Мы, руководители, в подобных случаях слишком уж деликатничаем и смотрим на калым сквозь пальцы. Стараемся не обидеть родителей девушки, а о её судьбе не думаем. Правильно я говорю, Тойли-ага?