Сорок монет
Шрифт:
Хоть руки тётушки Донди и были заняты работой, глаза её не отрывались от невесты. Сидя в сторонке, рядом с мужем, она крошила мясо для плова. Когда её дочь преподнесла Сульгун цветы, старая Донди толкнула мужа локтем в бок и воскликнула:
— Погляди ка свою негодницу!
Не пошевельнув бровью, Илли Неуклюжий проговорил сквозь зубы:
— Нечего дочке жизнь портить, а потом людям завидовать.
Каландар
Байры Оразов жил на южной окраине города, у подножия холмов, сливающихся где-то вдалеке с горами Копет-Дага, в собственном доме с садом и огородом.
Ханов вышел из такси, толкнул калитку и увидел друга. Он сидел в беседке, увитой виноградом, пил чай и просматривал газеты.
Услышав знакомый голос: «Профессор! Ты дома!» — Байры удивился:
— Каландар! Откуда ты! Как ты решился оставить район без хозяина? — говорил он, пожимая руку Ханову.
— Хватит с них и моих приказов, пусть действуют. А ты, как я погляжу, вместо службы сидишь себе в беседке и дуешь зелёный чай.
— Ты бы тоже сидел, если бы всю ночь оперировал.
— Что ты, я бы не выдержал и дня такой жизни.
— Такова у меня профессия, Каландар. И потом, сам знаешь, я не умею работать кое-как.
— Знаю, что в работе ты аккуратен.
— Приходится быть аккуратным, если имеешь дело с человеком, доверившим тебе свою жизнь. Держать и руке скальпель — это тебе не сидеть, развалясь, в кабинете и отдавать приказы.
— И это не легко. И это надо уметь.
— Да я шучу. Как жив-здоров?
— Бодрее человека не сыщешь! Да, кстати, поздравляю! — сказал Ханов и снова пожал руку друга. — Я очень обрадовался, узнав, что ты наконец-то защитился. Ты получил мою телеграмму?
— Получил. Спасибо.
— Хорошо, конечно, что ты стал кандидатом. А всё-таки ты, Байры, ленивый человек.
— Ленивый?
— Да, ленивый. Мне бы твои способности, я бы уже давно был доктором.
— Доктором? — улыбнулся Байры Оразов и почесал шею. — Дело разве в дипломе, Каландар? Не звания важны, а знания.
— Неужели Пурли Келдже больше тебя знает? Говорят, он уже рвётся в академики.
— Наверно, имеет право, раз рвётся.
— Скажи по правде, какая польза от твоей скромности?
— Уж вреда-то, во всяком случае, никакого.
— Нет, ты не меняешься, Байры. Тот же характер.
— Человек — не погода в горах, чтобы меняться. Посидим здесь или пойдём в дом?
— Какая разница, где сидеть. А жена дома или в школе?
— Джерен! — позвал жену Байры Оразов. — Иди сюда, поздоровайся с гостем.
Вытирая о фартук руки, на веранду вышла высокая женщина с тронутыми сединой
— Здравствуй, Каландар! — крикнула она. — Ты один? А где Шекер? Как она поживает?
— Здравствуй, дорогая Джерен-ханум. На сей раз я один пожаловал к вам. А как поживает Шекер, даже сказать не могу, не знаю.
— Что это значит, что случилось?
— Да так, вроде бы ничего особенного.
— Где она, Каландар?
— Возможно, у своей матери.
— У матери? Странно. Если она в Ашхабаде, почему же не показывается?
— Кто знает, может быть, вышла замуж.
— Перестань! — возмутилась Джерен. — Шекер не из таких. Сейчас заварю чай и поеду за ней.
— Никуда не надо ездить, Джерен-ханум. Шекер сюда не придёт.
— Пусть попробует отказаться!
— Что у вас произошло? — спросил у друга Байры, когда Джерен вернулась в дом.
— Ничего особенного. Разве ты не знаешь нынешних женщин?
— А ну, говори прямо, Каландар!
— Лично я не сказал своей жене ни одного грубого слова.
— Просто так Шекер не уйдёт. Хоть её я и не очень хорошо знаю, зато тебя знаю отлично. Ты, наверно, снова завёл холостяцкую музыку?
— Давай, Байры, оставим этот разговор. Есть дела поважнее.
— Погоди, погоди. Сколько тебе лет? — не слушая друга, нахмурившись, продолжал Байры Оразов. — Ты моложе меня от силы года на два. Не смею поучать тебя, но просто хочу сказать, что после сорока трудно найти новую спутницу.
Джерен принесла чайник, поставила его на стол и пошла к калитке.
— Ты куда, Джерен-ханум? — преградил ей дорогу Ханов. — Я ещё раз говорю — не старайся понапрасну. Всё равно она не придёт. А если даже ты и уломаешь её, я не смогу с ней мирно разговаривать, потому что чертовски голоден. Наоборот, поругаюсь.
— Если хочешь есть, пойдём, я только что поджарила котлеты.
— От котлет у меня изжога. Уж если ты хочешь накормить гостя обедом, приготовь что-нибудь повкуснее, Джерен-ханум!
Ханов вернул хозяйку назад и, взяв свой чемодан, пошёл с ней на кухню. Он вытащил освежёванного джейрана, туша которого была запихана в шкуру.
— Что это, Каландар?
— Это джейран. К тебе он попал прямо из серахской степи.
— Ты сам убил?
— А то кто же?
Женщина погладила приятную на ощупь коричневатую, как туркменская земля, шкуру и спросила:
— Разве охотиться на джейранов не запрещено? Как вам не жаль этих животных?
— Запрещено-то запрещено, Джерен-ханум, — засмеялся Ханов, — простым смертным. Подумаешь, джейран! Если нужно снимем шкуру и с двугорбого верблюда! Ну, что ты стоишь и жалеешь джейрана? Лучше поджарь быстренько рёбрышки, печёнку и лёгкие. Этому мясу достаточно лишь прикосновения огня. До полной готовности его доведёт коньяк.
Выйдя из кухни, Ханов помахал рукой другу:
— Я пошёл. Пока Джерен-ханум приготовит обед, я вернусь.