Сороковник. Части 1-4
Шрифт:
Мы сворачиваем в узкий канал — можно сказать, проулочек. Здешние обочины заполонены вёсельными лодчонками с горками подушек на скамьях. Вот оно, преддверие рая для туристов. Фахверк сменился добротным белым кирпичом, у самой кромки воды раскрывают зонтики бистро, выставляют товар сувенирные лавочки. И цветы, цветы, цветы повсюду: каскадами с балконов и балкончиков, в керамических горшках на подоконниках, карнизах и под самыми крышами, охапками в настенных вазах перед входными дверьми. И нежный запах роз, левкоев, гортензий, петуний… Забыв обо всём, я любуюсь городом, пока вдруг железная рука Николаса не пригибает меня почти к самой приборной панели. Темнеет, и только когда катер выныривает из-под каменного массива, я понимаю, что мы только что проплыли под небольшим пешеходным мостиком, настолько низким, что тот запросто снёс бы несвёрнутый тент, с моей головой заодно. Не удержавшись, оборачиваюсь.
На миниатюрном мосточке с ажурным кружевом перил романтично замерли, обнявшись, две фигурки. И плевать им, что сейчас белый день и торчат они тут у всех на глазах… Им хорошо. Как бы в продолжение лирической ноты большая мужская ладонь надёжно укладывается на мою коленку и я, вздрогнув от неожиданности, сдерживаюсь и даже покусываю губы, чтобы не засмеяться. Сама разрешила. Придётся терпеть.
Ныряем ещё под один мост и почти сразу же сворачиваем на… широкую улицу-канал. Здесь уже начинается то, что у нас назвали бы вип-кварталом. И уже не коттеджи и особнячки, а красуются палаццо классической, а то и дворцовой архитектуры, с колоннами, атлантами и парадными крылечками. Вальяжно катятся закрытые и открытые конные экипажи, дамы метут длинными юбками тротуары и прячутся от солнц под кружевными зонтиками, кавалеры щеголяют в чём-то, смутно напоминающем сюртуки и крылатки. Галантный век, совершенная стилизация. И, надо признаться, этот чудной город нравится мне всё больше и больше. Уж тут-то наверняка никто не поджидает попаданцев в подворотне.
Тут полно мини-пристаней с пришвартованными катерами, среди которых я замечаю небольшую яхту с подобранным парусом. Понятно дело, центр, квартал побогаче. Минуя всю улицу, мы огибаем угловой трёхэтажный особняк из белого камня, с портиком, с колоннами и кариатидами. Почему-то мне сразу приходит в голову, что именно это — дом Николаса, наверное, из-за каменных девиц, что держат на хрупких плечах сплошной балкон, кольцом опоясывающий здание. Словно не замечая тяжести, они ещё и шаловливо подмигивают, одна даже лукаво прижимает палец к мраморным губам. Я отвлекаюсь и не успеваю заметить, что вездесущая рука Николаса уже на моей талии. Дабы оправдать свой манёвр, он закладывает неожиданно лихой вираж, поддерживая меня на повороте, и загоняет катер прямо во дворик.
Или как правильно выразиться? Не назовешь же это бухтой! Короче, небольшой рукав от канала заведён прямо во двор особняка. У любителя речных феечек мало того, что личная стоянка, она у самого порога, так что причаливаем мы вплотную к ступенькам небольшого круглого крыльца. Николас небрежно цепляет петлю каната на специальный столбик, затягивает её и помогает мне выйти. Наконец-то, потому что от долгого сиденья я уже и ноги, и всё остальное порядочно занемело. К тому же, меня немного укачало.
Он берётся за кольцо, выступающее из пасти позолоченной львиной морды на дубовой резной двери, и, прикинув что-то в уме, поворачивается.
— Один вопрос, дорогуша, — говорит озабоченно. — Не хочешь себя называть — твоё дело, но хотя бы обозначь, как к тебе обращаться. Ты ж у меня не на один день зависнешь, надо тебя представить. У меня тут и дворецкий, и горничные… Со всей прислугой разговаривать не обязательно, а вот им к тебе при необходимости как обращаться? Да и мне — не всё же родственницей называть.
В самом деле, что я так упёрлась? Детский сад какой-то.
— Называй… Ива, — неожиданно для себя самой говорю.
— Ива, — задумчиво повторяет он. — Что-то знакомое. А не мог я раньше о тебе слышать? Впрочем, вряд ли. Итак, добро пожаловать домой, Ива!
Он легко открывает массивную створку, что поворачивается без единого скрипа, и пропускает меня вперёд. Мы заходим в небольшой коридорчик-тамбур; после очередной двери оказываемся под широкой лестницей и выныриваем в просторный холл. Шахматные плиты пола отражаются в зеркальных вставках дверей гардеробной, и там же преломляется солнечный свет из больших окон над парадной лестницей. Здесь настолько солнечно, что люстра на десяток свечей и напольные светильники между белыми двустворчатыми дверьми кажутся ненужными. Даже не верится, что когда-то начнутся сумерки и всё это великолепие пригодится.
А к нам уже торопливо спускается невысокий, плотного телосложения мужичок в строгом чёрном костюме, возрастом лет этак за пятьдесят, но настолько представительный, как будто это он хозяин здешних мест и вышел встречать дорогих гостей.
— Ну, вот, Ива, — Николас приятельски обнимает меня за плечи, — позволь представить тебе главнокомандующего здешней армии. Это Константин, лучший дворецкий года и, не побоюсь добавить — города. Угадывает мысли на лету, так что громко вслух при нём не думай, особенно обо мне. Впрочем, хорошее можно. Константин, поразительный случай: отправившись на охоту за мифической феей я, себе на удивление, встретил вполне реальную родственницу. Это Ива, оно погостит у нас… — он задумывается, — неопределённое время, насколько ей тут понравится, а уж ты для этого должен приложить все усилия.
— Непременно, — господин с достоинством склоняет коротко подстриженную голову. Сам он ещё достаточно брюнетист, но вот виски уже с проседью и переходят в лёгкие аккуратно причёсанные полубачки. — Которую из гостевых прикажете подготовить, сударь?
И никаких дополнительных вопросов. Хозяин сказал — Константин сделал.
— Э-э… — Мой спутник зависает. Потом неуверенно обращается ко мне. — Может, ты сама посмотришь? И выберешь, в конце концов, тебе здесь жить! Только учти, свою комнату я тебе не отдам, даже не рассчитывай!
И, недолго думая, устремляется наверх. Я подхватываюсь за ним по лестнице вприпрыжку, потому что он от переизбытка энергии шагает через ступеньку: засиделся, видать, в поездке.
— Ты что, — пыхчу ему в спину, — сам не знаешь, сколько у тебя комнат?
— Т-с-с! Тихо! Свои-то я изучил, а вот до гостевых руки не доходят. Для того и держу дворецкого. Увидишь: золото, а не человек.
Константин монументально шествует впереди, ухом не поведя на все наши перешёптушки. Они с хозяином столь разнятся — и обликом, и манерой поведения, что мне так и кажется: вот сейчас он спохватится, обернётся и скажет строго: а вы что здесь делаете, оборванцы? Вон из моего дома! Вон, я сказал!
Не знаю, какова традиционная гостиная внизу, но на втором этаже она тоже имеется: большая, овальная, с расходящимися во все стороны шестью белыми дверьми, с камином, отделанным мрамором. Подозреваю, что сколь уж Ник — человек светский (а может, и светский лев), то основная гостиная — парадная, предназначенная для официальных приёмов и основная её функция — ослепить, ошеломить, поразить гостей в самое сердце. А вот сюда, скорее всего, хозяин удаляется отдохнуть, уединиться, поваляться на уютных диванах — конечно же, белых, сыграть в шахматишки… Это взгляд мой зацепился за низкий столик, размеченный клетками, фигуры с него не убраны.