Соседи и родня Оттавии Малевольти
Шрифт:
–Чосер погиб в изгнании, он страдал и болел, хотя в жизни ничего предосудительного не совершил! Его спутали с другим джентльменом!– не унимался Остин.
–Значит такая у него на роду судьба,– уверяла Наяда.
–Глупости! Это и моя вина! Ведь было очевидно, что Чосер не виноват! У него были глаза честного человека!– кричал Филдинг-старший.
У Джозефа пошла кровь из носа, заливая красной краской опустевшую белую тарелку перед ним. Руперт, что сегодня прислуживал за столом, подхватил мальчика на руки и вынес из столовой. Вся семья в ступоре воззрилась
Служанка убрала окровавленную посуду.
Разговор за столом продолжался.
–Я не буду надоедать вам, молодым, своим присутствием, я решил пойти в миссионеры,– обнародовал своё решение бывший судья.
–Папа, это неслыханно! В твои годы разве можно пускаться в сомнительные авантюры?
–Начну жизнь заново и точка!– настаивал отец,– Уеду в самые забытые Богом края, на Андаманские острова.
–Но, папа, ни одна миссионерская экспедиция не смогла прожить там и пару лет! Все умирали от лихорадки!– со слезами вскричала Наяда.
–Я – крепкий старикашка,– успокаивал дочь Остин, уверяя и себя, просил,– Берегите Джозефа.
–Джозефа надо тоже отдать в военный колледж, как и Орина,– вытирая слёзы, рассуждала миссис Сэндлер.
–Ты в своём уме?!– вскричал Норман,– Да он дома-то болеет, а что будет с ним без надлежащего присмотра?
–Слишком много бегаете с ним!– возражала жена,– Изнежили его с дедом. Словно он барышня какая! В колледже будет режим дня и тренировки. Это сделает его здоровым.
–Интересно, что скажет доктор,– с тяжёлым вздохом, вставая, сказал Филдинг.
Через четверть часа дед и отец Джозефа стояли у кровати мальчика. Бернхард Драммонд осматривал больного.
Затем взрослые вышли в коридор. Сэндлер предложил врачу чашку чаю в своём кабинете. Тот согласно кивнул.
Драммонд удобно расположился в кресле и потягивал бодрящую жидкость.
–Берни, уже изобретено столько лекарств, неужели нельзя найти нужную комбинацию фармацевтических средств, чтобы сразу поставить на ноги недужного?– недоумевал Норман.
–Ваш ребёнок просто более чем другие дети, восприимчив к еде. Надо укрепить его желудок, и всего лишь. Ни в коем случае не голодать, есть только свежие продукты, даже вчерашний хлеб может вызвать у него приступ тошноты. С годами эти недоразумения с желудком пройдут, он ведь мужчина,– объяснял доктор, затем, подумав минуту, развил тему лекарств,– А на счёт фармацевтики…Да, с каждым годом в услужении у врачей становится всё больше лекарств, наука всё глубже познаёт человеческий организм…и чем больше мы познаём внутреннее строение человека, тем загадочней и непостижимей нам представляется душа индивидуума.
–Это Вы к тому, что приступы Зэфа могли возникнуть на нервной почве?– переспросил Филдинг.
–Запросто. Мальчик хочет обратить на себя внимание, он переживает, как следствие – повышается давление, тонкие стенки сосудов носа лопаются, вот вам и пожалуйста: непроизвольный выплеск крови.
–Тогда действительно лучше его отправить в какое-нибудь военное заведение, там ему не надо будет
–Но я хочу видеть, как растёт мой сын,– возражал Норман,– Я спрошу у мальчика, хочет ли он жить в казарме.
–Ты балуешь его!– одёрнул зятя Остин,– Дети должны слушать приказания родителей и беспрекословно исполнять!
–А Вас ни в коей мере не должны касаться наши дела: Вы собираетесь сменить дом на хижину аборигена!
–Чего ты боишься, Сэндлер? Можно отправить Джозефа в Итон, там за ним присмотрит Орин.
–Я боюсь потерять его.
–Ты и дома-то его не часто видишь. И потом: дети когда-нибудь вырастают и покидают родителей.
–У Филдингов, я смотрю, всё наоборот: старики покидают дом в поисках новых перспектив,– огрызался адвокат,– И мне кажется ненормальным тот факт, что дети должны идти на поводу у причуд взрослых и покидать дом в столь юном возрасте.
–Если Джозефу станет хуже, можно отправить его в поместье в Кембрийские горы, к Вашей сестре, Норман,– пожал плечами Филдинг.
Доктор, забыв об остывающем взваре, с интересом слушал перебранку. Затем, как знаток, попытался отговорить Остина от поездки в пагубные земли Андаманских островов, но старик твердолобо стоял на своём. Не помогло и напоминание о том, что некогда судья сам был не сторонник паломничества.
Филдинг-старший не покинул дом, пока не оформил Джозефа в Итон.
Трясясь вместе с Сэндлером-младшем в карете, Руперт спросил у мальчика:
–Жаль уезжать?
–Раз я никому не нужен – не жаль,– обиженно процедил Зэф.
–Отец очень тебя любит. Он не хотел тебя отпускать.
–Знаю. Это всё дед и мачеха. Наяда ждёт своего ребёнка, и я для неё, как неприятная мозоль. А дед всегда скакал вокруг своей любимой дочери, ублажая и потакая всем её капризам. Я похож на мать, а они, видно, за что-то на неё взъелись.
–Ваша мама, сэр, в свою очередь была похожа на миссис Джобет.
–А, так это бабуля их чем-то допекла?– затаил зло ребёнок на деда и Наяду.
По истечению путешествия, через несколько дней, они прибыли к месту назначения.
Орин вышел их встречать. Пятнадцатилетний парень похлопал слугу, потрепал вихры Джозефа. Отвёл приезжих в отведённую для них комнату для разговоров.
Руперт рассказал Орину о том, что его отец уплыл миссионером к берегам Индокитая в Бенгальский залив то ли на Андаманские острова, то ли на Никобарские. Юноша повесил голову. Отец был суровым, но в то же время очень дорогим человеком.
–Я читал переводы французского аббата Ренодо, где говорится, как двое арабских путешественников побывали на тех островах. Они описывали жителей: чёрный цвет кожи, кучерявые волосы. Ели дикари сырое человеческое мясо,– вспоминал с тревогой упоминая о тех местах Орин.
–Белые люди хорошо вооружены, их не так просто съесть,– успокаивал молодого хозяина слуга,– Мистер Остин Филдинг разделил состояние между Вами и Наядой. Львиная доля состояния, конечно, оставлена Вам. И дом в Милфорд-Хейвене числится за Вашей Милостью.