Соседи по квартире
Шрифт:
Я сворачиваюсь калачиком рядом с ним. Ощущение его объятий просто нереальное. Мне не хочется отводить от него взгляда, чтобы быть уверенной, что все это я не нафантазировала.
— Сколько сейчас времени? — спрашиваю я.
Приподнявшись, Келвин смотрит в сторону моей тумбочки.
— Два часа.
У нас впереди двадцать семь блаженных часов, прежде чем нужно будет куда-то идти. Я прижимаюсь к Келвину ближе.
— Холлэнд?
— Что?
— Как ты догадалась, что моим родителям поездка на нашу свадьбу была не по карману?
— Я
— Так и есть, — Келвин целует меня в нос. — Вся ее жизнь — это одно большое напряжение.
От его слов в груди становится больно.
— Я очень старался, чтобы мои родные обо мне не беспокоились, — говорит Келвин. Я не свожу глаз с его челюсти, которая напрягается, когда он сглатывает. — И не хотел, чтобы они потратили деньги, приехали ко мне и увидели, что я живу у Марка и ни хрена за это не плачу. Потом маленькая ложь превратилась в большую, и… — он замолкает и внимательно вглядывается мне в лицо. — Я обязательно расскажу тебе, но не сейчас. Мне было приятно, когда ты сказала это Доэрти, — Келвин проводит рукой по моей груди и останавливается прямо над сердцем. — Словно мне не нужно много объяснять, чтобы быть понятым.
В грудной клетке я ощущаю трепет — будто взмывает ввысь воздушный змей.
— Как бы то ни было, я понимаю, почему ты остался в Штатах так надолго и почему не хотел, чтобы родные волновались, чем ты занят или кто о тебе позаботится.
— Мама очень рада, что мы женаты, — говорит Келвин. — До сих пор я не особо старался держать ее в курсе своих дел, но хочу исправиться. Рассказал ей, какая ты замечательная. Но с отцом будет сложнее. Думаю, именно поэтому тебе и написала Бригид.
Вспомнив про смс, я морщусь.
— Надо ей что-то ответить.
— Сегодня ты немного занята.
— Своим родителям я еще не рассказала, — признаюсь я.
Если Келвин и удивился, то самую малость.
— Вот как?
Вблизи его глаза кажутся более богатого оттенка: смесью зеленого, желтого, орехового и бронзового. Поэтому беспечно болтать или врать, ощущая на себе его взгляд, мне тяжело.
— Они с трудом верят, что я в состоянии самостоятельно справляться со своей жизнью. Поэтому автоматически решат, будто…
— Будто тебя используют?
Причин моего молчания, на самом деле, с десяток, а эта лишь одна из них.
— Но я так не считаю, — быстро добавляю я.
— Наверное, поначалу я думал лишь о своей выгоде, — облизав губы, Келвин размышляет еще пару секунд, после чего говорит: — Но при этом знал, что ты мне нравишься и что я буду рад сблизиться с тобой, — хохотнув, он целует меня в нос. — И предполагал, что тут может быть место для чего-то большего. Просто решил поставить на первое место брак, а не чувства.
— Браки по расчету всегда такие.
— Согласен, — глядя мне в глаза, произносит Келвин. — И потом, ты сказала, год. Казалось, именно этого ты и хотела, а для Роберта и уж тем более для меня
Понятия не имею, как интерпретировать его слова. Иногда я просто ненавижу собственный мозг. Имеет ли он в виду, что секс — это своего рода его вклад в соглашение? Келвин притворился, будто не принял всерьез мое увлечение им задолго до знакомства, и таким образом просто поблагодарил меня? Или же мне стоит поверить ему на слово, что он хотел этого с самого начала?
Моя логика подсказывает затаиться и посмотреть, какие чувства овладеют мной завтра, когда я окажусь одна и не стану вкладывать дополнительный смысл в слова Келвина. А сердце и разгоряченная кровь побуждают попросить о большем.
— Мой отец считает, что мне стоило остаться в Ирландии, — после некоторого молчания снова заговаривает Келвин, — и найти нормальную работу.
— На производстве? — подняв на него взгляд, уточняю я.
Келвин кивает.
— Он постоянно напоминает, что я старший и что заботиться о Молли после них с мамой нужно будет именно мне. Наверное, когда-нибудь я вернусь. Кажется, я думал так всегда.
— Ты скучаешь по дому?
Время от времени и в совершенно неожиданные моменты я скучаю по Де-Мойну. Например, когда мимо окон проносятся машины с сиренами, и я хочу немного тишины. Или в дни сбора мусора, когда меня будят грохот и лязг мусоровоза. Или когда выхожу из дома и почему-то чувствую, будто каждый человек на планете хочет оставаться в своих четырех стенах и ни с кем не разговаривать.
— Ага, — перевернувшись на спину, Келвин укладывает меня на себя. — Иногда реже, иногда чаще. Мир там кажется крошечным — это и хорошо, и плохо одновременно. Раньше я считал, что мы выбираем трудности по плечу, и думал, будто найти работу в Нью-Йорке будет проще. Но я ошибался.
— Я примерно представляю теперь, как прошли у тебя все эти годы.
— Ага, — Келвин делает глубокий вдох, затем выдыхает. — Но теперь, когда я с тобой, мне не так одиноко. Раньше я чувствовал себя предоставленным самому себе. А все вокруг казались такими всезнающими, если ты понимаешь, о чем я. Каждый обращает внимание лишь на себя.
— Ну, это же театральный район!
Как я и надеялась, Келвин смеется.
— Я имею в виду не только это. А еще и то чувство, будто все мы словно позируем для селфи, даже когда просто разговариваем друг с другом.
— Ты вовсе не такой.
Он отодвигается и смотрит на меня.
— Нет?
— Нет. Ты громадина. Твоя личность огромна, и ты даже не осознаешь этого, — я провожу рукой по его груди. — Ты гений с гитарой в руках и при этом такой…
— Дурак?
— Нет. Простой, — отвечаю я и тут же добавляю: — В хорошем смысле. Мне хочется думать, что рядом с тобой люди могут получить все, о чем только пожелают.
— Надеюсь.
— Такими себя предпочитают видеть многие, но на самом деле подобных людей очень мало.