Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
– Хотел еще что-нибудь сказать? – спросил Пири.
– А этого мало?
– Ага. Слушай, на твоем месте я бы сейчас прямо ехал восвояси.
– Ты, значит, не хочешь со мной ехать?
– Совсем не хочу. Думаешь забрать меня – попробуй. Я пробовать не собирался, о чем ему и сказал.
– Тогда тебя тут ничто не задерживает, – сообщил он.
Я улыбнулся ему и его товарищам, повернул своего гнедого и двинулся в обратном направлении. Через несколько километров я повернул на юг, нашел нижний конец лощины, в которой располагалось ранчо X. А. Р., по ней добрался до каньона Тирабузон и поехал по каньону вверх, к тому месту, где была привязана веревка.
Каньон заслуживал своего названия – изрытая, каменистая, заросшая деревьями и кустами, извилистая сточная канава Аризоны.
Проехав немного, я увидел Милк-Ривера, который шел мне навстречу и вел лошадь. Он покачал головой:
– Ни черта! Я следы разбираю не хуже других людей, но тут сплошные камни.
Я спешился. Мы сели под деревом и закурили.
– Как ты съездил? – полюбопытствовал он.
– Так себе. Хозяином веревки оказался Пири, но ехать со мной не пожелал. Если он нам понадобится, мы знаем, где его искать, поэтому я не настаивал. Могла бы получиться неловкость.
Милк-Ривер скосил на меня голубой глаз.
– Может прийти в голову, что ты стравливаешь ребят X. А. Р.'а с барделловской артелью, чтобы они перегрызли друг дружку, а самому тебе не пришлось потеть и сильно участвовать в игре.
– Возможно, ты и прав. По-твоему, это глупая идея?
– Не знаю. Нет, наверно, если этот номер у тебя пройдет и если ты уверен, что хватит сил натянуть вожжи, когда понадобится.
Смеркалось, когда мы с Милк-Ривером въехали на кривую улицу Штопора. В «Каньон-хаусе» обедать уже было поздно, поэтому мы слезли с лошадей перед лачугой Воша.
В дверях «Бордер-паласа» стоял Чик Орр. Он повернул свою прессованную физиономию и позвал кого-то через плечо. Рядом с ним возник Барделл, поглядел на меня вопросительно, и они парочкой шагнули на улицу.
– Какие результаты? – спросил Барделл.
– Видимых – никаких.
– Никого не арестовал? – изумился Чик Орр.
– Никого. Я пригласил одного проехать со мной, но он отказался.
Отставной боксер измерил меня взглядом и плюнул мне под ноги.
– Ах ты, бледная немочь, – буркнул он. – Руки чешутся съездить тебе по рылу.
– Давай, – предложил я. – С удовольствием ушибу об тебя кулак.
Маленькие его глазки прояснились. Он сделал шаг и хотел отвесить мне оплеуху. Я увел лицо и повернулся к нему спиной, стаскивая пиджак и плечевую кобуру.
– Подержи-ка, Милк-Ривер, пока я выбиваю пыль из этого мешка.
He успели мы встать друг против друга, как уже сбежалась половина города. По возрасту и сложению мы почти не отличались, но я подумал, что жир на нем рыхлее моего. Он был – когда-то – профессионалом. Мне тоже случалось драться, но я не сомневался, что в сноровке я ему уступаю. Зато суставы рук у него были сильно попорчены, с шишками, а у меня нет. Вдобавок он привык работать в перчатках, а голыми руками – это было больше по моей части.
Он принял стойку и ждал, когда я пойду на него. Я пошел, прикинувшись дроволомом, – сделал вид, что начинаю с правой, наотмашь.
Неудачно. Вместо того чтобы нырнуть, он отступил, и моя левая угодила в воздух. Он дал мне по скуле.
Поняв, что хитростями ничего не добьешься, я ударил его левой и правой в живот – и обрадовался, ощутив, что кулаки тонут в мягком.
Он опередил меня на отходе и остановил тяжелым ударом в челюсть.
Еще угостил меня левой: в глаз, в нос. Правая его скользнула по моему лбу, и я снова с ним сблизился.
Левой, правой, левой – ему в трюм. Он заехал мне сбоку кулаком и предплечьем и оторвался.
Опять заработал левой: расквашивал мне губы, плющил нос, долбал по всему лицу, от лба до подбородка. И прорвавшись наконец сквозь эту левую, я налетел на правый апперкот, который начался у него чуть ли не от щиколотки и закончился на моем подбородке, отбросив меня шагов на пять.
Он не отпускал меня и роился вокруг меня. Вечерний воздух был полон кулаков. Я упер ноги в землю и встретил этот шквал парой ударов, которые попали как раз туда, где его рубашка уходила под брюки.
Он снова хватил меня правой, но не так душевно. Я засмеялся ему в лицо, вспомнив, как что-то щелкнуло в его руке, когда он оглушил меня апперкотом, – и насел на него, обрабатывая понизу обеими руками.
Он опять ушел и засветил мне с левой. Я захватил ее правой рукой, зажал и сам ударил левой, метя пониже. Он ударил правой. Я ему не мешал. Она была мертвая.
Он врезал мне еще раз, под занавес, – прямым левой, который шел со свистом. Мне удалось устоять, а дальше стало легче. Он еще потрудился над моим лицом, но пару в нем уже не было.
Немного погодя он прилег – не от одного какого-то удачного удара, а от общей суммы набранных – и больше не встал.
На лице его не было ни одной метинки, которую я мог бы поставить себе в заслугу. Мое же, думаю, выглядело так, как будто его пропустили через мясорубку.
– Наверно, мне надо помыться перед ужином, – сказал я Милк-Риверу, забирая свой пиджак и револьвер.
– Да, черт возьми! – согласился он, разглядывая мое лицо. Передо мной возник пухлый человек в курортном костюме – он требовал внимания.
– Я мистер Тёрни из компании «Орилла колони». Правильно ли я понял, что за время своего пребывания здесь вы не произвели ни одного ареста?
Так вот кто меня разрекламировал! Мне это не понравилось – и не понравилось его круглое воинственное лицо.
– Да, – признался я.
– За два дня произошло два убийства, – напирал он, – в связи с которыми вы не предприняли ничего, хотя в обоих случаях улики вполне очевидны. Вы считаете это удовлетворительной работой?
Я молчал.
– Позвольте заметить, что это совершенно неудовлетворительно. – На свои вопросы он сам находил ответы. – И столь же неудовлетворителен тот факт, что вы взяли в помощь человека, – ткнув пухлым пальцем в сторону Милк-Ривера, – снискавшего репутацию одного из самых злостных правонарушителей в округе. Вы должны уяснить себе, что, если в вашей работе не произойдет коренных улучшений... если вы не проявите склонности делать то, для чего вас наняли, вы будете уволены.