Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
«Предположите... что вы в первый день примете миллиграмм этого яда, на второй день два миллиграмма; через двадцать дней, прибавляя в день еще по миллиграмму, вы дойдете до трех сантиграммов, то есть будете поглощать без всяких дурных для себя последствий довольно большую дозу, которая была бы чрезвычайно опасна для всякого человека, не принявшего тех же предосторожностей; наконец, через месяц, выпив стакан воды из графина, вы бы убили человека, который пил бы одновременно с вами, а сами вы только по легкому недомоганию чувствовали бы, что к этой воде примешано ядовитое вещество».
– Тогда все, – сказал я. Тогда все. Они боялись сбежать при живом Бейбе, понимали, что он их настигнет. Сю пыталась выработать в себе невосприимчивость к мышьяку, приучить к нему организм, постепенно увеличивая дозу, чтобы в один прекрасный день отравить еду Бейбу и самой есть без опаски. Она захворала бы, но не умерла, и полиция ее не заподозрила бы, потому что она тоже съела отравленную пищу.
Все сходится. После ссоры, в понедельник вечером, когда она написала Уэйлсу записку, убеждая его бежать поскорее, она попыталась форсировать подготовку, стала слишком быстро увеличивать дозы и перебрала. Вот почему перед смертью она проклинала Джо: план-то был его.
– Возможно, что она умерла от передозировки, пытаясь ускорить процесс, согласился Старик, но не обязательно. Есть люди, которые могут выработать в себе невосприимчивость к большим дозам мышьяка, но у них это, по-видимому, природный дар, особое свойство организма. А обычно полная попытка кончается так же, как у Сю Хамблтон, человек медленно травит себя, покуда кумулятивный эффект не приведет к смерти.
Бейба Маккулра повесили через полгода за убийство Святого Джо Уэйлса.
Убийство в Фэавэлле
"The Farewell Murder". Рассказ напечатан в журнале «Black Mask» в феврале 1930 года. Переводчик М. Банькин.
1
Я был единственным, кто сошел с поезда в Фэавэлле.
Сквозь дождь из под навеса для пассажиров ко мне шагнул человек небольшого роста, с хмурым плоским лицом. На нем была серая непромокаемая шляпа и пальто военного покроя того же цвета.
На меня он не смотрел. Взгляд его был прикован к чемодану и сумке у меня в руках. Он торопливо подошел, и ни слова не говоря, взял их у меня.
– Вас послал Кавалов? – спросил я.
Он повернулся ко мне спиной и, нагруженный моим багажом направился к автомобилю коричневого цвета марки «Стутц», который был припаркован на подъездной гравийной дорожке рядом с перроном. Вместо ответа он пару раз кивнул, даже не оглянувшись, и не прерывая своей целеустремленной рыси к автомобилю.
Я последовал за ним к машине.
За три минуты мы миновали поселок и дорога углубилась в холмы на западе. Асфальт под дождем блестел как спина тюленя.
Плосколицый спешил. Мы помчались так быстро, что вскоре потеряли из виду последние дома разбросанные по склону.
В это время мы покинули черное, блестящее шоссе и свернули свернули на более узкий, серый проселок, следовавший на юг вдоль поросшего лесом гребня холма. То тут, то там густые кроны деревьев сплетались у нас над головами, образуя подобие тоннелей длиной футов по сто и более. На ветвях собирались капли дождя и тяжело падали на крышу автомобиля. Под сводами тоннеля вечерний сумрак сгущался до ночной темноты.
Плосколицый зажег фары и еще прибавил скорости.
Он сидел прямо и напряженно, вцепившись в руль, а я занимал место на заднем сидении. На воротнике пальто и на стриженных волосах на затылке водителя блестели капельки влаги. Может это были капли дождя. А может пота.
Мы проносились как раз через один из тоннелей.
Внезапно плосколицый дернул руль влево и закричал:
– Аааааа!
Это был долгий, дрожащий, пронзительный визг, полный ужаса.
Я вскочил как пружина, чтоб посмотреть, что с ним случилось, но машина вдруг рванула вперед и меня бросило на заднее сиденье.
Сквозь боковое стекло я краем глаза заметил что-то темное, лежащее у дороги.
Я обернулся и посмотрел через заднее, менее залитое дождем стекло.
На краю придорожной канавы, слева, лежал на спине негр. Его тело выгнулось дугой, и, казалось, опиралось о землю только пятками и затылком. В его груди торчала рукоять ножа, по крайней мере шести дюймов длиной. Мы повернули и вынырнули из тоннеля.
– Стой! – крикнул я водителю.
Он сделал вид, что не слышит меня. «Стутц» мчался как вихрь.
Я положил руку на плечо водителю, и он снова завопил, будто мертвый негр схватил его за горло.
Я протянул руку и заглушил двигатель. Он отпустил руль, и, вцепившись в меня, стал что-то бормотать. Издаваемые им звуки не походили ни на одно известное мне слово.
Я навалился на водителя, схватился обеими руками за руль и прижал к нему плосколицего весом всего своего тела. Только благодаря этому и Божьей помощи «Стутц» не вылетел с дороги и остановился.
Я перестал расплющивать водителя и спросил:
– С ума сошли?
Он посмотрел на меня совершенно белыми глазами, вздрогнул и замолчал.
– Поворачивайте, – сказал я. – Давайте вернемся.
Он отчаянно замотал головой и снова издал звуки, которые были бы более понятны, будь они разборчивее.
– Знаете его? – спросил я.
Он покачал головой.
– Знаете.
И снова отрицательно замотал головой.
Я убедился, что единственное, чего от него добьюсь – это кивки.
– Отпустите руль. Я поведу.
Он распахнул дверь и выскочил из машины.
– Вернитесь! – закричал я.
Он попятился качая головой.
Я выругался, сел за руль и сказал:
– Хорошо. Ждите здесь, – и захлопнул дверь.
Он медленно отступал, глядя на меня испуганными побелевшими глазами, пока я разворачивал машину назад.
Чтоб вернуться, мне пришлось проехать больше, чем мне сперва казалось, по крайней мере милю.
Мне не удалось найти труп негра. Тоннель под деревьями был пуст. Если бы я знал точное место, где заметил его, я, возможно смог бы найти следы, как его унесли. Но я не успел запомнить никаких примет, чтоб отличить то место, которое искал, и нашел четыре или пять похожих.