Сотрудник гестапо
Шрифт:
Дубровский рассказал Алевтине, как отыскать дом сестер Самарских в Малоивановке.
– Может, попутная машина подвернется, тогда завтра же и возвратишься. А если нет - переночуешь в Малоивановке, а на другой день назад,- закончил он.
– А вдруг спросят, зачем я иду в Малоивановку?
– Скажешь, за продуктами. Возьми с собой для обмена что-нибудь. Кстати, там, на селе, гораздо выгоднее обменять можешь. Только не говори, что я тебя послал. Это никого не должно интересовать. Виктора приведешь к себе домой. Я сам к вам приду. Завтра наведаюсь, а если не вернетесь, послезавтра опять загляну. Договорились?
– Хорошо! Я попробую.
– А это,- Дубровский взял со стула небольшой сверток и подал Алевтине,- продукты. Немного хлеба, плавленый сыр и французские сардины. Чтобы Виктор у вас нахлебником не был.
– И долго он у нас жить будет?
– Дня два, не больше. Со мной повидается и уйдет обратно в Малоивановку. Там ему вольготнее.
– Леонид! А когда же ты меня на работу устроишь? Или уже забыл о своем обещании?
– Нет, не забыл. Считай, что ты уже работаешь. Будешь выполнять мои поручения. Для начала вот тебе сорок семь оккупационных марок.
– Такая работа мне нравится. А какой-нибудь документ ты мне выдашь?
– А как же! Не пройдет и недели, получишь охранную грамоту. С таким удостоверением на биржу труда тебя больше не вызовут.
– Ив Германию не пошлют?
– Не пошлют, не пошлют, не бойся.
– Спасибо тебе, Леонид. Большое спасибо тебе за помощь. Если бы не ты… Даже страшно подумать… А теперь, когда ты рядом, я ничего не боюсь.
– И правильно делаешь. Волков бояться - в лес не ходить.
– Леонид, а этот мальчонка знает, что ты у немцев работаешь?
– Должен знать. Во всяком случае, можешь сказать ему об этом. Тут никакого секрета нет.
– А если наши придут, как оправдаешься?
– Там видно будет. К тому же совесть моя чиста. Я свои руки кровью советских людей не запачкал.- Дубровский поднялся из-за стола.- А сейчас мне пора идти.
– Как же так? А чай? А варенье? Подожди, я сейчас, я быстро.
Алевтина суетливо достала из буфета чашки, вазочку с вареньем и, распахнув дверь комнаты, крикнула:
– Мама, ну скоро вы там?
Не прошло и минуты, как небольшой алюминиевый чайник стоял на столе. Отказать себе в удовольствии выпить стакан горячего чая с вареньем Дубровский не мог. Да и не хотелось расстраивать Алевтину, которая с нескрываемой радостью собиралась попотчевать его домашним вареньем.
– Хорошо! Остаюсь пить чай,- сказал он. Дубровский присел к столу и, будто вспомнив о чем-то, задумчиво спросил:
– Аля, ты Михаила Высочина не знаешь?
– Нет. А кто это?
– Так, один местный житель.
– А Гаврилу Крючкина?
– Тоже не знаю.
– А Иванова?
– Ивановых много.
– Василия Иванова. Того, который в горкоме партии работал.
– Этого знала. Он с мужем моим дружил. Я ведь тебе говорила, что муж в НКВД работал.- Алина мать с укоризной посмотрела на дочку. А та как ни в чем не бывало продолжала: - Он по службе довольно часто встречался с Василием Ивановым и несколько раз приводил его к нам в дом. Помню, красивый такой, статный мужчина был. Когда вернулись из эвакуации, слышала, от знакомых, что немцы его расстреляли.
Дубровский положил в чашку крупицу сахарина и, помешивая чай, задумался.
– Леонид, по-моему, тебя что-то тревожит,- проговорила Алевтина.- Скажи честно, что?
– Да нет, ничего. Просто вспомнил, что не выполнил одну просьбу. Тут один чех со мной дружит… Неплохой парень. Знает, что я на свидание отправился. Вот и просил, чтобы я узнал, нет ли у тебя хорошей подруги, чтобы с ним познакомить.
– Подруги есть, только неловко мне их с гестаповцем знакомить. Я ведь и с тобой-то когда гуляла, боялась, как бы кто из друзей не встретился.
– А ты не бойся. И среди гестаповцев честные люди есть.
– Теперь-то я вижу. Но ведь другим-то этого не объяснишь.
– Это верно. И все-таки когда вернешься из Малоивановки, поговори с кем-нибудь из своих подруг. Уж очень мне хочется выполнить просьбу этого чеха.
Положив в рот ложку вишневого варенья, Дубровский воскликнул:
– Ах, какая прелесть! Давно ничего подобного не пробовал!
– Все в мире относительно,- сказала Алевтина.- Небось до войны и не глянул бы на такое - сплошной сахар. А теперь и это, старое, чудом кажется.
– И то правда,- заметила Алина мать, до того не вмешивавшаяся в разговор молодых людей.
– Возможно. Дай бог, живы останемся, я всю жизнь это варенье помнить буду.
– Ну вот видишь, а хотел уходить,- укоризненно сказала Алевтина.
– Спасибо, что уговорила остаться!
– Дубровский поднялся из-за стола.- А теперь мне действительно пора. Так что ты решила насчет подруги?
– А чего решать. Есть у меня одна, Ниной зовут. Когда вернусь из Малоивановки, пригласим тебя вместе с твоим чехом. Только с угощением у нас плоховато.
– Ничего. Мы с собой чего-нибудь прихватим. А можем в кино вместе сходить.
– Хорошо. Там видно будет.
– Значит, договорились. Обрадую Макса.
Он подал Алевтине руку. Она пожала ее и, внезапно поднявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку. Увидев это, мать Алевтины сокрушенно вздохнула, а когда Дубровский скрылся за дверью, сказала:
– Он-то, может, перед нашими и оправдается, а вот ты-то как перед мужем оправдываться будешь?
– Не зверь же он, поймет, каково нам здесь без него было,- буркнула Алевтина.- Давайте, мама, спать. Мне завтра пораньше подняться надо. Уйти я должна из Кадиевки. Может, следующую ночь и ночевать не придется дома…