Сотрудник гестапо
Шрифт:
– Конечно. У меня есть знакомые среди немцев. Пристроим Ивана так, чтобы в добровольцы не взяли. Мы же теперь друзья? Значит, должны помогать друг другу.
– Спасибо вам, Леонид,- сказала с нежностью Валентина и погладила его руку.
– А у меня завтра день рождения!
– выпалила Елена.
– Сколько же вам исполнится?
– спросил Дубровский.
– Ровно двадцать.
– Счастливая,- мечтательно проговорила Валентина,- А мне двадцать будет только в декабре. Еще дожить надо…
Дубровский и Козюков рассмеялись.
– Чего вы смеетесь?
– обиделась Валентина.
– Смеемся, что и ты будешь счастливая в декабре,- ответил Дубровский,- К великому сожалению, не знаем, какого числа.
– Восемнадцатого.
– Эту дату я запомню. Если не будем вместе, письмо пришлю.
Перед расставанием договорились отметить день рождения Елены.
– Знаете, Леонид,- смущенно сказала Валентина,- если у вас есть гражданский костюм, то можно завтра вечером посидеть у нас дома. Правда, Ленка?
Та молча кивнула.
– А то нам перед соседями неудобно, если вы в немецкой форме придете,- пояснила Валентина.
– Я понял. Осталось выяснить, где вы живете.
– Иван знает. Договоритесь с ним. Вместе и приходите часов в восемь.
Попрощавшись с девушками, Дубровский отправился провожать Ивана Козюкова. Оказалось, что тот работает всего в трех кварталах от здания, где располагался штаб тайной полевой полиции. По дороге Иван признался Леониду, что неравнодушен к Елене.
– Хорошая девчонка. И товарищ настоящий.
– А ты давно ее знаешь?
– спросил Дубровский.
– Почти полгода уже.
– А Валентину?
– И Валентину тоже. Они вместе дружат.
– Валентина тебе нравится?
– Она хорошая. Правда, несмышленая еще, все стесняется. А с Ленкой мы как муж и жена живем,- доверительно сказал Козюков.- Только расписываться пока не торопимся.
– Почему так?
Иван замялся, но потом ответил уклончиво:
– Немецкие документы, они ведь сейчас хороши. А расписываться на всю жизнь надо.
– Что ж, логично.
Теперь Иван Козюков показался Дубровскому не таким уж простым и бесхитростным парнем, каким казался всего минуту назад. Они условились встретиться завтра вечером. Леонид пообещал раздобыть бутылку вина, а Иван заверил, что принесет свежий хлеб.
И действительно, когда они увиделись на другой день, у Ивана как-то неестественно оттопыривалась куртка. Со стороны могло показаться, что у этого молодого парня уже обозначился живот.
– Что это с тобой?
– удивился Дубровский.
– Целая буханка,- лукаво проговорил Козюков.- На, потрогай, тепленькая еще.
Только теперь Дубровский уловил аромат свежевыпеченного хлеба.
– Молодец! Слово держать умеешь,- сказал он.- И я не подвел. Целую бутылку французского вина выменял у чеха на сигареты.
– Вот Ленка обрадуется! Настоящий пир в её день рождения устроим. Наверно, и девчонки что-нибудь приготовили.
Небольшой квадратный стол выглядел празднично. Кроме бутылки вина и целой горки тоненьких ломтиков белого хлеба на столе на глубокой тарелке дымилась молодая картошка, присыпанная укропом; одна-единственная селедка, разделанная на маленькие дольки, отливала синевой на фоне белых кружочков лука. Яблоки и сливы лежали на небольшом хромированном подносе. А букет ярко-красных и бордовых георгинов торчал из обыкновенного трехлитрового бидона, возвышаясь над всем столом.
Елена и Валентина, радостные и возбужденные, пригласили парней к столу и, пока те усаживались на табуретки, исподволь наблюдали, какое впечатление производит на них приготовленный стол. Перехватив пытливый взгляд Валентины, Дубровский всплеснул руками:
– Ба-а, да здесь барский стол! По нынешним временам и у немцев не часто такое бывает.
– Какой же барский, когда масла к картошке достать не смогли,- смущенно проговорила Елена.
– Была бы соль, а масло не обязательно. И так все съедим,- успокоил ее Дубровский.
Он взял бутылку вина и, так как штопора у девушек не было, вогнал пробку в бутылку обыкновенным карандашом. Потом разлил розовый прозрачный напиток в граненые стаканы и взяв свой в правую руку, встал.
– Милая Леночка,- сказал он с расстановкой, как бы взвешивая каждое слово,- сегодня, в этот радостный для тебя и для нас день, еще грохочут пушки, льется людская кровь, пылают города и села. Желая тебе здоровья и многих лет жизни, мне хочется пожелать еще, чтобы к следующему дню твоего рождения, когда тебе исполнится двадцать один, без перебора,- улыбнулся Дубровский,- закончилась эта стрельба, чтобы только трели жаворонков да соловьиное пение тревожили твой слух. Желаю тебе много счастья…- Дубровский запнулся, посмотрел на Ивана Козюкова и повторил: - Желаю вам большого, настоящего счастья.
Поняв намек, Елена смутилась, потупила взор, на ее щеках заиграл румянец. А непонятливая Валентина перебила Дубровского:
– Так хорошо говорили - и вдруг на «вы» перешли. Мы же теперь друзья. Давайте друг к другу на «ты» обращаться.
– Предложение принимается!
– воскликнул Дубровский.
– За твое счастье, Леночка!
Он чокнулся с каждым и залпом осушил стакан. Валентина поперхнулась. Поставив стакан, она прокашлялась и сказала:
– Какое горькое. И как его только люди пьют? Все рассмеялись.
Выяснилось, что она впервые в жизни попробовала вино.
– Ничего, еще научишься,- успокоил ее Дубровский.- Я тоже поперхнулся, когда первый раз пил.
– А сколько вам было?
– спросила Валентина.
– Почему «вам», а не «тебе»? Сама же на «ты» предлагала.
– Ну, ладно. Тебе сколько было лет?
– Случилось это на выпускном вечере, когда десятилетку закончил. И было мне тогда семнадцать лет.
– А сейчас сколько?
– не унималась Валентина.
– Теперь уже двадцать три. Видишь, какой я взрослый.