Сотрудник гестапо
Шрифт:
– Да! Мы живем с ним вместе. По-моему, он хороший работник. Правда, не в меру жесток, но такова обстановка. Если мы не расправимся с нашими врагами, тогда это сделают они.
– Браво! Господин Дубровский, вы свободны. Да! И еще. Прежде чем решите вербовать ваших новых знакомых, посоветуйтесь со мной.
– Слушаюсь, господин полицайкомиссар! Раньше я не решался зайти к вам сам. Но ваша воля для меня закон. Я обязательно посоветуюсь с вами, если увижу, что эти люди могут быть нам полезны.
– Желаю успеха, господин Дубровский.
Леонид уже протянул руку, чтобы открыть дверь, когда она распахнулась и в кабинет Майснера вбежал взволнованный адъютант.
– Господин полицайкомиссар,- воскликнул он с порога,- только что по радио передали сообщение из главной квартиры фюрера! Сегодня утром наша армия перешла в решительное наступление на Восточном фронте…
– Где? На каком участке?
– нетерпеливо перебил его полицайкомиссар.
– Под Курском…
Майснер быстро встал, подошел к висевшей на стене карте. Дубровский не ожидал такой подвижности от этого чрезмерно жирного человека. Он на минуту задержался в дверях, посматривая на карту, возле которой топтался полицайкомиссар.
– Я так и думал! Именно здесь, под основание этого клина, ударят наши армии! Здесь окончательно решится судьба России! Вы слышите, Дитрих? Это говорю я, а я разбираюсь в политике.- Он вытащил носовой платок и вытер багровую, вспотевшую шею.
Дубровский вышел за дверь. Его тоже охватило волнение. Сообщение из главной квартиры фюрера пришло как-то неожиданно. Тревожно колотилось сердце. Захотелось хоть с кем-нибудь поговорить. Узнать, как относятся немцы к этому известию.
Он решил повидать фельдфебеля Вебера, с которым в последние дни у него установились доверительные отношения.
– Георг, вы уже слышали?
– спросил он, зайдя в канцелярию и изображая счастливую улыбку.
– Что вы имеете в виду?
– Сообщение из главной квартиры фюрера о нашем наступлении.
По тому, как резко Георг Вебер оторвался от бумаг, разложенных аккуратно на его столе, по тому, как вопросительно вскинул белесые брови, Дубровский понял, что тот ничего еще не знает.
– Об этом только что передали по радио. Наши войска рано утром начали наступление на Курском выступе.
– Наконец-то! Мы долго ждали этой минуты,- сказал Георг Вебер.- Теперь русские дорого заплатят за Сталинград. Мы начисто срежем этот выступ, и германская армия неудержимо двинется на восток. А как вы думаете, Леонид?
– Думаю, что вы правы. Фюрер взвесил все. Наше командование сосредоточило несметные силы на этом участке Восточного фронта.
На какое-то мгновение взгляды их встретились. Дубровскому показалось, что Вебер его не слушает. В его потускневших глазах сквозила тоска. Но, тут же овладев собой, он сказал с задором:
– Леонид, вы еще вспомните мои слова! Это начало конца русского сопротивления. Война с Россией закончится нашей победой еще в этом году. Хайль Гитлер!
– Хайль Гитлер!
– ответил Дубровский, вскинув руку, и, поняв, что разговор окончен, вышел из канцелярии.
Всю последующую неделю он жадно ловил вести с фронта. Сообщения из главной квартиры фюрера передавались по радио три раза в день. Геббельс вещал на весь мир о том, что русская оборона прорвана в некоторых местах на десятки километров. Фашистская Германия ликовала. Командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Манштейн доложил Гитлеру, что его войска разгромили русские армии, прикрывавшие Курск с юга. «Советская армия уже не в состоянии обороняться», «Русские не выдержали натиска новейших германских танков» - пестрели заголовки немецких газет.
И чем больше Дубровский вынужден был проявлять свою радость по поводу триумфального наступления немецких войск, тем тоскливее становилось у него на сердце. Еще бы! В подтверждение успехов гитлеровской армии, о которых на все лады трезвонила крикливая геббельсовская пропаганда, он увидел в Сталино нескончаемые колонны фашистских танков. Покрытые толстым слоем пыли, они громыхали по улицам города, устремляясь на юг.
Откуда мог знать Дубровский, что в этой спешной переброске немецких танков на юг есть и его заслуга. Всего несколько дней назад из расположения советских войск вернулась Светлана Попова, которая доставила командованию немецкой армии копию оперативной карты Южного фронта русских. Одного взгляда на эту карту было достаточно, чтобы понять, что именно здесь, на юге, советские войска изготовились к наступлению.
Русская оперативная карта была немедленно доставлена командующему группой армий «Юг» фельдмаршалу Манштейну. Не раздумывая долго, Манптейн снял из-под Белгорода две танковые дивизии «Викинг» и «Мертвая голова» и бросил их в спешном порядке на защиту Донбасса.
Правда, через две недели фельдмаршал Манштейн пожалел об этом. Начавшееся ранним утром контрнаступление русских на белгородском направлении заставило его срочно вернуть эти дивизии под Белгород.
А еще через несколько дней тон Сообщений из главной квартиры фюрера резко изменился. В них появились раздраженные нотки о необходимости выравнивания линии фронта. Стали перечисляться населенные пункты, вынужденно оставленные германскими войсками. Сотрудники ГФП-721 помрачнели, притихли в недоумении. Ликуя в душе, Леонид Дубровский изобразил скорбную мину.
Он по-прежнему встречался с Валентиной и ее друзьями Леной и Иваном Козюковым, с которыми мог поделиться своими мыслями. Неожиданно в Сталине и его окрестностях появились листовки со сводками Советского информбюро. Они были написаны от руки или напечатаны на пишущей машинке.
На одном из утренних построений полицайкомиссар Майснер, потрясая в воздухе целой стопкой таких листовок, распекал сотрудников тайной полевой полиции за неумение работать. Поминутно вытирая платком запотевшую шею, он кричал:
– В эти дни, когда цвет нации проливает кровь на полях сражений, вы должны в поте лица трудиться на своем посту, чтобы обеспечить победу немецкого оружия! А вместо этого у вас под носом распространяются листовки с большевистскими воззваниями, расхищается военное снаряжение! А не далее как вчера неподалеку от Сталино пущен под откос наш воинский эшелон. И это в то самое время, когда русские перешли в наступление и германское командование напрягает силы, чтобы сдержать их!
Стоя в строю, Дубровский опустил голову, потупив взор в землю. Он боялся встретиться взглядом с полицайкомиссаром Майснером, боялся выдать охватившее его волнение. «Значит, не все упущено, значит, жмут наши. Теперь уже не зимой, а летом немцы вынуждены отступать»,- раздумывал он, вслушиваясь в отрывистую речь шефа.