Советский тыл 1941–1945: повседневная жизнь в годы войны
Шрифт:
Еще одной проблемой было само состояние молочных кухонь. Многие из них располагались в грязных, не отвечавших санитарным нормам помещениях. Обычным делом было приготовление молочных смесей и детского питания в той же комнате, что использовалась для приема и мытья грязной посуды. Канализация или водопровод с чистой водой были редкостью. До войны некоторые кухни содержали в подвальных помещениях при больницах и детских поликлиниках, что казалось разумным, пока не становилось ясно, что это увеличивало риск для здоровья, поскольку помещения и водопровод там легко подвергались загрязнению вследствие близости к неутилизированным медицинским отходам. Несмотря на всю их очевидную важность, молочные кухни оставались для советской плановой системы малозначимыми, и потому никаких решений по производству специального оборудования и стеклянной посуды для них не принимали. Молочные кухни страдали даже от нехватки базового оснащения – печей, автоклавов, холодильников или холодильных элементов. Им недоставало (это было проблемой и в поздний сталинский период) чистой посуды и контейнеров для раздачи молока и смесей, а потому их приходилось переливать в загрязненные бутылки или другие емкости, которые приносили сами матери. Даже там, где молочные кухни были снабжены необходимым инвентарем, сотрудники не всегда знали, как им пользоваться, а если и знали, то не всегда делали это, соблюдая правила санитарии и гигиены. Причиной тому была элементарная необразованность: сотрудники кухонь, включая прикрепленных врачей и медсестер, не изучали фундаментальных основ гигиены [84] .
84
ГА
Война не означала, что a priori спрос на молочные кухни будет расти. С одной стороны, уменьшение рождаемости и волна младенческой и детской смертности резко сократили число детей, нуждавшихся в молоке. С другой – потребность в молоке существенно выросла с притоком в тыл эвакуированных детей и наймом на работу огромного числа молодых истощенных матерей, которые в мирное время и при нормальном питании могли бы оставаться дома и кормить детей грудью. Поскольку большинству этих женщин молоко на рынке было не по карману, единственным его источником могли быть только молочные кухни.
Какой из указанных выше факторов оказывал наибольшее влияние на состояние сферы детского питания, мы не знаем. Но знаем, что в начале 1942 г. (до эвакуации детей из блокадного Ленинграда и резкого роста уровня смертности среди грудных и маленьких детей) руководители советского здравоохранения оценивали возможности всех молочных кухонь и яслей в обеспечении населения детским питанием на 36,4 %. По данным Наркомздрава РСФСР, к концу 1942 г., несмотря на расширение сети молочных кухонь, 552 800 младенцев и 1 122 402 детей в возрасте от 12 до 36 месяцев оставались не охвачены яслями или молочными кухнями [85] .
85
Там же. Д. 440. Л. 49; Д. 529. Л. 67, 68.
Ясно, что в условиях войны из-за сокращения производства товаров невоенного назначения, а также ограниченных возможностей для размещения молочных кухонь, функциональность системы детского питания давала сбои из-за тех же изъянов, что и до войны. Тем не менее основной проблемой был уже не устаревший инвентарь или недостаточная стерильность, а простая нехватка молока, сопровождавшаяся дефицитом манной и других мягких круп, таких как рис, которые грудные и малолетние дети могли легко переварить. Кухням приходилось прибегать к различным заменителям, многие из которых были небезопасны. Один из них – солодовое молоко, приготовленное из небольшого количества цельного молока, разбавленного водой в пропорции 1:9 и сдобренного щепоткой муки или сметаны, а иногда просто растительным маслом. Помимо того, что молочные кухни не всегда использовали для приготовления детского питания прокипяченную воду, полученную смесь могли употреблять в пищу лишь подросшие дети. К тому же необходимо учитывать, что ее питательность сама по себе была под большим вопросом. Кормить младенцев этой смесью было нельзя: ее среда была слишком кислотной; смесь становилась опасной для их жизни из-за того, что ее нельзя было пастеризовать, она вызывала рвоту и диарею. Другим заменителем молока было дрожжевое молоко – смесь коровьего молока, дрожжей и масла, которое могло дать детям по крайней мере какое-то количество питательных белков [86] .
86
О солодовом молоке см.: ГА РФ. Ф. 8009. Оп. 21. Д. 44. Л. 18 об., 35, 36 об. Независимо от возможных преимуществ, дрожжевое молоко появилось только к концу
1943 г. Центральный научно-исследовательский педиатрический институт Наркомздрава СССР разработал подробные инструкции по его изготовлению только в октябре 1943 г., см.: Там же. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 2136. Л. 170–172.
Специальное постановление о детском питании от 27 октября 1942 г. определило, что все дети в возрасте до 12 месяцев должны были потреблять 7 л молока в месяц (230 мл в день), а дети от 12 до 36 месяцев – 5 л (165 мл в день) [87] . Но эта планка была недосягаема: в 1942–1943 гг. дефицит молока в тыловых областях стал тотальным. В начале 1943 г. не было ни единого тылового города, который бы не сигнализировал об острой нехватке молока для грудных и маленьких детей. Летом 1942 г. органы здравоохранения Московской области приложили немало усилий для восстановления сети молочных кухонь и специальных детских пищевых станций, достигнув снабжения необходимым объемом молока всех детей до четырех лет. Но уже к осени дальнейшее развитие этой сети прекратилось. «В настоящее время развитие работы молочных кухонь и пищевых станций замедлилось ввиду катастрофически малого количества поступающего молока. Если летом в среднем ребенок в яслях и молочной кухне получал 250–300 грамм молока, то сейчас по 10–15 грамм. На 150200 детей приходится 3–4 литра молока, так в г. Бабушкине получали на 400 детей 20 литров молока, в Пушкине на 350 детей – 15–20 литров молока. В Орехово-Зуеве дети совсем не получали молока, в Балашихе питается с молочной кухни 353 человека детей, получали молока по 2 литра в день. В последнее время стали отпускать солодовое молоко, причем никто не знает его состав, неизвестно для каких детей его можно применять, как его разводить. НКЗ необходимо дать разъяснение по этому вопросу» [88] .
87
Там же. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 570. Л. 32 (Постановление СНК СССР от 27 октября 1942 г. № 1739 «О мероприятиях по улучшению работы органов Наркомздрава и детских учреждений, о медобслуживании детей и усилении питания нуждающихся детей»). Подробнее это постановление рассмотрено ниже в разделе «Лечебные меры».
88
Там же. Д. 1263. Л. 123–125.
В начале 1943 г. органы здравоохранения Башкирии отмечали, что «вопрос с питанием детского населения Башкирии в настоящее время стоит исключительно напряженно. В последние месяцы в целом ряде детских яслей городов и районов отсутствуют необходимые продукты питания, особенно молоко, в результате чего имеет место значительное количество детей, страдающих дистрофиями» [89] . В Чкаловской области молочные кухни прибегали к покупке нескольких литров молока в день на колхозных рынках. В Удмуртии единственным населенным пунктом, снабженным хоть каким-то количеством молока, был Ижевск – приблизительно 20 л в день, то есть только около 5 % от того, что требовалось городу. Свердловская область докладывала о полном прекращении поставок молока, что привело к закрытию молочных кухонь. Лишь кухни в самом Свердловске получали ограниченные поставки молока, но даже они происходили нерегулярно и с большой задержкой [90] . Поэтому кухни были вынуждены готовить детские смеси только на основе воды и небольшого количества манной крупы [91] . И речи не могло идти о цельном молоке и богатых белками молочных продуктах. Даже детские больницы не снабжали молоком. В феврале 1943 г. Куйбышевская инфекционная больница получала всего 1 л молока в день на 120 детей. Положение Кировской инфекционной больницы было чуть лучше: она получала по 3 л в день и делила их на 186 детей [92] .
89
Там же. Д. 515. Л. 115 об.
90
Там же. Ф. 8009. Оп. 21. Д. 44. Л. 18–18 об., 35–36 об.
91
В кратком сообщении о работе молочных кухонь в Нижнем Тагиле (втором по величине городе Свердловской области) на протяжении всего 1943 г. говорится: «В Нижнем Тагиле имеется молочных кухонь на 3000 детей, и все они готовят по трафарету
92
Там же. Д. 1250. Л. 25 об.
Дефицит молока был вызван несколькими причинами. Главной было уменьшение поголовья молочного скота (в основном коров, но также овец и коз) и резкое падение удоев. Все это происходило по одной причине – из-за нехватки кормов [93] . Животные страдали от продовольственного кризиса точно так же, как и люди. В дополнение к этому дети всех возрастов вынуждены были «бороться» за молоко наравне с некоторыми другими группами населения, которые, по преобладавшему среди медиков того времени мнению, также остро нуждались в нем. Наиболее яркий пример – люди, страдавшие от туберкулеза или работавшие с токсичными металлами (в особенности со свинцом и свинцовыми соединениями) или другими опасными для здоровья материалами и веществами. Ситуация усугублялась тем, что молоко, в котором остро нуждались дети, иногда уходило не по назначению, а в столовые для взрослых [94] .
93
Там же. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 210. Л. 447.
94
Там же. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 573. Л. 40 об.
Молочные кухни старались компенсировать дефицит животного молока за счет привлечения кормящих матерей, готовых сдавать свое грудное молоко. Эти женщины должны были получать особый рацион, хотя город далеко не всегда мог его обеспечить. Некоторые города, в особенности на Урале, отмечали относительный успех в данном деле, но количество сданного материнского молока сколько-то существенно не решало проблемы нехватки молока [95] . Только к концу 1944 г. стало наблюдаться улучшение положения с молочными поставками. Они все еще были недостаточными, но среднее потребление молока на душу населения в городах начало заметно увеличиваться. Почти все молоко поставляли не централизованно, а из личных и подсобных хозяйств, а также с колхозных рынков [96] .
95
Там же. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 573. Л. 9, 10, 40 об., 41, 52; Д. 1226. Л. 65; Д. 2136. Л. 37, 38.
96
По утверждению У. Г. Чернявского, государство поставляло лишь 12,7 % от общего объема молока, потребляемого городским населением в 1942 г., и 14,6 % – в 1944 г. (к сожалению, он не приводит цифр по критическому 1943 г.). В течение 1944 г. поставки молока из подсобных хозяйств обеспечивали городское население в среднем на уровне 118 мл молока на одного человека в день, см.: Чернявский У. Г. Война и продовольствие: Снабжение городского населения в Великую Отечественную войну (1941–1945 гг.). М., 1964. С. 150, 185. Принимая во внимание тот факт, что не все горожане пили молоко, но преимущественно дети и приоритетные группы взрослых, можно предположить, что потребление молока детьми было выше средних значений.
Что было удивительным в этом кризисе – а острый дефицит молока был действительно кризисом, – так это то, что он совпал с резким снижением младенческой смертности. Это парадоксально, ведь такая серьезная нехватка молока должна была спровоцировать увеличение младенческой смертности хотя бы по трем очевидным причинам: рост числа желудочно-кишечных инфекций из-за замены молока искусственными смесями, содержащими загрязненную воду, голод и вызванный голодом туберкулез. Тем не менее, как было отмечено ранее, младенческая смертность не только не выросла, но резко снизилась в 1943 г. по сравнению с 1942 г. Так что к концу 1943 г. коэффициент младенческой смертности в основных регионах был даже ниже, чем в 1939 г., и это падение сложно объяснить. Падение уровня рождаемости, конечно, сыграло определенную роль: история разных обществ показывает, что снижение рождаемости приводит к снижению коэффициента младенческой смертности, так как легче ухаживать за меньшим количеством детей. Однако кроме краткосрочного скачка в коэффициенте младенческой смертности во время голода 1947 г. улучшение этого показателя продолжалось и после окончания войны, даже когда уровень рождаемости по стране быстро рос. Государственная политика по ужесточению эпидемиологического контроля и более серьезное обучение в санитарно-гигиенической области также сыграли свою положительную роль. Но эффект от них стал реально ощутим гораздо позже – лишь в послевоенный период [97] . В значительной мере это резкое и продолжительное снижение коэффициента младенческой смертности так и остается неожиданным и парадоксальным.
97
Более подробно см.: Filtzer D. The Hazards of Urban Life in Late Stalinist Russia. Ch. 5.
Ясли
Ясли, принимавшие детей от рождения до детсадовского возраста, имели большую экономическую и медицинскую важность. С точки зрения экономики они позволяли матерям новорожденных и совсем маленьких детей поступать на работу на производство. С медицинской точки зрения ясли были важным элементом в системе защиты детского здоровья, хотя и испытывали огромные сложности, схожие с теми, что были у молочных кухонь. Некоторые из их проблем были структурными, связанными с отношением к уходу за ребенком и компетентностью персонала, другие возникали из-за трудностей войны. Когда дети поступали в ясли, они уже страдали от потери веса и недоедания, и ясли, даже при крупных оборонных заводах, не могли улучшить их состояние. Проверки в яслях, прикрепленных к оборонным заводам Свердловской области, в течение первой половины 1942 г. выявили, что большая часть детей, родившихся с нормальными показателями веса, уже серьезно отставала в весе к моменту их поступления в ясли и продолжала терять его, даже находясь в яслях. В некоторых яслях удавалось достичь временного улучшения положения с детским питанием за счет привлечения дополнительных ресурсов в летнее время. Но кардинального перелома ситуации добиться не удавалось, и к концу 1942 г. в некоторых яслях отмечали очень высокий уровень смертности [98] . В конце 1942 г. в Ярославле даже в «самых лучших яслях» было выявлено 13–18 % детей, страдающих от недоедания, и 20–30 % – от рахита. Детский рацион состоял почти полностью из углеводов, поскольку ясли получали лишь самое незначительное количество молока или витаминосодержащих овощей. Многие дети набирали вес, но их вес был ниже возрастной нормы, и потому в условиях потери веса, хотя и медленной, туберкулез становился обычным явлением [99] .
98
ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 573. Л. 10, 19, 20, 52. Ясли при Верх-Исетском металлургическом заводе в Свердловске (на котором также размещался эвакуированный из Киева в августе 1941 г. кабельный завод) зафиксировали 11 %-й уровень смертности во второй половине 1942 г. В г. Лысьве (Молотовская обл.) приблизительно 16 % детей в городских яслях умерли в январе-июне 1942 г., большинство – от пневмонии или желудочно-кишечных инфекций, см.: Там же. Л. 2 об., 3.
99
Там же. Д. 1983. Л. 174.