Советский тыл 1941–1945: повседневная жизнь в годы войны
Шрифт:
История повседневности (Alltagsgeschichte), зародившаяся как исследовательский тренд в германской историографии 1980-х гг., набрала популярность и в постсоветских исследованиях советского социума [55] . Используя историко-антропологический подход вместо историко-партийного, преобладавшего в советской историографии, сегодняшние исследователи сместили фокус на материальные, культурные и частные стороны жизни простых людей в тылу [56] . Внимание к быту и будням простых граждан созвучно преобладающему в немецкой науке направлению: акцент на человеке, на его частной истории в конкретных обстоятельствах, на «поведении людей в повседневной жизни» [57] .
55
Кринко Е. Ф., Тажидинова И. Г., Хлынина Т. П. Повседневный мир советского человека 1920-1940-х гг.: жизнь в условиях социальных трансформации. Ростов н/Д., 2011. С. 9–25.
56
Козлов Н. Д. Повседневная жизнь
57
Steege P., Bergerson A. St., Healy M., Swett P. E. The History of Everyday Life: A Second Chapter // The Journal of Modern History. 80 (June 2008). P. 361. Естественно, жизнь простых граждан может многое сказать о власти и, наоборот, материальное и идеологическое измерения войны неразрывны, см.: David-Fox M. The People’s War: Ordinary People and Regime Strategies in a World of Extremes // Slavic Review 75. No. 3 (Fall 2016). P. 551–559.
С «прозой повседневной жизни» нас знакомит статья Михаила Ю. Мухина «Советские авиастроители в годы Великой Отечественной войны: повседневная жизнь на фоне войны». Авиастроение имело огромное значение для Советского Союза в годы войны. Однако Мухина интересует не столько его вклад в победу, сколько суровая повседневность советских авиастроителей в годы войны – вопросы жилья, питания, организации производства и др., на которую также наложила свой отпечаток эвакуация предприятий на сотни километров на восток. Их положение, как и в целом по стране, было удручающим, особенно в 1941 г.
Не удивительно, что в таких условиях молодые, не очень хорошо обученные, плохо одетые и обутые рабочие массово дезертировали с предприятий. Но, учитывая недостаток рабочих рук, руководители предприятий зачастую не сообщали об этом властям, полагая это контрпродуктивным (позиция Мухина совпадает в данном вопросе с позицией Крага). Более уместным они считали поощрять наиболее способных и квалифицированных работников. Вопреки тяжелейшим условиям производительность в этом секторе военного производства росла, причем во многом благодаря «трудовому энтузиазму»: «персонал авиапредприятий массово участвовал в соцсоревновании, стахановском и ударническом движениях, движении «двухсотников» и др.». И этот энтузиазм компенсировали разными формами натуральных поощрений: правом на дополнительное питание, продуктовыми пайками, промтоварами и др.
Именно «нормальное питание» было приоритетом советской повседневности военного времени. Это был вопрос жизни и смерти [58] , особенно в 1942 г. Выживание многих зависело от их подсобных хозяйств и огородов. Об этом пишет Эуридика Чарон Кардона в своей статье «Движение огородничества в советском тылу в 1941–1945 гг.» Государство инструментализировало огородничество как патриотический долг. Так оно переложило ответственность за продовольственное обеспечение на самих граждан, высвободив тем самым необходимые ресурсы для передовой. В результате война способствовала передаче навыков огородничества, в том числе последующим поколениям, привила культуру огородничества советскому обществу [59] . В войну это помогло советскому государству и людям выжить.
58
Hunger and War: Food Provisioning in the Soviet Union during World War II // eds. D. A. Filtzer, W. Z. Goldman. Bloomington, Indiana: Indiana University Press, 2015. P. 17, 24–25, 43, 286, 302.
59
Кардона Э. Ч. Движение огородничества в советском тылу в 1941–1945 гг.
Ежедневное взаимодействие государства со своими гражданами формировало советский образ жизни в тылу [60] . Статья Евгения Ф. Кринко «Пропаганда и слухи в повседневной жизни советского тыла (1941–1945)» ярко иллюстрирует это взаимодействие. С одной стороны, официальная пропаганда Совинформбюро, с другой – слухи и сплетни являлись двумя главными источниками информации для населения Советского Союза. Кринко утверждает, что сам феномен сплетен и слухов в советском обществе подогревался глубоким расхождением между государственной пропагандой и реальным военным опытом: официальная и неофициальная информация сосуществовали, формируя «две правды» о состоянии дел. Желая предотвратить растерянность и панику, государство объявило распространение слухов уголовным преступлением; так оно, правда, с переменным успехом, пыталось контролировать недоступные ему «сферы жизни».
60
Fitzpatrick Sh. Everyday Stalinism: Ordinary Life in Extraordinary Times; Soviet Russia in the 1930s. Oxford, UK: Oxford University Press, 1999. P. 3.
Интимные отношения между супругами, которые и являются смысловым центром «гендерной проблематики», затронуты Ириной Г. Тажидиновой в ее исследовании «Испытание верностью: по материалам частной переписки военнослужащих Красной армии с женами в период Великой Отечественной войны». До нынешнего времени вопрос, как женщины справлялись в войну с отсутствием полноценной половой жизни, находился вне поля зрения советских исследователей. Однако сохранились преимущественно личные фронтовые письма мужей женам; писем от жен на фронт известно крайне мало. Методологическое новаторство Тажидиновой заключается в том, что она пытается на основании косвенных сведений из мужских писем восстановить ответную (женскую) реакцию относительно деликатной материи. Так, на первый план выходят сюжеты интерпретационного характера. Тажидинова касается тем супружеской верности, страха перед инвалидностью, стратегий выживания на передовой и др. Она уверена в том, что «взаимная моральная поддержка советских людей в годы войны была одним из факторов Победы» [61] .
61
См. также: Герои терпения. Великая Отечественная война в источниках личного происхождения / ред. – сост. И. Г. Тажидинова. Краснодар, 2010. С. 7–8.
В 1944 г. советская власть проявила неожиданную инициативу – восстановила советскую индустрию моды. Тогда был основан Московский Дом моделей одежды. Это казалось невероятным в условиях продолжавшихся ожесточенных боев, настоятельной необходимости экономить на всем, засилия униформы. Как замечает Сергей В. Журавлев, казалось бы, моду и войну трудно представить вместе. Но мода была «своего рода лекарством от ран, нанесенных войной». Советская власть решила, что «возрождение» моды может стать тонким «инструментом культурной пропаганды», провозвестником постепенного возвращения к нормальной жизни – по крайней мере в городах – и долгожданной радости мира.
В тылу каждый день важно было выжить.
Но главное действующее лицо сборника – советское государство. Оно поднимало людей на защиту родины [62] . О его центральной роли свидетельствуют государственные акты, декреты, резолюции. Опираясь на них, мы показываем механизмы принуждения и убеждения – формальные и неформальные, с помощью которых государство мобилизовало тыл в годы войны с большим или меньшим успехом. Наши статьи рассказывают не только о вкладе миллионов советских людей в военную экономику, в их отношения с государством. Но и о том, как простые люди выживали в это тяжелейшее время, как действовали, что запомнили о войне. Иногда мы можем уловить отношение людей к своему государству и даже что-то попытаться понять в их жизни в те годы. Однако, учитывая преобладание официальных источников, проникнуть во внутренний мир советских граждан того времени остается исследовательской проблемой. Мы напоминаем о многообразии и сложности тогдашней жизни. Ее нельзя свести к героизму, патриотизму, единению фронта и тыла. Да, без сомнения, все они характеризуют жизнь советского тыла в годы войны, но всей палитры красок ткани этой жизни они описать не могут. К тому же авторы сборника не во всем согласны друг с другом. И все же составители принципиально сохранили полифонию мнений и оценок, необязательно разделяя какие-то из них. Собранные вместе в представленной вашему вниманию книге, наши статьи, надеемся, обогатят знания о военной повседневности советского тыла. И помогут понять, за счет чего Советский Союз одержал победу в войне над казавшимся непобедимым врагом.
62
Сомов В. А. Потому что была война. С. 125, 229–230.
Спасая следующее поколение. Питание, здоровье и смертность среди грудных и маленьких детей в советском тылу в годы Второй мировой войны [63]
Дональд Фильцер
Первый год войны: кризис смертности и загадка выживания детей
В данной статье рассмотрены проблемы питания и выживания грудных и маленьких детей в советском тылу. Советские дети всех возрастов страдали от острой нехватки питания на протяжении всей войны, но обеспечение питанием и попечение детей старшего возраста требуют отдельного изучения.
63
Эта статья является частью более масштабного исследовательского проекта «Health, Disease, and Mortality on the Soviet Home Front During World War II», спонсированного Research Leave Fellowship в рамках программы Wellcome Trust, грант № WT087202MA.
Первые двенадцать месяцев войны создали губительную ситуацию для детей, прежде всего эвакуированных с линии фронта и несколько позднее – из Ленинграда. Эвакуация стала причиной ужасного стечения обстоятельств, которые угрожали здоровью детей, особенно маленьких. Даже до войны в РСФСР был самый высокий коэффициент младенческой смертности среди всех стран Европы: в течение пяти лет, с 1936 по 1940 г., в РСФСР он составлял в среднем 193 ребенка в возрасте до одного года на 1000 новорожденных, то есть практически каждый пятый младенец не доживал до одного года. Этот показатель был в 5,2 раза выше коэффициента младенческой смертности в Нидерландах; в 3,5 раза выше, чем в Англии и Уэльсе; в 3,2 раза выше, чем в Дании, и на 44 % выше, чем в Венгрии (стране со вторым худшим показателем младенческой смертности в Европе). Высокая детская смертность объясняется, по большей части, тремя основными причинами: пневмонией [64] , желудочно-кишечными инфекциями (которые являлись результатом фекального загрязнения пищи) и отсутствием нормальных условий жизнеобеспечения для новорожденных, которые могли бы позволить им расти здоровыми в течение первых месяцев жизни [65] . Когда вследствие немецкого вторжения Советский Союз начал массовую эвакуацию гражданского населения в тыл, риски для младенцев и детей резко возросли: длительные переезды в битком набитых вагонах, дефицит медицинского наблюдения и невозможность поддержания элементарной личной и общественной гигиены создали идеальные условия для быстрого распространения инфекций и передающейся фекальным путем диареи. Нехватка питания в пути осложняла молодым матерям дальнейшее кормление грудью. Альтернативы грудному молоку были в то время практически недоступны, а если и имелись, то приготовить их в тех санитарно-гигиенических условиях было сложно, если вообще возможно. Младенцы начинали голодать, у них появлялась диарея, и оба этих фактора, взаимодействуя, создавали ситуацию, которая часто заканчивалась смертью ребенка. Для тех же, кто выжил во время эвакуации и достиг пункта назначения, правда, уже больным и ослабленным, условия в новых домах – переполненных бараках и землянках, в отсутствие канализации и при нехватке питания – существенно уменьшали шансы на выздоровление. Многие из новоприбывших детей умерли. Кого-то после забрала эпидемия кори, вспыхнувшая в конце 1941 г. и распространившаяся с запада на восток по железнодорожным путям вместе с людьми, эвакуированными в Центральную Россию, на Урал и дальше в тыл [66] . Трагедия достигла пика в начале-середине 1942 г., во время эвакуации детей из Ленинграда: многие из них, уже истощенные и серьезно больные, умерли во время переезда [67] .
64
До эпохи антибиотиков детская пневмония была частым осложнением почти любого заболевания верхних дыхательных путей, будь то обычная простуда или более серьезная детская воздушно-капельная инфекция – корь, дифтерия, коклюш и скарлатина.
65
Filtzer D. The Hazards of Urban Life in Late Stalinist Russia: Health, Hygiene, and Living Standards, 1943–1953. Cambridge: Cambridge University Press, 2010. P. 257–260.
66
О кори см.: Додонова О. Н. Корь в СССР, 1930–1943 годы: дис… канд. мед. наук. М., 1945.
67
Одна из групп детей ясельного возраста из Ленинграда, эвакуированная в Челябинскую область, «потеряла» во время переезда 39 из 183 детей. Это вряд ли удивительно, учитывая ужасное состояние их здоровья по отбытии из Ленинграда, а также тот факт, что путешествие на восток заняло три месяца. Московский дом ребенка по дороге в эвакуацию в Челябинск потерял умершими 62 ребенка; правда, источник не указывает процента смертности (ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 539. Л. 3 об. – 5). Те, кто выживал в таких поездках, добирались до пункта назначения совершенно больными.
Многие со временем поправились, но, как показывают ниже данные о младенческой смертности, кто-то и не выжил.